маршрут, думай, помни, что времени почти нет. К рассвету необходимо выдвинуться в намеченный для атаки квадрат. Немцы уже сутки, как вывозят технику, а значит, следом по железке пойдет живая сила, там семь дивизий солдат! Сотни тысяч, и мы сможем перекрыть этот поток и уничтожить! Надо использовать отступление противника, чтобы одержать вверх на этом участке фронта, понимаешь, Алексей?
Соколов кивнул:
– Так точно, задачу понял, товарищ генерал!
Ему было приятно, что тот делится мыслями и вот так по-простому, без высокомерия, объясняет не просто боевую задачу, а последствия ее выполнения, чтобы командир и его отряд понимали всю важность своего задания. Подробно объяснил каждую деталь, приготовил карту, провожатых, даже самолет в сопровождение дал. С таким командиром можно быть уверенным, что все обойдется без ошибок. У Соколова сразу появилось вдохновение – он выполнит задачу, чего бы это ни стоило, ведь от ее выполнения зависят сотни человеческих жизней и продолжение наступления армии Ленинградского фронта. Лозин всмотрелся в лицо парня: слишком молодой, даже не верится, что Грозин рассказывал о большом опыте ротного командира танкового отделения. Придется поверить и довериться этому высокому худощавому лейтенанту, не зря же он в таком возрасте уже ротой командует.
– Сейчас с дежурным офицером пройдешь к месту расположения отряда, командира зовут Андрей Кондратюк. Передохнешь, пока твои танкисты сюда прибудут, связисты уже отбили срочную депешу. Утром – сразу на марш. Пока проложи маршрут до станции. – Лозин секунду помолчал. – Будет тяжело, Алексей! Но я верю, ты справишься.
– Я тоже верю, остановим немцев, товарищ генерал! – пообещал Соколов.
В черных тенях от свечей на лице Лозина мелькнуло довольное выражение: не зря он послушал Грозина, отличного командира заполучил к себе в армию!
* * *
Небо становилось серым на глазах, разливаясь серыми и розовыми полосами по горизонту. Перед Соколовым стоял его новый отряд: только прибывшие «тридцатьчетверки» с еще сонными после перегона танкистами и вытянувшиеся в струнку стрелки. Разнокалиберный отряд из партизан и добровольцев даже не был толком обмундирован, некоторые совсем неуверенно держали винтовки, не зная куда пристроить широкое ложе. Сейчас это было Соколову не важно, он поговорил с командиром отряда, бывшим партизаном, Кондратюком, и в его голове сложился четкий план. Бывший инспектор местного лесного хозяйства Кондратюк еще с двумя товарищами пойдут впереди на лыжах в качестве разведки, за ним – два танка со стрелками на борту. По лесу придется двигаться медленнее из-за топей, которые «тридцатьчетверки» будут проходить после промерки уже без живого груза. Дальше через аэродромную площадку, откуда стартует «тушка» до первого опорного пункта немцев с грузом взрывчатки, потом необходимо преодолеть еще две линии заграждений из дотов и минных полей до полотна железной дороги. Не зря так беспокоился генерал, местность вся в оборонительных сооружениях под зоркой охраной немцев, чем ближе к станции, тем больше живой силы и техники. На перегоне в восьми километрах от Крестцов меньше охраны и заграждений, там будет проще прорваться к полотну.
Вместо дежурных фраз и доклада Соколов обвел дрожащих от крепкого мороза людей взглядом и спросил:
– Готовы, товарищи? Пора выдвигаться, тройка лыжников впереди, остальные рассаживаются по бортам Т-34. От двигателя будет немного теплее. Ребята, выдайте брезент, чтобы накрыться.
Бойцы принялись рассаживаться на корпусе машины, громыхая ружьями. Они жались друг к другу словно замерзшие воробьи на ветке, пытаясь сохранить стремительно утекающее тепло. Соколов накинул на согнутые спины кусок брезента, ему было совестно, что пожилые люди мерзнут, в то время как он едет в теплом танке. Когда машины тронулись, раздались радостные возгласы:
– Тесновато, зато греет!
– Ох, первый раз меня на танке катают!
Правда, уже через полчаса смех и разговоры смолкли, как только бронированные машины прошли в лес. Спустя десять минут всем ездокам пришлось слезать с бортов, чтобы облегчить ход Т-34, и передвигаться дальше на лыжах. Под сугробами то и дело показывались влажные проталины, пружинил торф, поэтому водителям «тридцатьчетверок» приходилось идти рывками – то разгоняясь на высоких оборотах почти с места, чтобы проскочить топкую жижу, то ползти, выкарабкиваясь из завалов сломанных веток и мха. Лыжникам тоже доставалось: они растаскивали в стороны крупные стволы, мокли в сырых снежных кучах, чтобы промерять жердями глубину топи. Отряд двигался тяжело и мучительно, с каждым километром выбиваясь все больше из сил. Сырая одежда на морозе обжигала кожу, а хлюпающие под ногами топи все не кончались. Над головой, почти касаясь брюхами макушек сосен, гудели вражеские «юнкерсы». От их воя тело сжималось в первобытном страхе, хотелось броситься в мох и слиться с лесом, стать невидимым для грозных металлических птиц. Только даже минуты отдыха не давали они себе – пробирались через заросли, обдираясь до крови о сучья, хлюпая сырыми валенками по бесконечной болотной вязи. Вместе с людьми казалось, что и «тэшки» совсем обессилили, надсадно завывая от бесконечных рывков: «вперед», «вбок», «выше обороты», «ниже скорость»!
Наконец деревья расступились, подпиленные стволы образовали коридор из крон, через который можно было идти без каторжных усилий. Короткий проход привел их к пятачку лесного аэродрома, где поначалу Соколов замер в удивлении. Вся полянка была усеяна обугленными деревянными фигурами корпусов самолетов. Кондратюк в десяти метрах от танков махнул лыжной палкой:
– По краю поля проходите, это манекены для маскировки. Немцы каждую неделю бомбят аэродром, а наши потом новые макеты из деревьев мастерят! Это я придумал, мы завсегда на охоте так же селезней на искусственную утку приманивали. Сейчас по взлетной полосе будет два километра сухой дороги.
Следом за лыжниками «тридцатьчетверки» помчались по неширокой полосе, усыпанной гравием под слоем снега для места посадки и взлета самолетов. Стрелки вцепились в скобы на корпусе танка, чтобы не разлететься в стороны от сильной тряски. Соколов про себя отсчитывал каждый метр опасной трассы, над которой в любую минуту мог пройти «юнкерс» и заметить танки, направляющиеся все ближе и ближе к границе с «рамушевским коридором». Аэродром остался позади, мелькнула гряда деревьев, командир выкрикнул в ТПУ:
– Короткая!
Танки замедлили ход перед очередной трясиной, скрытой тонким покрывалом снега. Лыжники выстроились в цепочку, пошли в обход по слою торфа, выписывая зигзаги между кочками. «Тэшки» с ревом рванули на высоких оборотах вскользь по жидкой грязи, чтобы проскочить вязкое место. На перешейке Соколов свесился из люка:
– Сколько еще до первого пункта? По карте я вижу, что пара километров осталась.
– Это по прямой, – откликнулся Кондратюк. – Но нам по лесной дороге не пройти, слишком шумные машины. Придется опять через болота крюк давать, выйдем с правого фланга поста. Только надо на средней скорости идти, чтобы не увязнуть в жиже. Топь с кочками, сухая, пружинистая, машину выдержит. Там деревенские трактора с лесом и торфом груженные гоняли. Одно плохо, кусты реденькие и деревьев почти нет, укрыться негде будет.
– Тогда перед проходом сделаем остановку, надо рекогносцировку провести, раз придется вести огонь на ходу.
С каждым метром становилось все тише, раздавалось только мерное гудение двигателей, да шорох лыж по снежному покрову, а люди напряженно молчали – рядом, уже совсем рядом немецкий пост на железнодорожном перегоне. Кондратюк замер перед подъемом небольшой опушки, ткнул палкой вверх:
– Ну все, за вот этим улесьем торфяник прямиком до железки идет. На переезде два пути и стрелочный перевод.
Соколов легко спрыгнул с борта «семерки»:
– Давайте лыжи и проводника, осмотрю местность, чтобы наметить план атаки.
Кондратюк неуверенно пожал плечами:
– Берите мои лыжи. А проводника, ну… Вот Саня, все вязи наизусть знает…
Из толпы стрелков выкатилась вперед тонкая фигурка в огромной ушанке и такой же не по размеру дохе, подпоясанной бечевкой. Алексей натянул и закрепил лыжи, кивнул своему проводнику – готово, показывай. И они синхронно заскользили вверх к холмику опушки. Возле редких деревьев невысокий лыжник остановился, молча махнул палкой в кочки. Алексей ускорил широкий лыжный шаг и внезапно получил удар палкой по спине. Несильный, но ощутимый, от неожиданности он присел, с удивлением повернулся к проводнику – что случилось? Тот продолжал бессловесно показывать на что-то впереди у края болотистой поляны. Соколов прижал к лицу бинокль и наконец рассмотрел, что их остановило. То, что он поначалу принял за кочки, оказалось дисками мин – болото словно россыпью бородавок было покрыто минами, возле каждого бугорка или торчащего куста немцы установили заряды. Алексей не выдержал
