Твой отец.
Размашистая, сделанная чернилами подпись Уайнанта находилась под словами «твой отец».
Гилд ждал, пока я скажу что-нибудь. Я ждал, пока что-нибудь скажет он. Через несколько минут такого молчания лейтенант спросил Гилберта:
– А он звонил?
– Нет, сэр.
– Откуда ты знаешь, – спросил я. – Разве ты не велел телефонистке ни с кем ваш номер не соединять?
– Я... да, велел. Поскольку вы были там, я боялся, что, если он позвонит, вы узнаете, кто это; отец же, как мне подумалось, мог просто передать мне что-нибудь через телефонистку, однако, он так и не позвонил.
– Значит, ты не виделся с ним?
– Нет.
– И он не сообщал тебе, кто убил Джулию Вулф?
– Нет.
– И ты солгал Дороти?
Он опустил голову, уставился в пол и кивнул головой.
– Я... Это... Наверное, я на самом деле сказал так из ревности. – Он посмотрел на меня; теперь лицо его было пунцовым. – Понимаете, раньше Дороти, глядя на меня, полагала, будто практически обо всем я знаю больше, нежели все остальные, и она, видите ли, обращалась ко мне, если хотела узнать что-либо, и всегда поступала так, как я ей говорил, а потом, когда она стала часто видеться с вами, все изменилось. Она уже смотрела снизу вверх на вас и уважала вас больше... то есть, это вполне естественно, и было бы глупо с ее стороны так не делать, поскольку здесь никакого сравнения и быть не может, но я... я, наверное, ревновал и осуждал... ну, не то чтобы осуждал – ведь я и сам смотрел на вас снизу вверх, – однако, мне хотелось как-нибудь вновь произвести на нее впечатление – вы, пожалуй, назовете это бравадой, – и, получив письмо отца, я соврал, будто регулярно встречаюсь с ним, и будто он рассказал мне о том, кто совершил эти убийства, так как я надеялся, что она подумает, будто мне известно то, чего не знаете даже вы. – Гилберт, словно выбившись из сил, остановился и вытер лицо носовым платком.
Мне снова удалось одержать верх в молчаливом поединке с Гилдом, и он, наконец, произнес:
– Ну что ж, по-моему, ничего такого страшного ты не натворил, сынок, если только ты уверен, что не утаиваешь какие-нибудь факты, о которых нам следует знать.
Мальчик покачал головой.
– Нет, сэр, я ничего не утаиваю.
– А тебе ничего не известно о цепочке и ножике, которые твоя мать передала нам?
– Нет, сэр, я и узнал-то о них только после того, как мама вам их отдала.
– Как она себя чувствует? – спросил я.
– О, с ней все в порядке, по-моему, правда, она сказала, что сегодня не будет вставать с постели.
Глаза Гилда сузились.
– А что с ней случилось?
– Истерика, – сказал я ему. – Они вчера поссорились с дочерью, и Мими сорвалась.
– Поссорились на почве чего?
– Кто их знает – обычная ссора между женщинами из-за сущих пустяков.
– Хм-м-м, – протянул Гилд и почесал подбородок.
– Флинт сказал правду о том, что у тебя не было возможности отыскать тот документ? – спросил я у Гилберта.
– Да. Я не успел даже дверь закрыть, как он на меня набросился.
– Гениальные детективы со мной работают, – проворчал Гилд. – А он не кричал: «Ату его!», когда на тебя бросился? Ну да ладно. Что ж, сынок, я могу сделать две вещи, и на которой из них остановлюсь, зависит только от тебя. Я могу задержать тебя на некоторое время, а могу и отпустить в обмен на обещание, что, если отец с тобой свяжется, ты тут же дашь мне знать, и расскажешь, о чем он будет с тобой говорить и где назначит встречу.
Я заговорил прежде, чем Гилберт успел открыть рот:
– Вы не можете этого от него требовать, Гилд. Речь ведь идет о его родном отце.
– Не могу, вот как? – Нахмурившись, он посмотрел на меня. – А разве это не в интересах его отца, если он действительно невиновен?
Я ничего не ответил.
Постепенно лицо Гилда просветлело.
– Ну ладно, сынок, тогда, предположим, я возьму с тебя слово. Если твой отец или кто-нибудь еще попросит тебя что-либо сделать, ты скажешь им, что не можешь, поскольку дал мне честное слово?
– Вот это звучит разумно, – сказал я.
– Да, сэр, даю вам слово, – ответил Гилберт.
Гилд сделал широкий жест рукой.
– О'кей. Ну, тогда беги.
Мальчик встал и сказал:
– Большое вам спасибо, сэр. – Он повернулся ко мне. – Вы не собираетесь сегодня...
– Подожди меня на улице, – сказал я, – если не спешишь.
– Я подожду. До свидания, лейтенант Гилд, и еще раз спасибо. – Гилберт вышел.
Гилд схватил телефонную трубку и приказал немедленно найти книгу «Хорошие манеры» и принести ее к нему вместе со всем содержимым. Сделав это, он заложил руки за голову и принялся покачиваться на стуле.
– Итак?
– Кто его знает, – сказал я.
– Послушайте, неужели вы до сих пор полагаете, что это сделал не Уайнант?
– Какая разница, что я там полагаю? Вместе с показаниями Мими у вас против него много улик.
– Разница довольно большая, – заверил он меня. – Мне бы очень хотелось знать, что вы думаете и почему вы так думаете.
– Моя жена считает, что он кого-то покрывает.
– Вот как? Хм-м-м. Я никогда не относился к числу тех, кто приуменьшает значение женской интуиции, а миссис Чарльз, если вы позволите мне так выразиться, чрезвычайно умная женщина. А кого, по ее мнению, Уайнант покрывает?
– Когда я в последний раз с ней разговаривал, она еще не решила.
Гилд вздохнул.
– Что ж, вероятно, тот документ, за которым он послал парнишку, что-нибудь да прояснит.
Однако документ ничего не прояснил: людям Гилда в квартире убитой женщины так и не удалось найти ни его, ни экземпляра «Хороших манер».
Гилд опять вызвал рыжего Флинта и принялся с пристрастием его допрашивать. Рыжий полицейский обильно потел, потеряв фунтов десять веса, однако, продолжал утверждать, что у Гилберта не было возможности ни к чему в квартире прикоснуться, и что за время его, Флинта, дежурства из комнаты не могла пропасть ни одна пылинка. Он не помнил, чтобы ему на глаза попадалась книга под названием «Хорошие манеры», но он и не относился к числу людей, которые обычно запоминают книжные названия. Флинт изо всех сил старался помочь и выдвигал идиотские предположения до тех пор, пока Гилд не прогнал его прочь.
– Парнишка, по-видимому, ждет меня на улице, – сказал я, – на случай, если вы считаете, что дальнейшая беседа с ним может быть полезной.
– А вы как считаете?
– Вряд ли.
– Ну, тогда ладно. И все же, черт возьми, кто-то забрал эту книгу, и я переверну...
– Почему? – спросил я.
– Что – «почему»?
– Почему вы уверены, что она была там, и что кто-то непременно ее забрал?
Гилд почесал подбородок.
– Что вы хотите этим сказать?
– Уайнант не пришел на встречу с Маколэем в «Плазе» в день убийства, не совершал самоубийства в Аллентауне, он пишет, что получил от Джулии Вулф только тысячу долларов, когда мы думаем, что он должен получить пять тысяч, он сообщает, будто они с ней были лишь друзьями, когда мы считаем, что они были любовниками, он слишком часто нас разочаровывает, и потому мне трудно верить ему на слово.
– Факт тот, что я бы его скорее понял, – сказал Гилд, – если бы он либо явился к нам, либо пустился в бега. А то, что он, внося сумятицу в дело, появляется то здесь, то там, не укладывается ни в какие рамки.
– Вы наблюдаете за его мастерской?
– Мы вроде как присматриваем за ней. А что?
– Не знаю, – честно признался я. – Просто он указал нам на массу вещей, которые никуда нас не привели. Может, нам следует обратить внимание на те вещи, о которых он ничего не говорит, а мастерская – одна из таких вещей.
– Хм-м-м, – произнес Гилд.
– Оставляю вас наедине с этой блестящей идеей, – сказал я и надел пальто и шляпу. – Предположим, мне нужно будет связаться с вами поздно вечером: каким образом я смогу это сделать?
Он дал мне свой номер телефона, мы пожали друг другу руки, и я ушел.
Гилберт Уайнант ждал меня в коридоре. Никто из нас не проронил ни слова, пока мы не сели в такси. Затем он спросил:
– Лейтенант думает, что я говорил правду, не так ли?
– Конечно. А разве это не так?
– О, так, однако, люди не всегда тебе верят. Вы ничего не скажете маме о том, что произошло?
– Нет, если только ты сам меня не попросишь.
– Спасибо, – сказал он. – Как вы думаете, где перед молодым человеком открывается больше возможностей: на востоке или на западе?
Отвечая, я представил себе, как Гилберт работает на лисьей ферме у Гилда.
– Сейчас трудно сказать. Хочешь поехать на запад?
– Не знаю. Мне бы хотелось чем-нибудь заняться. – Он принялся возиться со своим галстуком.
Следующие пару кварталов мы проехали в молчании.
Затем Гилберт сказал:
– Мне бы хотелось задать вам еще один странный вопрос: что вы думаете обо мне? – Похоже, он задал этот вопрос еще более серьезно, чем несколько дней тому назад Элис Куинн.
– Ты совершенно нормальный, – ответил я ему, – и в то же время совершенно ненормальный.
