Бывшего своего одноклассника я нашел в ванной.
Он висел на шелковом бельевом шнуре, привязанном к трубе под потолком. Никаких следов насилия ни на его руках, ни на лице я не увидел.
Наружный осмотр трупа на месте его обнаружения производит следователь в присутствии понятых и с участием врача; так как я ни к какой из этих категорий не относился, то пришлось довольствоваться запиской на листке из школьной тетради:
В МОЕЙ СМЕРТИ ПРОШУ НИКОГО НЕ ВИНИТЬ. ВО ВСЕМ ВИНОВАТ Я САМ. БОЛЬШЕ ТАК ЖИТЬ НЕ МОГУ. 16.06.96 г. 23.00. А. КИФАРСКИЙ
Если записку писал действительно Кифа, то он поступил как истинный профессионал, указав дату и время смерти и тем облегчив работу коллегам. На столе стояла единственная пустая бутылка из-под коньяка и один стакан. Я знал, что Кифа может выпить гораздо больше. И по почерку — ровному, школярскому, — и по уборке, которую он произвел в квартире перед тем, как наложить на себя руки, можно было заключить, что сделал он это сознательно.
Была ли и моя вина в случившемся? Наверно. В том, что я не попытался вызвать его на разговор, не нашел времени посидеть с ним за одним столом после стольких лет разлуки и поговорить с ним по-человечески.
Он сам себе вынес приговор, устав жить в страхе. В этом были нерастраченные остатки его достоинства.
Стерев с дерматиновой обивки отпечаток каблука, я обернул ручку носовым платком, запер квартиру на уцелевшую защелку нижнего замка и спустился вниз.
— Пойдем, — кивнул Ивану, выходя на улицу.
Если это все же убийство и время, указанное в записке, совпадет со временем, которое установит медэкспертиза, то у четверых человек как минимум есть алиби: у Шороха, Дяди Вити, охранника с чеченским «борзом» и Жигарина. Есть оно и у меня, но не думаю, чтобы кто-то из этих четверых захотел подтвердить его добровольно.
Я набрал номер дежурного Монастырского ОВД.
— Дежурный! Пошлите опергруппу в Корабельный переулок, тридцать шесть, квартира двенадцать. Хозяин обнаружен мертвым, есть признаки суицида… — Дожидаться вопроса, кто звонит, я не стал: для кого-то я уже подлетал к Москве. — Поехали в «Золотую розу», Ваня. Теперь без Сумарокова мы не разберемся.
Я исходил из фактов, которые были изложены в повинной Галиматдинова, и из флакона, обнаруженного в сумочке проститутки Порошиной. На мысль о том, что Володю могут держать в том же «розарии», где держали директора магазина «Мода», меня невольно навел сам Дядя Витя, ограничив время моего пребывания в Градинске полднем: Галиматди-нов говорил, что человек больше суток концентрации масличных паров не выдерживает.
Показались коттеджи центральной усадьбы хозяйства.
— Ты дом Ардатовых помнишь? — спросил я у Ивана.
— Помню, я туда Сумарокова возил, когда он хотел у хозяина показания против Забарова взять. Но тот ничего не подписал. Смурной мужик. Вон его крыша под нержавейкой!
Мы подъехали к воротам.
— Посиди здесь, Иван. Ружьецо далеко не прячь.
Я позвонил. Во двор вышла черноволосая смуглая женщина с маленькими смуглыми глазками.
— Здравствуйте. УВД, майор Вениаминов. Хозяин дома? Она глянула на удостоверение, впустила меня во двор.
— Дома, где ему быть-то…
Первым, кого я встретил в доме, был сын Ардатовых Валерий. Видимо, он решил, что я пришел его арестовывать, — побледнел, задрожал вдруг, как осиновый лист, и вот-вот готов был хлопнуться в обморок. Без крэка стрелять из газового пистолета он бы не осмелился.
Я сделал вид, что не заметил его присутствия.
Ардатов-старший только что встал, заспанный и всклокоченный стоял посреди комнаты и смотрел на меня исподлобья, в отличие от сына без испуга, а напротив, агрессивно.
— Помните меня, Василий Семенович? — спросил я, усевшись на стул без приглашения. Он наморщил лоб. — Я майор Вениаминов. Между прочим, спас вас с братом от вымогателей в ночь на седьмое августа.
— Помню, — проговорил он без тени эмоций. — Чем могу?
— Присядьте… Какая у вас машина, Василий Семенович?
— «Волга».
— А еще?
— Ну, «фолькс» еще.
— Можно мне на него взглянуть?
Он вздохнул, медленно переобулся и, прихватив с гвоздя ключи, молча вышел во двор. Гараж Ардатовых размещался в левом крыле дома, напротив ворот, и был рассчитан на два автомобиля. Между тем в нем находилась только «волга» — место «фолькса» пустовало.
— Где… он? — Ардатова зазнобило.
— Пройдемте в мою машину, Василий Семенович. Я вам все объясню.
— Никуда я не пойду!
— Пойдете. Сейчас — добровольно, через час — по ордеру.
— А за что вы меня…
— За незаконное изготовление, приобретение, хранение и сбыт наркотических средств.
— А дока…
— Это не все!.. Еще — за склонение к потреблению наркотиков.
— Кого это я склонял?! — взревел Ардатов.
— Собственного сына. — Не давая ему опомниться, я вынул из кармана коробку с крэком. — Это разве не вы ему дали?
Самообладанию его можно было позавидовать.
— На понт берете? Не выйдет! Это духи.
— Вы уверены?
— На все сто!
— И сын ваш, значит, наркотики не употребляет? — Нет!
— Пригласите его, пожалуйста, сюда.
— Валерка!.. — Никто не откликнулся. — Муся, Валерку позови!
Жена Ардатова вышла на крыльцо.
— Нет его, убежал куда-то.
— Как это убежал? — спросил я. — Он только что был дома. Что за игрушки, Василий Семенович? У меня нет времени!
— У меня тоже нет времени лясы тут с вами точить. Есть ордер — обыскивайте, арестовывайте. Нет — проваливайте, нечего вам тут делать. Это, между прочим, частные владения.
— Разрешите позвонить? — Не дожидаясь разрешения, я направился в дом, снял трубку. Отвинтив крышку микрофона, быстро переломил проводок, не повредив при этом виниловой оболочки. — Ардатов… Василий Семенович… Да, товарищ прокурор, тот самый… Да!.. По подозрению в «двести двадцать четвертой», — громко продиктовал я в трубку, услыхав шаги хозяина за дверью. — Да, пока только на обыск, сейчас, немедленно!.. Хорошо, через полчаса буду у вас. — Я вышел в прихожую. — Просьба никуда не отлучаться, — бросил на ходу хозяевам и вышел за дверь.
У калитки меня настиг протяжный женский вой: «Говорила я тебе, ирод!.. Сколько раз говорила…»
— Сделай вид, что мы уезжаем, — приказал я Ордынскому.
Мы доехали до ближайшего поворота, развернулись и стали за высоким каменным забором, ограждавшим площадку с сельхозтехникой: отсюда был виден дом Ардатовых.
Я набрал номер Никитича.
— Слушаю, Гуляев, — отозвался Никитич.
— Здравствуй, Никитич. Игорь Вениаминов беспокоит. ЧП у меня.
— Знаю. Женя мне звонила. Что у тебя телефон в номере молчит?
— Прострелили его, вот и молчит.
— Ого! Ты где?
— Для всех — в Москве, для тебя — в чистом поле, один и почти без оружия.
— Говори, куда ехать.
— Масличное хозяйство «Золотая роза». Слева от трассы лесопосадка перед поворотом на центральную усадьбу. Я тебя встречу.
— Через тридцать минут, старик. Держись. Я отдал телефон Ивану.
— Значит, так, Ваня. Сейчас Ардатов рванет в город. Скорее всего поедет к брату в «Сфинкс». Может, там, а может, на Майкопской у Кудряшова они начнут собираться. Я его хорошо напугал. Твое дело — следить за ними и ни во что не вмешиваться. Ровно через час позвонишь дежурному ГУВД, пришлешь РУОП, ОМОН, «скорую» на всякий случай. Если твои подопечные начнут разъезжаться в разные стороны — паси красный «мерседес» Кудряшова, но чтобы тебя не засекли. Иначе все провалишь.
— Вон он выползает, товарищ майор!
Из ворот усадьбы Ардатовых выехала «волга» и повернула в нашу сторону. Мы пропустили ее, и я вышел. Ружье и патронташ забрал себе, «наган» отдал Ивану — не оставлять же его совсем без оружия.
Никитич явился не запылился на… «урале» с кузовом, крытым брезентом. Я вышел ему навстречу, занял место в кабине.
— Хороший инструмент, — оценил Никитич двухстволку. — Говно мешать. Рассказывай!
Я постарался быть кратким, но все равно на рассказ событий с момента исчезновения Сумарокова ушло пять минут.
— Он отправил меня за Коноплевым, а сам сел к нему в машину — что ему еще оставалось делать? Коноплев Володю вырубил, забрал ключи и бросил Кифарскому, тот прошел в приемную, передал ключи Васину и ждал его в дежурке. Кабинет Володин за углом на втором этаже, из приемной не просматривается. Он — Васин то есть — открыл кабинет, забрал из сейфа дело, а потом спокойно вышел — пропуск на него был заказан. Проверить, действительно ли его вызывал Яковенко, ничего не стоит, поэтому они все продумали.
— Думаешь, Яковенко с ними заодно?
— Думаю, он один из них. Я еще на «Киднеппинге» об этом подумал. Завьялов с ними связываться не стал, ушел в отпуск. А может, они и его подкормили.
