— Дурак ты, Костик. И дуростью своей уже меня достал. Все. В полночь. До встречи.
— Пока, — обескураженно начал говорить Костик, но Железяка уже бросил трубку на аппарат и с удовольствием потянулся. Времени до полночи было еще хоть пруд пруди, писаниной заниматься не хотелось, а желудок давал о себе знать.
Но на этот раз дом представлялся менее негостеприимным. Да и в магазин Надо было заглянуть, посмотреть, может, продуктов подкупить, сахара там, рожков, фарша, если он, паче чаяния, есть в этот, уже поздний час.
Когда Железяка подходил к подъезду своего дома, уже отягощенный сумками с тем, на что ушли почти все деньги, и планировал нехитрый ужин, в котором соленые огурчики и картошечка с разварки удачно монтировались с рюмочкой водки и котлетками, любовно слепленными собственными ладошками, ему издалека почудилось, что кто-то за ним следит. Но чувство это так мощно заглушалось зовом желудка, что, блеснув, словно плотвичка бочком на вечерней глади реки, было сметено рябью, потерялось в помехах.
Свою роль в этом минутном досадном небрежении сыграло то, что ничего серьезного он на сегодняшний момент за собой не чуял и слежку, даже если таковая и была, всерьез не принял. С этими казаками-разбойниками он теперь, в зрелом возрасте, сталкивался едва ли не чаще, чем в детстве, и остроту для него эта игра потеряла.
* * *
Человечек в плаще и кепочке, который действительно за Железякой следил, увидев, что тот вошел в свой подъезд, огляделся в поисках телефона-автомата.
С этим добром и раньше было не просто, а теперь-то и вовсе получалась совершеннейшая труба. Однако топтуну повезло: буквально через квартал он заметил облезлую телефонную будку, продуваемую всеми ветрами. Внутри нее висел скромный труженик, на металлическом кожухе которого непогода, вандалы и просто время, которое почти никого не красит, оставили свои царапины и потертости, надписи и пятна грязи.
На удивление инвалид продолжал служить. На месте оказались и диск, и трубка. Вопреки ожиданию трубка могла продемонстрировать гудок. Человечек, все поглядывая себе через плечо на подъезд дома Железяки, набрал номер и, стараясь перекричать уличный шум и помехи, залепетал в трубку:
— Алё, Сема! Это я. Я говорю!
— Да кто это? Ни фига не слыхать. Алё!
— Серый это, Серый! Я это!
— Ну что? Ты откуда звонишь?
— Из автомата я. Он домой ушел.
— Как это — домой? Ну-ка перезвони мне через минут пять… — и в трубке зазвучали короткие гудки.
Серый, пожав плечами, вышел из будки и прошелся по противоположной стороне улицы напротив подъезда Железяки. Тот наблюдал за ним из окна кухни. Он как раз лепил котлетки и забрасывал их на шипящую сковородку, отчего по квартире разливались чарующие запахи и звуки: котлетки шипели в масле и от этого пахли.
«Сущие дети!» — несколько печально подумал Железяка. Он сам регулярно звонил на телефонный узел и за этим автоматом следили особенно. К сожалению, получить санкцию на его постоянное прослушивание Железяке так и не удалось, а заводиться самому не хотелось. Надо было покупать специальный магнитофон, подключаться к линии, тянуть домой воздушку… Словом, мороки слишком много. И главное, что его останавливало, это то, что слушать запись все равно будет некогда: жители микрорайона прознали про такое чудо, как постоянно работающий телефон-автомат, и он почти никогда не пустовал.
Расположен автомат был удачно. Из него хорошо просматривался подъезд дома Железяки, и топтун, если уж был приставлен, непременно разговаривал по нему. Ему как-то не хватало фантазии на то, что сам он тоже виден, как на ладони.
Теперь лейтенант знал, что за ним действительно следили. Значит, все он правильно рассчитал, и Костик больше не боец. Пусть себе уезжает с глаз долой…
Он перевернул котлетки и забросил в кипяток макароны. Близилось заветное.
* * *
Лепчик лихо затормозил на берегу и, заглушив мотор, остался сидеть в машине, ожидая пока вокруг нее улягутся плотные клубы пыли.
Когда пыль рассеялась, из нее показались двое блатных, которые спешили к своему шефу за указаниями. Те не замедлили:
— Кривой! — командовал Лепчик, выковыриваясь из салона. — Машину в гараж поставь…
Он с удовольствием прошелся по травке, потягиваясь и, словно гирю, выжимая пакет с деньгами. Пансионат давно не работал и место это носило все следы запустения: поломаная и поблекшая детская площадка, на которой теперь стоял, дымясь мангал, блочное облезлое здание самого пансионата с наполовину выбитыми, наполовину заколоченными окнами, искореженные местными малолетними хулиганами тенты на пляже…
Территория была замусорена донельзя. Как и в любом в меру одичавшем месте, созерцая, можно было вычленить несколько временных пластов наслоения мусора. Так, наполовину ушедший в землю остов бульдозера очевидно относился еще ко времени строительства пансионата. Он был тут всегда, и долговременность пребывания его в данном месте как-то сгладило шероховатости, примирило эту ржавую корягу с окружающей природой. Кустики курчавились вокруг, травка привольно росла там, где когда-то располагался мотор. В целом бульдозер смотрелся даже и не очень-то чужеродно, вписываясь в ландшафт, как хорошо сработанная скульптура талантливого авангардиста.
От отдыхающих вообще ничего не осталось: их мусор исчез, поглощенный землей. Зато обгорелые руины каких-то складских помещений, относящиеся ко времени, когда пансионат уже стал не по карману комбинату и о нем забыли, возвышались среди молоденькой зелени, а кирпичи и балки, разбросанные по всей территории очень портили вид.
Теперешние жильцы украсили общий фон битыми бутылками, банками из-под пива, обрывками бумаги и окурками.
Лепчик не торопясь вышел на берег. Извилистая тропинка, сквозь кусты черемухи вывела его к пляжу и беседке. Там один из блатных меланхолично накрывал на стол.
— Чего там пожрать есть? — заинтересованно приостановился Лепчик.
— Да ща свининки…
— Достала меня ваша свининка! — неожиданно разъярился Лепчик. — Совсем оборзели! Присосались к подсобке, и только с нее и тянете! Ну-ка быстренько подхватился и погнал на птичку!
Блатной поугрюмел лицом и без всякой надежды на успех пробурчал:
— А может все-таки свининки? Вот она, есть уже, — он неопределенно повел рукой.
— Я сказал, гуся хочу, понял? Нет, ты понял? — Лёпчик приближался к блатному с таким видом, что тот попятился:
— Ну ладно, ладно… Сейчас сгоняю. Машину можно взять?
— Хрен тебе, а не машину, — Лепчик был непримирим. — Ножками побежишь. Машину ему!..
Лепчик продолжал спускаться к берегу, а блатной печально побрел в другую сторону.
К небольшому пирсу была пришвартована красавица яхта. Лепчик в какой-то момент решил жить в пансионате, но там было как-то гулко и страшно. Он тщательно обследовал все помещение и пришел к выводу, что жить там вообще невозможно. Но место ему нравилось, а тут как раз подвернулась яхточка. Близнецам она досталась путем неведомым, но не пострадала ничуть. Плавать на ней никто не умел, и ее поставили пока на прикол у пансионата — в излучине ее никому не было видно.
Большая, комфортабельная, — Лепчик от нее просто тащился — в ней до сих пор присутствовал какой-то отсвет невозможной и прекрасной жизни
Он взошел по сходням и, крикнув:
— Эй, Конь! — спустился в кают-компанию.
Конь — нескладный, с лошадиным лицом детина, — зашел следом.
— Пересчитай и в сейф, — бросил ему мешок с деньгами Лепчик. — Мне никто не звонил?
— Косой звякнул. Проблемы там какие-то. Связаться просил, что ли.
— Ладно, пошел отсюда, — Лепчик плюхнулся в кресло у стола. — И пива мне принеси!
Пока Лепчик набирал номер на сотовом телефоне, Конь обернулся с пивом и поставил перед ним граненый стакан со щербинкой и две баночки. Лепчику удалось приучить своих бойцов к мысли, что он из банок пить не любит. Но, когда Конь вышел, он с удовольствием вскрыл баночку и хлебнул прямо из нее.
— Ты меня искал? — без приветствия спросил он, когда на том конце провода сняли трубку.
— Лепчик! — обрадовался Косой. — Все тебе твой человечек набрехал.
— Ты че несешь?
— Железяка по магазинам прошелся и домой пошел. Так что я своему глухарю велю монатки собирать и отчаливать.
— Я тебе отчалю! Пусть у дома торчит. Там выход один?
— Один.
— Вот пусть от него и не отходит, — но сомнение было посеяно. — Ладно, я сейчас перезвоню.
Он еще глотнул пивка и набрал другой номер.
— Вам кого? — там сразу сняли трубку.
— Краснова попросите.
— Минуточку… — и в сторону, громко:
— Краснов! К телефону!
Наступила недолгая пауза, а потом раздался голос:
— Краснов.
— На работе горишь, Краснов, — заметил Лепчик. — Узнал меня-то?
