В конечном счете придется действовать старым дедовским способом: ловить какого-нибудь хулиганчика из организации и стрясать с него информацию за отпущение его скромненьких грешков. Не один, так второй расколется, будет лично Железякой выпущен в странствия на зарабатывание более серьезного срока, а на подсказанный адресок выедут оперы с ОМОНом, повяжут голубчиков и в кутузку. Железяке нравились эти слова «кутузка», «тюрьма» и он с удовольствием ими пользовался.
Но можно действовать и по-другому. Сразу обратиться к стукачу и спросить просто, без обиняков: кто палаточку потревожил и где их найти? Тот, если на серьезном крючке, информацию даст. Как не дать? Посажают менты в ту же кутузку. А там тоскливо и скучно. Заложит дружков. Тех опять-таки оперы с ОМОНом повяжут, а за доказательствами дело не станет. «Ваша канистра? Нет? А по почкам? Теперь признали? И теперь не признали? Тогда по печени…» Ну, а тут как раз и «пальчики» вернутся, с ними проблемы никакой. Если, конечно, их. А если не их, то всегда можно смухлевать по маленькой. Эти-то дактилоскопию не изучали, а за что там в заполохе хватались и сами не помнят.
Дело-то для них пустяковое. В сущности — хулиганство. Если бы не некоторый политический аспект, их и искать никто не стал бы, на что и рассчитано. Но тут Близнецы ребят подставили. Может, и сами не предполагали, в какую кучу дерьма влезают, но факт налицо.
Железяка выглянул в окно. Там скоропостижно темнело. Чая уже не хотелось, можно было собираться домой, но там как-то одиноко, тоскливо.
«Займусь быстренько павильончиком, в ночи повяжем шкодников, а там и на боковую, — решил Железяка и потянулся к телефону. — Порадую нашу башню пизанскую. Вот ему как маслицем душу смажем. К утру изловим, и ему радость. Мигом про Дикого и стоматолога забудет, станет любить меня и ставить в пример коллегам по работе…»
Он набрал номер:
— Здравствуйте, Константина будьте добры.
— А кто его спрашивает? — насторожился немолодой женский голос в трубке.
— Василий Горчаков, — назвал Железяка условное имя.
— А его нет. Что-нибудь передать?
Железяка давно приметил, что людей успокаивает, когда называют какое-нибудь конкретное имя. Все товарищи по работе и одноклассники выглядят как-то на удивление расплывчато, и недостоверно, вызывают ненужное раздражение и подозрение, столь же лишнее. А назвал имя — и вот пожалте: все в порядке. Не с каким-то абстрактным голосом дело имеешь, а с вполне конкретным человеком.
Пользовался он именами свободно и с удовольствием.
— А когда он будет? — придавая голосу максимум приличных интонаций спросил Железяка. — Или он все-таки дома? Так вы передайте, что Горчаков звонит, он возьмет трубочку…
«Еще как возьмет», — про себя размышлял лейтенант. — Схватит. Оттого что боится зверски.»
И действительно, на том конце провода произошла небольшая заминка, трубку явно зажимали рукой. Железяка успокоился: значит, на самом деле дома. А то звони ему бесконечно, разыскивай. Глядишь, и не успеть к утру к полковнику с подарком…
Наконец в трубке зазвучал голос Костика:
— Василий?
— Ну, — ответил Железяка. — Ты от кого хоронишься-то? От дружков или с девушкой поругался? Можешь, впрочем не отвечать. Нечего маму беспокоить. Это мама подходила?
— Да.
— Ну вот и хорошо. Значит, статья за беспризорность тебе не грозит. Слушай меня внимательно и молчи. Надо мне узнать, кто сегодня потревожил павильончик у пожарной башни. Территория эта ваша, значит, ваши и действовали. Ты сейчас-то ничего сказать не можешь?
— Нет, — промямлил Костик. — Мимо меня шло… А чего это тебя такая мелочевка вдруг зацепила?
— А вот это не твоего ума дело. Знаешь, как мне первая жена говорила: твои друзья — это мои друзья, твои деньги это мои деньги. Мои проблемы — это твои проблемы.
— Это я давно понял.
— Ну, значит, в путь. В полночь встретимся у рынка.
— Ага…
— У рынка, уловил? Где я тебе говорил. — Да помню я, помню…
— Вот и хорошо. И убери из голоса эти недовольные интонации. За тебя же беспокоюсь.
— Ладно, — Костика явно тяготил разговор. — Пока.
— Костик, — не сдавался Железяка. — Слушай, а день рождения у тебя когда?
— Тебе-то что? Ну, в сентябре…
— Хорошо. Подарочек тебе какой-нибудь приготовлю…
— Вот уж этого не надо, — взорвался Костик. — Знаю я ваши подарочки. Самый лучший — телефон мой забудь. А записную книжку потеряй.
. — Эх, Костик, — добродушно проговорил Железяка, прикуривая. — Не ведаешь, о чем просишь. Если все так и случится, то заметут тебя месяца через два и пойдешь ты тянуть непопулярный и, прямо скажем, позорный срок года три. Тебе этого надо?
— Не надо.
— Вот и не возникай.
Тут Железяка что-то услышал каким-то неправильным средним ухом. Чьи-то, почти неразличимые шаги какое-то время назад шли по коридору, но теперь он заметил, что они стихли. Без хлопка двери. Стихли и все. Человек тот просто остановился в коридоре, а зачем?
Железяка попытался припомнить, называл ли он Костика по имени с тех пор, как стихли эти шаги, но не вспомнил.
— Подожди-ка, — сказал он в трубку, а сам плавно выпрастался из-за стола и бесшумно подошел к двери.
За дверью была тишина. Вообще-то в помещении вот так нервничать не стоило, однако Железяка все-таки положил правую руку в карман к пистолету и, распахнув дверь, выглянул в коридор.
Тот был девственно пуст.
Но это Железяку ни в чем не убедило. Он вернулся к телефону:
— Слушай, браток, а у тебя родственники дальние есть? Так, чтобы подальше.
— В Австралии тетка троюродная… А что?
— Нет, это далековато. Ты чего, дитя что ли? Вот, Костик, умом ты не блещешь, да тебе и необязательно. Но о собственной-то шкуре хоть разок побеспокоился?
— Да в чем дело-то? — забеспокоился Костик и начал проявлять наконец неподдельный интерес к разговору. — Ты чего, знаешь чего-нибудь?
— Мне и знать нечего. Но рано или поздно проколешься ты. Либо со мной, либо дружки твои тебя под мокрятень подведут. И тогда уж я тебя покрывать не стану.
Лейтенант сел поудобнее с прозрачным желанием немного с Костиком поболтать. Обычно на это ни времени, ни желания у Железяки не было. Но, в сущности, Костик ему был даже немного симпатичен: большой такой, трусливый… Но не злой. Такие долго в криминальной среде не живут.
— Ты хоть на секундочку думал, куда тебе деваться, если вдруг припечет?
— Ну, думал… — Неуверенно промямлил Костик, хотя ясно было, что врет. — У меня бабушкина сестра…
— Да нет, мне это не интересно, — прервал его Железяка. — От меня ты все равно не спрячешься. Я же многолик, как всякий слуга закона. Я тебя и в Австралии достану, только лицо у меня будет загорелое, форма другая и права твои я тебе прочитаю на чужом языке. А вот от своих качков ты куда помчишь? К бабушке? На недельку? Попишут тебя, дурачок, попишут…
— Да ты чего мне нервы треплешь? — взорвался Костик, но по голосу было слышно, что забоялся он вдруг серьезно. — Чего я делать-то должен?
— Подумать, — менторски изрек лейтенант. — Головой. Тебе, Костик, надо из этого города съезжать. Не торопясь, всем сказать, что к бабке, на недельку. Заболела-де. И не в тот момент, когда земля заполыхает, а заранее.
— Это когда? — спросил вдруг Костик.
Железяка задумался. В сущности, он тут сам себя подставлял. Остаться без осведомителя в близнецовской организации было глупо. У него была еще парочка, но те даже по сравнению с Костиком оказывались глупыми, да и помельче. Однако он знал, что у каждого агента есть свой срок службы, срок годности и за ними — предел.
— Я думаю, что скоро. Близнецы уже наверняка просекли, что кто-то стучит. И начнут они проверять. А когда проверять начнут, долго не протянешь. Рано или поздно — проколешься. Мы с тобой, Костик, — вдруг решил Железяка. — Мы с тобой сегодня в последний раз встречаемся. Жаль, конечно. Но ты жди, глупостей не делай, беды на себя не навлекай. В течение следующей недели кто-нибудь тебе обязательно какую-нибудь лакомую дезуху предложит…
— Почему мне? — вконец испугался Костик.
— Да не тебе… Всем будут что-нибудь подобное случайно сообщать. И ждать. На чью я кляну, тому, значит, не повезло. Так вот, дезуху эту ты мне обязательно сообщи. Сам. Чтобы я от случайности смог тебя прикрыть. Потом выжидаешь Дней десять и как бы в отпуск. К бабке. Пару раз сам оттуда своим позвони. Лепчику тому же. Скажешь, что бабке хуже, задерживаешься… А сам пока спокойненько еще куда-нибудь переезжай, работать устраивайся… И помни мою доброту.
— Ни фига себе добродетель! — возмутился Костик. — Я тут случайно узнаю, что мне не сегодня завтра Тупым ножом начнут горло пилить, а он еще о доброте! Спасибо! Вот спасибо-то!
— Дурак ты, Костик. И дуростью своей уже меня достал. Все. В полночь. До встречи.
