Во всяком случае, эти подонки, переодетые копами, сами убегая после ограбления, свернули на эту улицу и увидели все происходящее. Они увидели, как «кадиллак» сбил старуху, и затем, как она поднимается. Они быстро поняли, что это мошенничество, и решили использовать момент в своих собственных целях. Они получали другой автомобиль, о котором не объявлено, что он украден, а также деньги в придачу. Поэтому они по-настоящему сбили мнимую жертву, убив ее.
— Им не надо было делать это, — сказал Андерсон. — Они и без того могли забрать себе и «кадиллак», и деньги.
— Они поступили так для безопасности. Поскольку мнимая жертва убита на самом деле, никто не пойдет жаловаться в полицию. Они могли использовать «кадиллак» так долго, как хотели, не опасаясь, что их поймают.
— Подлые сукины дети, — пробормотал Андерсон.
— Это и навело нас на мысль, что оба дела связаны между собой, — сказал Могильщик. — В обоих проделках было что-то необычайно порочное и жестокое.
— Но почему они вернули автомобиль в торговое агентство? — полюбопытствовал Андерсон.
— Это был самый безопасный способ отделаться от него, когда он им стал не нужен, — объяснил Эд Гроб. — Имя и адрес продавца были на ярлыке на заднем стекле. Роман и девушка просто не заметили этого.
Андерсон молча сидел некоторое время, размышляя.
— И ты думаешь, что жена не замешана в его проделке с ограблением?
— Ни в коем случае, — сказал Могильщик. — Она его ненавидит.
— Она бы сообщила полиции, если бы знала об этом заранее, — добавил Эд Гроб.
— Она пыталась дать нам подсказку, но мы не поняли ее, — признался Могильщик. — Когда она послала нас в притон Зога Зиглера. Она предполагала, что кто-нибудь там, возможно, знает о плане Каспера, и мы сумеем раскопать это дело без того, чтобы она сама рассказала о нем.
— Но мы сочли, что она выводит нас на Барона, и ошиблись, — сказал Эд Гроб.
— Но в конце концов она помогла вам спасти его, — сказал Андерсон. — Как вы это объясняете?
— Она не хотела, чтобы ее схватили те самые подонки, которые избили и ограбили ее, — сказал Могильщик.
— Кроме того, она, возможно, еще думает, что Каспер — великий человек, — сказал Эд Гроб.
— А он и есть великий человек, — сказал Могильщик. — В соответствии с нашими стандартами.
Андерсон достал трубку из бокового кармана и прочистил ее маленьким перочинным ножиком, высыпав пепел на листок с отчетом. Он набил ее табаком из кожаного кисета и чиркнул спичкой о крышку стола. Когда трубка раскурилась, он сказал:
— Я могу понять, почему Каспер задумал проделку, вроде этой. Он, возможно, даже не предполагал, что причинит кому-нибудь вред. Единственные люди, которые должны были пострадать, это чужаки бандиты. Но почему его жена оказалась замешана в дешевое мошенничество? Она красивая женщина, уважаемая. У нее были сотни возможностей найти любое занятие.
— Черт возьми, причина очевидная, — сказал Эд-Гроб. — Если ты женщина, и у тебя есть муж, который играет с маленькими мальчиками, что ты станешь делать?
Андерсон густо покраснел.
Прошло несколько минут. Никто не промолвил ни слова.
— Кажется, в этой тишине можно услышать, как ворочаются твои собственные мысли, — сказал Эд Гроб.
— Это как во время перемирия, когда прекращается стрельба, — сказал Андерсон.
— Будем надеяться, что нам не доведется пройти через это опять, — сказал Могильщик.
— Как ты думаешь, зачем Каспер вернулся в свой офис, когда теперь уже ясно, что деньги спрятаны не там? — спросил Андерсон.
— Это сложный вопрос, — признал Эд Гроб.
И вновь наступила мертвая тишина.
— Может быть, затем, чтобы сбить с толку людей из агентства Пинкертона, или, возможно, затем, чтобы устроить ловушку грабителям, если они еще в городе. Во всяком случае, дело темное.
— Да, — сказал Могильщик. — Что-то мы упустили.
— Так же, как мы упустили наводку на Зиглера.
Могильщик обернулся и посмотрел на Эда Гроба.
— Да, и может быть, мы упускаем ту же самую вещь.
— Ты знаешь, что это за вещь? — спросил Эд Гроб.
— Да, до меня только что дошло.
— До меня тоже. Я подумал о клике, которая сделала это.
— Да, это так же очевидно, как нос на твоем лице.
— В этом-то вся беда. Это чертовски слишком очевидно.
— О чем вы говорите? — спросил Андерсон.
— Мы расскажем тебе об этом позже, — сказал Эд Гроб.
Проехать по 134-й улице было невозможно.
Могильщик и Эд Гроб оставили «плимут» на Седьмой авеню, которая сохранялась открытой, для движения грузовиков, курсирующих между штатами, и побрели через снег, который доходил им до колен.
Мистер Клей лежал на боку на старой кушетке, покрытой вытертым серым бархатом в комнате, которую он использовал как кабинет. Лицом он повернулся к стене, а спиной — к улице, где падал снег, но не спал.
Стоящая на окне лампа, которую он оставил гореть, тускло освещала комнату.
Это был маленький старый человек с пергаментной кожей, выцветшими карими глазами и длинными, спутанными серыми волосами. По своему обычаю, он был одет в сюртук, брюки в серую и черную полоску и старомодные черные туфли из патентованной кожи с пуговицами и верхом из серой замши. Тесный воротник наглухо застегнут, и черный шелковый «аскот» — галстук с широкими, как у шарфа, концами — удерживается на месте булавкой с серой жемчужиной. Пенсне на длинной черной резинке, прикрепленной к лацкану сюртука, выглядывает из кармана серого двубортного жилета.
Когда Могильщик и Эд Гроб вошли в кабинет, он сказал, не двинувшись:
— Это ты, Маркус?
— Это Эд Джонсон и Диггер Джонс, — сказал Эд Гроб.
Мистер Клей повернулся, спустил ноги на пол и сел. Он водрузил пенсне на нос и посмотрел на них.
— Не стряхивайте снег на пол, — сказал он тонким пронзительным голосом. — Почему вы не почистились снаружи?
— Немного воды не повредит вашей комнате, — прошепелявил Могильщик. — Она поможет смыть эту пыль.
Мистер Клей посмотрел на его перекошенный рот.
— А-а-а, на этот раз кто-то хорошенько поддал тебе, — сказал он.
— Не может же мне всегда везти, — ответил Могильщик.
— У вас здесь так жарко, что вы можете превратиться в мумию, — заметил Эд Гроб.
— Вы пришли сюда не затем, чтобы выражать недовольство моим отоплением, — отрезал мистер Клей.
— Нет, мы пришли осмотреть вещи, принадлежавшие находящемуся здесь покойнику.
— Кому именно?
— Люциусу Ламберту.
Мистер Клей ровным голосом отказал:
— Вы не можете осмотреть их.
— Почему?
— Каспер не хочет, чтобы в них рылись.
— Это Каспер затребован его тело из морга?
— Затребовал родственник, но Каспер оплачивает похороны.
— Это не дает ему никаких законных прав, — сказал Эд Гроб. — Мы возьмем у родственника письменное разрешение. Кто он?
— Я не обязан говорить вам, — брюзгливо пробурчал Клей.
— Нет, но будете обязаны показать нам бумаги, — прошепелявил Могильщик. — Вы не имеете права держать здесь тела без соответствующего оформления документов.
— Что вы хотите сделать с этими вещами?
— Мы просто хотим взглянуть на них. Вы можете пойти с нами, если хотите.
— Я не хочу глядеть на них, я их уже видел. Я пошлю с вами Маркуса, — он повысил голос и позвал: — Маркус!
В комнату вошел высокий светлокожий человек, подделывающийся в одежде под устаревший английский стиль. Это был бальзамировщик.
— Покажите этим сыщикам вещи Ламберта, — приказал мистер Клей. — И посмотрите, чтобы они не взяли что-нибудь.
— Да, сэр, — сказал Маркус.
Он привел их в небольшую комнату по соседству с бальзамировочной, где в небольших плетеных корзинах хранилась одежда и вещи покойных до тех пор, пока их не потребуют родственники.
Маркус достал с полки корзину и Поставил ее на стол.
— Смотрите сами, — сказал он, выходя из комнаты. В дверях он обернулся и бросил: — Тут не возьмешь ничего ценного, за исключением коробки с чулками, но старик уже заприметил ее.
— Держу пари, что ты знаешь, — сказал Эд Гроб.
Это заняло не более нескольких мгновений. Могильщик разгребал вещи в сторону, пока не нашел коробку с чулками.
Черная коробка с золотой полоской поперек, судя по надписи, содержала двенадцать пар чулок. Она была заклеена кусочком клейкой ленты.
Могильщик отодрал ленту и извлек из коробки две пары шелковых чулок, каждая из которых была по отдельности завернута в золотую целлофановую бумагу. Под ними виднелся другой пакет, завернутый в такую же бумагу. Он положил пакет на стол и открыл его.
В нем находились пятьдесят совершенно новых банкнот достоинством в тысячу долларов.
— Так и должно было быть, — сказал он. — Змеиные Бедра был единственным, кому он мог их передать. И мы все время упускали это.
