— Ты поедешь, Эрик? — задал вопрос Мак, после того как я прочитал это письмо в первый раз, стоя около его стола, в Вашингтоне, после своего возвращения из Европы. В этом кабинете я всегда был Эриком, независимо от того, под каким именем я мог фигурировать где-нибудь в другом месте.
— У меня есть выбор? — спросил я.
Затем я быстро на него взглянул. Это был худощавый человек средних лет, с очень тщательно подстриженными седыми волосами. Он был одет в серый фланелевый костюм, и выглядел настолько же похожим на бизнесмена с Мэдисон-авеню, как матерый серый волк на подстриженного пуделя. На этой улице есть несколько холодных, резких, одаренных и безжалостных людей, но кое в чем они совершенно домашние. Они могут много говорить о том, чтобы перерезать глотки противникам, или о том, чтобы воткнуть нож в спину конкурента, но, конечно, только в переносном смысле. Вид настоящей крови заставил бы их всех вызвать полицию.
Насколько мне было известно, вероятность кровопролития ни чуточки не тревожила Мака, и не одно из них было на его совести.
Мак правильно понял мой вопросительный взгляд.
— Да, — заметил он, — я читал записку. В самом деле, не зная, где тебя найти, миссис Лоуган отправила ее мне вместе с сопроводительным письмом, попросив меня ее прочитать и передать, добавив при этом, чтобы я тебя вовсе не беспокоил, если ты будешь занят и не сможешь приехать, она не хотела бы нанести ущерб твоей работе, если бы ты был на опасном задании. Она кажется очень чуткой и внимательной во многих отношениях… а также очень привлекательной.
— Я не знал, что вы знакомы с моей женой… моей бывшей женой.
— Я навестил ее осенью прошлого года, когда вы еще не оформили развода. Это, конечно, шло в ущерб секретности, но она уже знала о нас больше, чем следовало бы, после того происшествия, которое у тебя произошло в Санта-Фе. Прежде всего, мне требовалось посмотреть, можно ли полагаться на то, что она будет молчать, кроме того, я считал, если объясню необходимость твоей работы для Родины, в прошлом и настоящем, то она, возможно, поймет…
Он с сожалением пожал плечами.
Я не знал, что он попытался вступиться за меня.
— С вашей стороны, сэр, было весьма любезно взять на себя эти хлопоты.
— Командир должен лично заниматься всем, что влияет на моральный дух его людей, — ответил Мак сухо. — По тому, как все вышло, было очевидно, что мне не удалось для тебя ничего сделать, скорее, напротив. Твоя жена была очень любезна, очень внимательна и ужасно напугана. Она так внимательно на меня смотрела, словно надеялась увидеть у меня рога и хвост.
— Сэр, я часто сам хотел с ней поговорить. — Спустя мгновение я спросил: — Вы не встречали этого ухажера, Лоугана, за которого она затем вышла замуж?
— Да, я его видел, он владеет и управляет тем гостеприимным ранчо, где она живет. Он показался мне довольно приятным. Худощавый британец с рыжеватыми усами; такие носят в военно-воздушных силах. У меня было такое ощущение, что в случае необходимости он может за себя постоять, но разговаривать с этим сдержанным эмигрантом было трудно. У этих британцев такой вид, словно каждый может легко их обидеть, и иногда такое случается.
Я мельком взглянул на записку, которую все еще держал в руках, сложил ее в несколько раз и положил в карман.
— В своем сопроводительном письме Бет как-нибудь намекнула на то, какого рода у нее трудности, которые, как она полагает, я смогу уладить?
— Нет.
— А вы не против, если я возьму небольшой отпуск, чтобы разобраться с этим делом?
— У тебя есть очередной отпуск, Эрик, — кивнул он.
Мак изучающе посмотрел на меня через стол, словно для того, чтобы убедиться, не изменился ли я с тех пор, как он видел меня в своем кабинете в последний раз.
— Когда приедешь в Рино, то остановишься в прибрежном мотеле. Там для тебя будет зарезервировано место. — Он что-то написал на листке бумаги и протянул мне.
Я жестко посмотрел на него.
— Что это такое?
— Номер контактного телефона в Рино. Агент Пол. Запомни и уничтожь.
— Кажется, сэр, вы сказали, что у меня отпуск, — сухо заметил я.
— Пол очень молод и неопытен. Он может нуждаться в помощи.
— В каком деле?
«Не спрашивайте, если вам, на самом деле, не требуется это знать», — вспомнил я, как говаривал Мак.
— Полагаю, что это — его задание. Если я ему потребуюсь, он сможет ввести меня в курс дела.
— Именно так, — сказал Мак. — Когда его увидишь, если только это произойдет, сообщи мне, что о нем думаешь. Я не уверен, что он в состоянии выполнить для нас это задание. Никто не может ожидать слишком многого от этих рыцарей, воспитанных в мире и благодушии. — Он сделал паузу. — Если тебе потребуется, можешь его использовать, но только если очень сильно потребуется его помощь. У наших людей есть и другие дела, кроме того, как заботиться о странствующих рыцарях, занимающихся личными делами в интересах своих жен.
— Она не мне жена, а Лоугану. Она довольно ясно об этом пишет, — возразил я.
— Она ясно об этом пишет, — пробормотал Мак. — Однако она обратилась за помощью к тебе, а не к Лоугану. Но, несомненно, это не пришло тебе в голову.
Через мгновение он добавил, отпуская меня:
— Перед уходом не забудь зайти в картотеку. Возможно, что с тех пор, как ты уехал из страны, там появились новые лица.
Картотека располагалась в цокольном этаже здания и была снабжена банком данных, заложенных в высокоэффективную электронную систему, списанную ФБР или какой-то другой организацией, когда Ай Би Эм или какая-то другая фирма продала ей еще более совершенную систему. Хотя наша система и была технически устаревшей, но нас она вполне устраивала. Нам не было необходимости в том, чтобы вести учет всех преступников в мире или даже всех секретных агентов. Мы специализировались только на людях, работающих исключительно по нашей линии, а их было не слишком много. По самым строгим меркам это были люди суровой и неблагодарной профессии.
Я вспомнил, как осенью прошлого года Мак в очередной раз прочел свою вдохновляющую лекцию, посвященную нашей работе, прежде чем я отправился в Европу. В тот раз, проходя тренировочные курсы повышения квалификации с целью усовершенствовать свои знания после пятнадцатилетнего перерыва, я учился в группе, состоявшей из семи молодых людей мужского и женского пола, которые сгорали от нетерпения, желая увидеть впервые живьем этого высокопоставленного человека, и троих таких же, как я, призванных из запаса и лишенных сантиментов, которые при упоминании о нем едва сдерживали зевоту. Наконец, мы его увидели.
— Это своего рода война, леди и джентльмены, — заявил Мак, стоя перед нами, — вы можете считать себя в известной мере солдатами, но не совсем. Не создавайте себе какой-либо приятный мысленный образ. Если бы вы работали в преступной организации, то вас называли бы инфорсерами[10]. Так как вы работаете в интересах суверенной нации, то вас можно назвать… чистильщиками, это слово хорошо подходит. Оно довольно точно характеризует эту работу…
Я тщательно просмотрел последние материалы, освежая в памяти информацию о своих коллегах тайных агентах, состоящих на службе других стран… в частности, было известно, что некоторые из них действовали на территории США. Имелось несколько человек, находившихся на службе дружественных наций, с которыми по возможности надо было обращаться аккуратно. Конечно, это не всегда удавалось. Имелась мелкая рыбешка из команды противника, которую необходимо было просто брать на заметку. В конце концов у противника были и такие персоны первостепенной важности, как удалось нам выяснить, как Дикман, Холц, Рослофф, Мартелл и беспощадная женщина, известная под именем Вадиа, — все самой высокой квалификации. Из них, как сообщалось, в стране появился недавно только один человек. Я нахмурил брови и просмотрел сообщения в обратном порядке.
— Мартелл, — заметил я. — Полагаю, о нем ничего не было слышно после берлинского дела. Поставь его снимок в проекционной фонарь, Смитти.
Смитти проковылял в заднюю часть помещения и включил аппаратуру. Он хромал потому, что у него мало что осталось от ног. Он был жестоко прооперирован несколькими джентльменами, стремившимися получить от него информацию. У него отсутствовали и некоторые другие части тела, а кроме того, на лице имелись шрамы, видеть которые было довольно неприятно.
Мак дал ему эту должность после того, как Смитти вышел из больницы. Было очевидно, что он больше не пригоден для оперативной работы. Не подумайте только, что это был просто великодушный жест в отношении служащего, который больше не в состоянии исполнять задание, всем нам приходилось заходить в картотеку, поэтому перед каждой новой работой мы должны были увидеть Смитти. Это было противоядие против излишнего оптимизма и чрезмерной доверчивости, так как хорошо было известно, что в свое время Смитти был такой же здоровый, как и любой из нас. Просто однажды он был немного неосторожен.
