Ознакомительная версия.
К сожалению, я не знаю, в какую сторону открывается дверца в шлюзовую камеру – на ее гладкой поверхности нет ровным счетом ничего: ни петель, ни ручек, ни заклепок. Все механизмы находятся внутри. По этой причине располагаю Золотухина на левом сдвоенном торпедном аппарате, а Фурцева – на правом. Оба освещают дверь и держат наготове автоматы. Однако применить оружие они обязаны в крайнем случае – убедившись в том, что перед нами чужой с агрессивными намерениями, а не захваченная неприятелем Анна Воронец.
– «Ротонда», я – «Скат», – впервые пользуюсь связью.
– «Скат», я – «Ротонда». Отвечаю.
– Мы на месте. Лодка обездвижена, шлюз под прицелом.
– «Скат», понял вас. Удачи…
Выключаю свой фонарь и тыльной стороной его крепкого корпуса четырежды стучу по дверце. Снаружи звук слышен отлично. Наверняка его услышат и внутри…
Для связи с экипажем «Косатки» я использую элементы международного подводного языка. В идеале его обязан знать каждый, кто цепляет на спину или грудь дыхательный аппарат и решает спуститься глубже десятка метров. Это относится ко всем без исключения, будь то настоящий профессионал, опытный дайвер или начинающий любитель.
Язык до безобразия прост: один удар означает вопрос «Как ты?»; одиночный удар в ответ – «все в норме».
Два удара – «проверь запас воздуха».
Три – «начинай (или начинаю) подъем на поверхность».
Четыре – «тревога, немедленно выходи (или выхожу).
Есть и более сложные системы подводного общения при помощи стука, однако мы обойдемся простейшим кодом. Чем проще, тем понятнее.
Повторяю попытку познакомиться. А точнее – требую к себе представителя экипажа для переговоров.
В ответ тишина.
Выжидаю секунд десять и в третий раз выдаю серию из четырех ударов с равными промежутками времени.
* * *
Анна сидит в неудобном кресле, словно мышь: тихо, сжавшись в комочек и с единственным желанием не обращать на себя внимания.
Поначалу капитан с коренастым пловцом ведут себя сдержанно. Капитан приказывает кормовому отсеку подтвердить информацию о металлическом скрежете в районе гребного винта. И подтверждение поступает.
Потом меняется треугольное лицо командира пловцов. Плотно сжав губы, он снимает с головы наушники и цедит:
– Они и вправду здесь. Докладывают командиру спуска о том, что лодка обездвижена, а шлюз под прицелом…
«Он прослушивает нашу частоту и понимает по-русски, – с ужасом осознает Анна. – Боже! Неужели у ребят Черенкова ничего не получится?..»
Капитан оценить новость не успевает – прямо над центральным постом раздается стук. Удары с определенной частотой похожи на работу исполинского часового механизма. Один, второй, третий, четвертый.
И вот тогда Воронец отчетливо увидела нервозность капитана с приятелем. До взрывов снаружи они почти забыли о ней и общались меж собой по-деловому, не опасаясь присутствия пленницы. Сейчас вальяжность в поведении исчезла, движения быстры, глаза бегают; разговаривают меж собой очень тихо и постоянно посматривают в ее сторону. Оба напряжены и взвинчены.
Женщине от их внимания становится не по себе. Первоначальный шок, поразивший словно током, начал было отпускать, и вот новая напасть. Она понимает: снаружи – свои. Но как эти свои решат задачу ее спасения и что означают удары – не имеет ни малейшего представления. Неизвестность с непониманием добавляют волнения и страха.
Снова стук – одинаковой силы удары. Один, второй, третий, четвертый.
Капитан с помощником колдуют возле пультов управления и пытаются что-то сделать, но у них это не выходит. Нервозность нарастает…
Серия из четырех ударов повторяется в третий раз.
В центральном посту кипит слаженная работа…
Внезапно ее осеняет: по какой-то причине у них не получается запустить двигатель лодки!
И в самом деле. При повороте помощником небольшого рычажка слышится нарастающий гул. Капитан при этом внимательно следит за приборами и через пару секунд подает команду на отключение. Помощник возвращает рычажок в исходное положение, и гул стихает.
Они переругиваются и что-то выясняют меж собой.
А стук продолжается…
* * *
Мне немного чудно от того обстоятельства, что даже в эти напряженные минуты я чаще думаю об очаровательной женщине по имени Анна, чем о сверхсекретном «командном блоке управления маневрированием третьей ступени межконтинентальной баллистической ракеты «Молот». Пусть общественность покроет меня матом, но почему-то о нем думается реже и без здорового мужского оптимизма. Хотя… в свою защиту должен заявить следующее: результат исполнения мной приказов и прямых должностных обязанностей никогда не зависел от объектов мысленного исследования или субъектов виртуального стриптиза.
Итак, чего же мы добиваемся, находясь перед наглухо закрытым входом в субмарину малого класса? Чего хотим, тарабаня фонарем по титановому корпусу и беспрестанно проверяя давление воздушной смеси в своих ребризерах?
В идеале я жду капитуляции командования лодки.
Памятуя о том, как капитан «Аквариуса» отстреливал своих подчиненных во избежание ареста с дальнейшими допросами, надеяться на безоговорочную сдачу экипажа «Косатки» смешно и бессмысленно. Я же не буйный психопат и не тихий идиот. Я – реалист. Поэтому согласен помахать экипажу ручкой, если будет отпущена Анна с этим чертовым командным блоком, из-за которого приключилось столько возни и трагедий.
Всего у капитана субмарины имеется три варианта действий.
Первый назовем «Храброе сердце башке не товарищ». Он идет на жесткий принцип и погибает на глубине от выпущенной с корабля торпеды или взрыва десятка глубинных бомб.
Ко второму напрашивается название «Липкие штаны». Капитан продувает балластные цистерны и тупо производит аварийное всплытие, не имея возможности двигаться горизонтально.
И, наконец, третий, гордо именуемый «Умный трус». В соответствии с этим вариантом мы стучим – они отвечают. Шлюз наполняется морской водичкой, после чего автоматически открывается дверь и к нам выплывает красивая женщина в костюме беременной русалки. Это в лучшем случае. В худшем – парламентер-переговорщик, с которым мы находим общий язык. Получив женщину и блок, мы отправляемся наверх, предоставляя экипажу возможность выйти из шлюза и освободить от троса винт.
Второй и третий варианты наиболее предпочтительны, и нами уже немало сделано для достижения заветной цели. Однако при всех победных реляциях мы стоим перед серьезной проблемой: запас воздушной смеси в ребризерах заканчивается, а резервных комплектов для свежей смены пловцов попросту нет.
Другими словами: огромный объем проделанной работы накроется медной рындой, если у чужих хватит мужества и стойкости не поддаться нашему блефу. В этом случае сработает самый отвратительный – четвертый вариант, именуемый «Игрой в камикадзе». Суть его такова: мы сваливаем на поверхность, а командир выпускает через шлюз пару пловцов, которым понадобится десять минут для освобождения гребного винта. Засим следует дуэль капитана субмарины и акустиков БПК. Шансов у субмарины несоизмеримо меньше, но… на войне бывает всяко.
Что делать?
Правильно: идти ва-банк и до последнего поддерживать блеф.
– «Ротонда», я – «Скат». Как меня слышишь?
– «Скат», я – «Ротонда». Слышу вас отлично.
– Смена готова?
– Проходит контроль. А что, капитан субмарины не отвечает?
– Упорствует. Видимо, у него на борту годовой запас воздуха, пищи и свежих аккумуляторных батарей. Ну, нам-то спешить некуда.
– Это верно. Скоро ваша смена пойдет на глубину. Готовьтесь сдать дежурство.
– Понял, «Ротонда». Баньку для нас согрели? А то холодновато тут.
– Конечно, «Скат». Как всегда…
Глава вторая. Море Лаптевых
По завершении связи с «Ротондой» я успеваю простучать одну серию ударов, после чего мы слышим щелчок – звук открывшегося клапана. Дверца остается запертой, но изнутри отчетливо доносится шипение врывающейся в шлюз воды.
Неужели мой план сработал?!
Проверяю остаток дыхательной смеси в ребризере и прошу сделать то же самое моих ребят. Судя по оставшемуся давлению, пора стартовать наверх. Надеюсь, мы ненадолго задержимся у выхода из лодки.
Знаком прошу всех усилить внимание и сам отплываю от дверцы на пару метров. Три мощных фонаря и три автоматных ствола направлены в заднюю часть рубки. Ждем…
Шипение стихает. Несколько секунд уходит на окончательное выравнивание давления.
Следующий щелчок, вероятно, обозначающий открытие замкового механизма.
Так и есть – овальная крышка подается вперед, однако полного открытия не происходит.
Замерев, мы не сводим глаз с черной вертикальной щели толщиной с ладонь. Неприятное и невыгодное положение: какая-то сволочь рассматривает нас через эту щель, а мы эту сволочь не видим.
Ознакомительная версия.
