Ознакомительная версия.
Так и есть – овальная крышка подается вперед, однако полного открытия не происходит.
Замерев, мы не сводим глаз с черной вертикальной щели толщиной с ладонь. Неприятное и невыгодное положение: какая-то сволочь рассматривает нас через эту щель, а мы эту сволочь не видим.
Приказываю Золотухину осторожно подойти сбоку.
Тот перемещается с торпедного наплыва, аккуратно подсвечивает фонарем внутрь. Оглядывается и крутит головой: «Цель не вижу».
Сигнализирую: «Открывай!»
Он распахивает дверцу и… три желтых луча шарят по нутру пустого шлюза.
Вот тебе, Евгений Арнольдович, и четыре варианта! А как насчет пятого?
На всякий случай заглядываю внутрь…
Тесное пространство шириной метр и длиной – полтора, способное с комфортом вместить двух пловцов при полной снаряге. Внизу – круглый люк, откидывающийся вбок, и пара приваренных скоб для удобства подъема. На дальней стенке, граничащей с зоной выдвижных устройств, какие-то надписи на английском, под ними рычаг управления клапаном для аварийного выхода из лодки. Сверху плафон из толстого матового стекла.
Пора принимать решение – воздушной смеси остается катастрофически мало.
– «Ротонда», я – «Скат», – зову командира спуска.
– «Скат», я – «Ротонда». Слушаю вас.
– Нам поступило заманчивое предложение. Капитан открыл шлюз и приглашает зайти в гости.
После короткой паузы капитан-лейтенант интересуется:
– Вы за временем следите, «Скат»?
– Следим.
– И что намерены делать?
– Думаю, стоит принять приглашение. А остальные после прибытия смены поднимаются на поверхность.
– А дальше? – в голосе парня отчетливо звучит растерянность. Он-то отлично знает, что никакая смена к лодке не спустится и что помочь мне в случае непредвиденных обстоятельств будет некому.
– А дальше по утвержденному командованием плану: либо она всплывет сама, либо ее поднимут идущие к нам специальные суда. Думаю, полутора часов нам с капитаном хватит, чтобы цивилизованно обсудить имеющиеся варианты.
– Вас понял, «Скат». Действуйте по обстоятельствам.
Золотухин с Фурцевым знаками выражают протест против моего желания спуститься в лодку в одиночестве, но я останавливаю митинг решительным жестом.
И вполне официально добавляю голосом:
– Я – «Скат». Смене приготовиться к подъему…
* * *
Оказавшись внутри шлюза, закрываю дверцу и поворачиваю рукоятку замкового механизма. Тут же слышу щелчок фиксатора, управляемого из центрального поста. Все, путь назад отрезан.
Второй щелчок открывает воздушный клапан, и вода, вытесняемая воздухом, начинает постепенно убывать. Когда ее уровень доходит до груди, снимаю маску и машинально перекрываю поступление из ребризера дыхательной смеси.
Осознав действие, усмехаюсь своей экономии. Оказывается, я всерьез рассчитываю покинуть субмарину живым и подняться на поверхность моря. Мой оптимизм непотопляем.
Уровень воды доходит до пояса.
Голова побаливает, а уши закладывает от избыточного давления. Зажимаю нос пальцами и пытаюсь их продуть…
Воды остается по колено.
В руках у меня один фонарь. Автомат с запасным магазином отдал ребятам; из оружия остался нож. Ну и фонарь – на тот случай, если погаснет тусклый плафон за толстым матовым стеклом.
Остатки воды стекают по стенкам и уходят в сливное отверстие.
Срабатывает клапан, отсекающий шлюз от внешнего подводного мира; одновременно затихает шипение воздуха. Сейчас стартует самый неприятный этап – выравнивание давления в шлюзе и в обитаемой зоне субмарины. Хорошо бы данный процесс прошел плавно, без спешки…
Процесс длится несколько минут, в течение которых вновь закладывает уши, а голова становится невыносимо тяжелой. Пока есть время, освобождаю руки от перчаток, ноги от ласт, полностью снимаю маску…
Наконец плафон дважды мигает, а в нижний люк кто-то стучит, разрешая спуститься вниз. Тяну крышку на себя и вдыхаю тяжеловатый воздух центрального отсека.
Вижу встречающих внизу членов команды в черных свитерах. Нащупываю ногой скобу и приступаю к спуску…
* * *
На середине вертикального трапа меня подхватывают и довольно грубовато стаскивают на пол три моряка-подводника. При этом тяжелый фонарь и специальный нож, висящий на бедре под правой ладонью, моментально перекочевывает в руки «гостеприимных» хозяев.
Пока меня беспардонно шмонают, бегло осматриваюсь.
Двое из трех морячков интереса не представляют – обычные парни небольшого роста, коих предпочитают в подводном флоте всех развитых стран. Третий тоже невысок, зато плечист, накачан. Судя по телосложению, он пловец – я своих коллег узнаю с легкостью. Внешность у него неприятная: треугольная форма физиономии, узкий лоб, колючий взгляд.
Прямо под шлюзом расположен центральный пост: главный пульт управления кораблем со штурвалом, приборы контроля силовой установки и систем жизнеобеспечения, поднятый перископ. Дежурное освещение из-за экономии слабовато и поэтому сидящую в дальнем углу Анну я замечаю не сразу. Заметив же, киваю и получаю в ответ усталую, но исполненную благодарности улыбку.
– Ты – «Скат»? – спрашивает на корявом русском языке пловец – мужик с треугольной рожей.
– Ну, допустим.
– Можешь называть меня Питер.
– А этого? – киваю на сорокалетнего моряка, повадками похожего на капитана.
– Это наш капитан, но он не понимает по-русски, общаться будешь со мной. Снимай, – криво усмехаясь, показывает он на ребризер, подвесную систему. – Снимай и располагайся. Ты ведь отвел на переговоры целых полтора часа, не так ли?
Интересно девки пляшут!
Впрочем, кое-какие подозрения по поводу перехвата нашего канала гидроакустической связи у меня имелись. Не могли же эти ребята для организации внезапных атак дважды случайно оказываться в нужном месте и в нужный час! Подобные совпадения наповал убивают теорию вероятности.
Что ж, Питер, пожалуй, ты прав: говорить лучше налегке – без висящего на груди аппарата. Это в воде он весит килограмм, а в воздушной среде – все пятнадцать.
Крепкие парни обступили со всех сторон, пока я расстаюсь с ребризером и подвесной системой, пока расстегиваю верхнюю часть комбинезона. Мужик с треугольным лицом не спускает с меня настороженного взгляда и укладывает вещички рядом с таким же комплектом, реквизированным у Анны Воронец. Детальный шмон лишает всей экипировки – даже сигнального патрона, по давней привычке спрятанного в левом рукаве.
Затем, по завершении процедуры разоблачения, на моих запястьях защелкиваются наручники, а коренастый пловец, представившийся Питером, предупреждает:
– Дернешься – пристрелим. Нам достаточно и одного заложника. Понял?
Нет, блин, прошу повторить…
* * *
Сижу рядом с Анной в дальнем от выхода в шлюз углу центрального поста. Верхняя часть комбинезона, как и у нее, расстегнута и приспущена; скованные руки покоятся на коленях.
Глаза успели привыкнуть к тусклому освещению. В отсеках подлодки холодновато и в то же время тяжело дышать из-за повышенного содержания углекислого газа. Запасы воздуха на борту имеются – я в этом уверен. И в баллонах, и в виде аварийных регенеративных установок (наподобие наших РДУ), в которые вставляются кислородсодержащие пластины. Видно, экономят, рассчитывая протянуть время.
Все подводные лодки немного похожи друг на друга – как внешне, так и по своему устройству. Лишь специалист способен сразу и безошибочно определить тип, принадлежность, назначение судна; у простого сухопутного обывателя на выполнение тех же задач уйдет множество часов и попыток.
Продолжая осматриваться в отсеке, узнаю практически каждый пульт с приборами, каждый агрегат управления и предмет обихода. Только размеры центрального поста непривычно малы: в самой широкой части – метра два с половиной и метров пять в длину. Остальное – в точности соответствует оснащению наших лодок среднего и малого класса. Штурвал, ворочающий рулями для управления лодкой на ходу; пульт управления электроклапанами, их механические дублеры; рабочие места командира, вахтенного на руле, штурмана. Местечко для акустика с наушниками и экраном эхолота (из-за экономии пространства отдельной рубки для акустиков не предусмотрено); убранный перископ… Совпадает даже количество висящих на переборках специальных лодочных огнетушителей.
Капитан с Питером о чем-то приглушенно совещаются. Возле нас дежурит складный морячок с пистолетом в кобуре.
У меня не очень хорошая память на лица. Тем не менее я старательно пытаюсь определить, сколько человек осталось на борту «Косатки». Пока запомнил пятерых.
Местное начальство не обращает на нас внимания, и я осторожно шепчу соотечественнице:
Ознакомительная версия.
