Там, справа, возле отключенного на время торжества круглого каменного фонтанчика, он и обнаружил то, что ранее засекал лишь тренированным подсознанием, исправно сигнализировавшем о некой неправильности...
Мазур не поворачивал в ту сторону голову, лишь косился из-под темных очков. И все больше убеждался, что дело нечисто. Всякая толпа подчиняется определенным законам, она неорганизованна и хаотична, словно морская гладь. И одиночки, и пары и даже те, кто пришел сюда компаниями, вели себя одинаково – теснились, пихались, орали и махали своими причиндалами... но на их фоне, как подводный камень, четко выделялась совсем другаягруппа, человек в семь-восемь. Она-то как раз, двигаясь целеустремленно и не так уж медленно, продвигаласьпрямо к трибуне уверенным курсом, словно выходящая на позицию торпедного залпа подводная лодка...
Теперь все внимание Мазур уделял исключительно этой группе. Тем более что парочка рож была ему определенно знакома – не далее как позавчера они от него крепенько получили в борделе. Они самые. А вон и третий, что был с ним тогда... Все, как на подбор – крепкие ребята с решительными рожами, порой они, подлаживаясь под окружающих, орут что-то с видом восторженных избирателей, машут руками оратору, но это именно минутное притворство, а на деле они с каждой секундой продвигаются ближе и ближе, словно топор сквозь кашу, ловко и бесцеремонно раздвигая всех оказавшихся на пути – то вежливо, то вовсе уж хамски.
Ошибиться Мазур не мог – это азбука... Они были спаяны общим замыслом и единой целью, они неудержимо перли вперед, как сыгранная команда, по крайней мере, часть из них, те, знакомые рожи работали на конкурента, и это все неспроста...
Мазур растерянно оглянулся – он не видел Пепе там, где парню было положено находиться, а значит, инструкций получить не от кого, придется импровизировать... Предположим, это акция. Что он сам сделал бы на их месте, чтобы облегчить задачу? Да просто-напросто устроил бы отвлекающий маневр – рванул бы в другой стороне, если не гранату, так сильную петарду или там газовую бомбу, чтобы началась паника, чтобы все внимание охраны было приковано к месту взрыва, а тем временем основная группа... Мать их, они уже метрах в десяти от нижних ступенек, и клиентна линии огня, а полицейский далеко, на девок таращится, с другой стороны и вовсе никого нет, подходы не прикрыты совершенно... все!!!
Когда сзади, слева, совсем неподалеку от трибуны, что-то оглушительно грохнуло, когда в той стороне резанулотчаянный многоголосый вопль и толпа колыхнулась в первом приступе слепой паники, Мазур даже ухом не повел, не обернулся в ту сторону. Тебыли совсем близко, он видел напряженно-яростные рожи, движение руки под легкий пиджак, возникший из-под полы длинный вороненый предмет...
И прыгнул ногами вперед прямо в толпу, на головы нападавшим. Извернувшись в полете, заплел ногами шею субъекта с пистолетом, оттолкнувшись локтями от груди его соседа, грамотно и продуманно повалился под ноги стоящим, легонько придушив в перевороте свою добычу, враз выбив пистолет ударом по кисти сверху. Приземлившись, не теряя ни секунды, мимоходом подсек чьи-то ноги, неважно чьи, все равно они тут одна компания, сложенной лодочкой ладонью выбил дыхание из падающего...
И, оттолкнувшись, взмыл на ноги, нанеся по сторонам несколько безжалостных и молниеносных ударов. Нападавшие рушились вокруг него, как кегли, они не успели отреагировать толком, не говоря уж о том, чтобы сопротивляться...
А там и подмога подоспела – когда воевать, собственно, стало уже не с кем. С полдюжины полицейских навалились на ушибленных Мазуром злоумышленников, с превеликим энтузиазмом выкручивая тем верхние конечности, попирая форменными ботинками шеи и спины, размахивая наручниками, резиновыми дубинками и нечищенными толком револьверами, возбужденно вопя. Единственный не приложенныйМазуром нападавший пытался протиснуться сквозь любопытно сомкнувшуюся толпу и по пятам у него топотали деревенщины в штатском, азартно перекликаясь.
Мазур выпрямился, отряхивая новехонький костюм – надо сказать, подобранный донной Розой со вкусом. Огляделся. Паника сама собой утихла, так и не разгоревшись толком, убитых и раненых что-то не видно, а с той стороны, где был взрыв, тянет едким чадом вроде запаха горящей резины – значит, все же не граната, а именно петарда, как он и предполагал...
Прямо под ногами у него лежала довольно убойная, вовсе не любительская штучка – вороненый «Вальтер» с черным глушителем – опять-таки не самодельным, а фабричным, весьма надежным в работе. Кто бы эти ребятки не были, они понимали толк в некоторых вещах – не окажись тут Мазура, могло и выгореть. До мишенибыло не более пятнадцати метров, для хорошего стрелка достаточно, ствол можно без промедления выбросить под ноги и с чистой совестью пуститься наутек, изображая смертельно перепуганного зеваку...
Пепе так и не появился. Зато дон Себастьян Санчес, надежда народа, был великолепен. Он не потерял ни секунды, не растерялся и не дрогнул: едва только приутихли вопли и суета и люди вновь обернулись к трибуне, Санчес прокурорским жестом выкинул руку в сторону скрученных злоумышленников, которых все еще сгоряча гнули и пинали, закричал в микрофон столь эмоционально и выразительно, что не требовалось понимать испанский. Смысл патетических фраз и так ясен донельзя: смотрите, люди добрые, на разоблаченных наймитов подлого соперника, козлов поганых! Гляньте только на их гнусные хари! Хрен им что обломилось! Спасла любовь народная честного человека, трибуна и заступника! и не испортят нам обедни злые происки врагов...
Судя по восторженному реву толпы, примерно это она и услышала – а заступник народный, вальяжно спустившись по добротно сколоченной лестнице, приблизился к Мазуру, какое-то время, сожалеючи качая головой с благородными сединами, разглядывал пистолет с глушителем, который один из полицаев демонстрировал зрителям со столь гордым видом, словно сам им завладел в честном бою. Потом, картинно распростерши руки, заключил Мазура в тесные объятия под крик и рукоплесканья надвинувшейся толпы. «Чего там, – подумал Мазур, покорно мотаясь, как кукла. – Скромный герой завсегда себя покажет...»
Он ухмыльнулся про себя, представив, какая физиономия стала бы у дона Себастьяна Санчеса, узнай он, что обязан жизнью советскому военно-морскому спецназу – и какой вой подняли бы конкуренты, стань им каким-то чудом известно, кто Санчеса охранял...
Глава седьмая
Сюрпризы продолжаются
Так уж странно устроена человеческая психика, что Мазур, войдя в старинное, помпезное и полное архитектурных излишеств здание мэрии, поймал себя на том, что шагает гоголем, испытывая нечто вроде законной гордости – поскольку не жалким просителем сюда приперся с робкой мордой и тремором в коленках, не челобитчиком, а полноправным членом победившей команды, триумфатором и завоевателем. Пусть даже в чужой личине, но – победитель, как ни крути, нашабанда выиграла, народ проголосовал за дона Себастьяна Санчеса, а глас народа, как известно...
В коридорах царила нездоровая суета, явно несвойственная сему почтенному заведению во времена скучные и будничные. Забавно, но Мазур, новичок в заграничной политике, без особого труда мог с полувзгляда определить, где победители, а где проигравшие – тут не нужно быть семи пядей во лбу, достаточно оценить выражение лиц, четко делившееся на две крайности: одни лопаются от радости, другие погружены в печаль...
Стоило ему войти в обширную приемную, битком набитую тем же суетящимся народом, как навстречу ему шустро кинулась секретарша, пожилая мумиеобразная сеньора в скучном сером костюме, как две капли воды похожая на отечественную профсоюзную активистку – настолько, что Мазура оторопь пробрала в первый миг. И возвестила с усердием цепной собаки, что сеньоралькальдвелел незамедлительно пригласить к нему сеньора Джонни, как только последний объявится.
Когда высоченная дубовая дверь бесшумно затворилась за Мазуром, хватило одного взгляда, чтобы сообразить: новоиспеченный сеньор алькальд не относится к тем бессердечным субъектам, что лишены простой человеческой благодарности и полагают, будто услуга, которая уже оказана, ни черта не стоит...
Вовсе даже наоборот: дон Себастьян Санчес скорее впал в другую крайность, он кинулся навстречу Мазуру, столь энергично распахнув объятия, столь дружески сияя, что во рту стало приторно, будто Мазур навернул одним махом полкило сахару.
– Как я рад вас видеть, мой юный друг! – воскликнул дон Санчес, увлекая Мазура к великолепному столу с гнутыми позолоченными ножками, усаживая в столь же великолепное кресло и подсовывая стакан с виски. – Нет нужды повторять, как я вам благодарен, вы и сами понимаете, что спасли мне жизнь... Этот мерзавец Рамирес, разложившийся и коррумпированный... Ну, будем надеяться, история и правосудие еще воздадут сторицей этому гнусному субъекту в самом скором времени... – он уселся за стол, положил локти на роскошную столешницу, украшенную инкрустацией из разнообразнейших сортов дорогого дерева, пытливо глянул на собеседника. Улыбка исчезла у него с лица, словно повернули некий выключатель. Глаза в сеточке морщинок были умные и проницательные. – Что же, забудем о неприятном и займемся проблемами насущными... Что же мне с вами делать, Джонни? Я просто обязан что-то для вас сделать...
