— Я не состою у вас на службе, мы договорились о взаимовыгодном сотрудничестве.
— Тогда соблюдайте наш договор! — потребовал юридически мыслящий янки.
— Он касается узкого круга проблем — только безопасность БТД. Если я вижу, что какая-то группа людей не представляет угрозы для нефтепровода, я могу не включать информацию о ней в свой отчет.
Дейл Снайдер был категорически несогласен, он вскочил и забегал по комнате, почти крича:
— Вы не можете компетентно судить о намерениях радикальных групп. Они не собираются с ходу выкладывать вам свои тайны. Позвольте нам судить об их опасности для нефтепровода — это наша работа!
Тогда Марат зашел с другой стороны:
— Вы, конечно, в курсе, мистер Снайдер, какая доля мне причитается в случае успешного выполнения нашего соглашения обеими сторонами?
— Известно: четыре процента от личного пая вашего шефа. Это очень щедрый подарок.
— Так вот, своему шефу я верю безоговорочно. А вам с Миллером — нет, я еще не видел цвета ваших денег, как говорят у вас — в Америке. Поэтому часть информации, которая не является оперативно необходимой, я подержу у себя, пока не будут подписаны условия концессии.
На этот раз Снайдера, что называется, «пробило», и он не нашел серьезных аргументов:
— Но это обширный документ, который потребует, в лучшем случае, нескольких недель юридической и экономической работы. А информация нужна срочно. Пропадает смысл…
— Мне будет достаточно команды Федорцова, — внес ясность Марат. — Так что предпринимайте какие-нибудь встречные шаги — уже пора!
— Профессиональный подход, — со вздохом оценил Снайдер. — Мы сегодня же свяжемся со Смирновым в Москве. А пока что держите свои тайны при себе и побудьте еще денек здесь. Как говорят русские, «авось» какая-нибудь шальная рыбка клюнет.
Когда дверь за американцем закрылась, товарищи с удивлением посмотрели на Марата.
— Лихо ты его отбрил, — сказал Боб. — А не чересчур? Мы же еще ничего не сделали…
— Марат прав, — возразил Сергей. — Если мы дадим им ценные сведения, а контракта не будет, то они включат все это в «предварительные условия» и потребуют новых услуг. В общем, надо пошагово выдавливать из них юридические документы.
Марат тоже вставил слово:
— «Ничего не сделали». В тюрьме посидел, ребро сломано, репутацию подпортили… Меня сегодня за члена УНСО приняли! Да и кое-какую информацию мелкую раздобыли…
— А если серьезно? — спросил Боб.
Марат, дымя «Житаном», ответил:
— Я ему совесть не продавал, а он мне ничего не платил, цэрэушник хренов. Реальных диверсантов я и сам могу покрошить и в тюрягу сдать — не жалко. Они у меня обещанные проценты отнимают, а у старого армянина — хлеб и его вино. Зацепил он меня, честно говоря. Он на доверии мне имена сказал, и хотя они мало чего стоят, я их просто так этим хитрым ребяткам не отдам. Сначала сам проверю, что за «непримиримые люди».
— Ну и правильно, — решил Боб. — Сильно пачкаться — не к лицу. Я лично суетиться под клиентом не собираюсь… и пойду спать. Я вижу, вы поболтать собрались между собой. Бывайте. Марат, будешь отбиваться — не топай и ведра не роняй, у меня сон чуткий…
— Какой-то ты озабоченный, — сказал Марат Сергею, когда они остались вдвоем. — Как в Москве на МКАДе. Что случилось?
Сергей, как в Москве, принес бутылку водки из холодильника, налил в стаканы на три пальца, выпил свою, не чокаясь, будто лекарство. Еще помолчал и только тогда ответил на вопрос:
— Эти мины на морских платформах я устанавливал. — И со значением добавил: — Тогда…
Марат выпил свою водку и проронил:
— Дела-а.
— Потому и снять сумел, что вспомнил перестановку шифра — «по восходящей». Все перед глазами встало…
Марат широко раскрыл глаза:
— Так ты что — до сих пор не помнил об этом?
— Ни грамма, — подтвердил Сергей.
— Налей-ка еще, друг сердечный, а то такое дело без бутылки не разберешь. Действительно, сопьешься с тобой и твоими загадками…
Сергей сходил к холодильнику и принес какую-то немудреную закуску в пакете, налил по второй — поменьше. Затем выпил и — будто в воду нырнул — рассказал все, что вспомнил ночью после разминирования буровой. К тому времени, как он закончил, они почали вторую поллитровку.
— Это все? — спросил Марат.
— Пока все.
— Что значит «пока»?
— Я не знаю, что было дальше. А вернулся-то я один.
Марат крепко задумался. Он не спешил верить старому сослуживцу, но не спешил и подозревать его в сознательном обмане. Он быстро прокачал в уме три, даже четыре версии. Ни в одной все концы не сходились. Тогда он поискал какую-нибудь зацепку:
— Ты думаешь, память вернется?
— Наверное… Раз проявился один кусок, проявится и все остальное. Боюсь я, честно говоря, увидеть это «кино» — о том, как погибли мои… Крыша едет.
— А от водки легче?
— Да.
— Тогда пей. Она ведь не только с ума сводит. На войне без нее нельзя.
Однако хмель их не брал.
— Но этот эпизод ты теперь твердо помнишь?
— Каждую деталь. Перед глазами стоит.
— Тогда скажи, что было в приказе, который ты в «вертушке» вскрыл?
Сергей вскинулся, потом закрыл глаза, будто пытался прочитать тот листок бумаги из 1995 года.
— Черт! — вскрикнул он. — Текст исчез!
— Как это? — удивился Марат, а сам подумал, что с головой у Сергея, видимо, не все в порядке. К психиатру пора.
— Я сначала видел этот текст, а потом он вдруг исчез, и на его месте осталась одна короткая фраза. Но я ее не могу прочитать. Черт! Так рехнуться можно! Вроде бы вижу буквы, а сложить их не могу…
— Ты не мучь голову. Это ведь неспроста. Возможно, читать эти слова почему-то опасно для тебя… Вот мозг и отказывается это делать.
— Похоже Шеин говорил, — пробормотал Сергей.
— Когда?
— Всегда… И сегодня тоже… — Речь Смирнова вдруг ускорилась, он возбудился. — Я ведь позвонил этой сволочи — Губарю. Спросил его ласково: почему, мол, не предупредил, что платформы заминированы? Почему скрывал, что это я их заминировал? Как тебе это удалось, гад? Он от всего отперся: «Откуда я знаю, что ты все забыл? А если и знаю, то мне врач запретил тебя волновать, иначе совсем свихнешься. Я же тебе код написал на всякий случай. И правильно сделал — ты ведь жив». Спасибо, отвечаю, гнида. Значит, это ради твоих делишек, я ребят положил? Отвечай, как они погибли? Не знает… Говорит, что я вернулся невменяемый и про это ничего не рассказал. Только коды раз за разом твердил и рапортовал, что задание выполнено. Может такое быть, Седой?
— А ты мало видел, что война с людьми делает? И не такое бывало… — жестко ответил Марат.
— Вот и Шеин то же самое толкует. Он мне позвонил сегодня. Долго объяснял, что мозг не выдержал стресса. Говорил, что я стремился уйти в аут… в аутизм. Это значит — полностью прервать связи с внешним миром. Сказал, что сознание боролось с реальностью, что он полгода вбивал в меня нейтральную картину, закапывал в память то, что сводило меня с ума. Что произошло с моими людьми, я так никому и не рассказал.
Марат нахмурился:
— Послушай, Серега, что-то я не знаю такого психиатрического метода — закапывать что-то в глубину сознания. Я, конечно, ни черта в этом не смыслю, но мне кажется, что все психоаналитики стараются, наоборот, докопаться до самой первопричины невроза — тогда он отступает. Почему-то Шеин наоборот действует. Мы же заглядывали когда-то во Фрейда. Он говорит, что вытесненное воспоминание будет давить из подсознания и приведет к болезни… У тебя же так вроде бы и получалось.
Сергей удивленно смотрел на Марата:
— Ну ты даешь, философ. Фрейда помнишь… Ты когда его читал?
— Давно.
— И это у тебя в башке хранится?
— Нет. Но когда понадобилось — то вспомнил. Ты же вспомнил перестановку кода, когда мину в руках держал.
— Точно. И насчет Москвы ты прав. Шеин меня погипнотизирует — мне легче станет, а потом опять начинает давить изнутри. И вспомнить ничего не могу, и понять не могу, отчего мне хреново — а ведь хреново!
Марат налил в очередной раз, надеясь хотя бы дозой свалить Сергея с ног и дать ему проспаться. Может, утром полегчает.
— А горное ущелье в Северном Карабахе тебе ни о чем не говорит? Ты не мог после Каспия оказаться в этих краях?
Сергей задумался:
— Не знаю. Никаких зацепок.
— Тот армянин сегодня сказал мне, что примерно в те самые времена обнаружил в ущелье четырех бойцов. Их посекли неожиданно, возле костра и оставили там. Все без документов, но в нашей форме и с нашими татуировками, вот этими, — он похлопал себя по плечу. — Ничего не всплывает?
— Ни-че-го…
— Ладно, Серега. Сдается мне, что мы эту историю раскрутим. Шеина надо крутить, когда в Москву вернемся. Прищемим его, пусть рассказывает, что он там в ваших мозгах ковырялся. Теперь он режимом секретности не оправдается — не те времена. Да и вспомни хотя бы фильм дурацкий со Шварценеггером — «Вспомнить все», там память со временем полностью восстанавливается. Особенно под влиянием стресса. А этого добра у нас — вагон и маленькая тележка…
