– Отвечаем, – мрачно подтвердил воспитатель, опустив слово «за базар».
Отряд затих, но никто не спешил писать явку с повинной.
– Мы работаем в милиции. В уголовном розыске. И если вы думаете, что мы не сможем найти прес… виновного, то напрасно. На одеяле остались отпечатки пальцев. После полдника мы всех дактилоскопируем, а к ужину все выясним. Это не блеф. Я понятно объясняю?
Мальчики и девочки дружно закивали головами, но по-прежнему из строя никто не выходил.
– Наверняка кто-то из вас знает виновного, но боится сказать… Он может сказать потом. Ничего зазорного в этом нет, потому что мы хотим узнать правду. А правда превыше всего. Итак, считаю до трех…
Сосчитал. Пионеры не кололись. Никого не испугало даже страшное и непонятное слово «дактилоскопировать».
– Что ж, – вожатый в сердцах стукнул кулаком о ладонь, – не хотите по-хорошему…
– Ты чего, дуплить их собрался? – шепнул воспитатель. – Да черт с ними… Прибьешь еще, срок намотают…
– На первые две недели отряд остается без купания. А если повторится что-либо подобное, то и на всю смену. Зинаида Андреевна разрешила применять любое наказание.
Гул неодобрения пробежал по строю, но признаться в содеянном никто по-прежнему не спешил.
– В столовую – шагом марш!
По пути на камбуз Виктор Сергеевич одернул Евгения Дмитриевича:
– Ты со своими ментовскими штучками завязывай. Чего ты стукачей из них делаешь?
– Не стукачей, а сознательных граждан. Между прочим, девяносто процентов тяжких преступлений раскрываются с помощью, как вы их называете, стукачей. Ничего более эффективного человечество пока не придумало. И вряд ли придумает.
– Потому что на другое мозгов не хватает… Завязывай, я сказал. Это я тебе как воспитатель советую. Ссученных нам не надо.
– Тогда тебя снова пришьют!
Спустя час после полдника, когда Виктор Сергеевич возвращался из места общественного пользования, называемого в его кругах парашей, к нему подошел аккуратно подстриженный мальчик в красной футболке и таких же красных шортах.
– Виктор Сергеевич, – негромко и быстро прокартавил он, – вас Жуков с Пантелеевым пришили… Я сам видел…
Сумароков несколько секунд смотрел на доносчика, потом спросил:
– Твоя как фамилия?
– Ложкин… Юра.
– Запомни, Юра: будешь стучать – погано кончишь…
– Но вы же сами сказали, кто знает…
– Тебе послышалось.
Вечером, после ужина все яхты-отряды собрались в клубе. Скамеек на всех не хватило, поэтому старшим пионерам пришлось стоять вдоль стен. На сцену вышла Зинаида Андреевна в морской форме, пилотке и красном галстуке. Она поздравила прибывших с началом отдыха, после чего произнесла сорокаминутную речь, ключевыми словами которой были «дисциплина» и «порядок». Не забыла и одноименную секцию. Разъяснила, что можно и что нельзя. Можно только одно – соблюдать распорядок и слушаться воспитателей. Нельзя – все остальное.
Потом начала представлять взрослый коллектив. По имени-отчеству. Именно так должны обращаться дети к старшим. На сцену выходили и становились в строй те, кто взялся этим летом за благородное дело – растить будущее страны. Практически все – в матросской униформе. Первым предстал завхоз – человек, без которого никакое будущее не мыслимо. Ни светлое, ни темное. Его встретили бурными овациями. За ним на сцену поднялась Светлана Михайловна Лисянская – улыбчивая массовица-затейница, от богатства фантазии которой зависел пионерский досуг. Потом с детьми знакомились физрук-плаврук, музрук, врач и медсестра, завстоловой Мальвина Ивановна, при имени которой зал засмеялся, а кто-кто дурашливо пропел: «А где Буратино?» Но Мальвина Ивановна не обижалась. Видимо, привыкла… Кладовщица, сторож, экспедитор и водитель грузовой машины, доставляющей продукты в столовую, не задержались на сцене.
Наконец, дошло дело до основного контингента – воспитателей и вожатых. В лагере было семь отрядов, на каждый полагалось по два человека. Только в шестой добавили Леночку Бичкину – в отряде должен находиться педагог женского пола. Представлять начали с седьмого, младшего. Две студентки Тихомирского педучилища на практике.
– А вот шестому отряду удивительно повезло, – радостно сообщила Зинаида Андреевна, – к ним, специально из Ленинграда, колыбели трех революций, приехали замечательные педагоги и люди. Встречайте – Виктор Сергеевич и Евгений Дмитриевич!
Называть город на Неве Петербургом Образцова не хотела принципиально. Петербург не может быть колыбелью.
Объявленная парочка выползла на сцену. Нельзя сказать, что их встретили бурными аплодисментами. Возможно, детишкам не внушали доверия волосатые ноги, торчащие из шортов. А может, смутил угрюмый вид педагога с перевязанным глазом. Типичный Карабас… Да и вообще, из молодого педагогического коллектива они как-то выпадали.
– Наши гости только что вернулись из Чечни, где помогали чеченским детям восстанавливать лагеря! Получили ранения, но вернулись в строй! А вообще-то они настоящие офицеры милиции! Работают с несовершеннолетними преступниками!
К аплодисментам добавились как восхищенные возгласы, так и недовольный свист и топот. Видимо, отношение к правоохранительном органам в детско-юношеской среде было неоднозначным.
– Так что смотрите, – в шутку погрозила пальцем Зинаида Андреевна, – никаких безобразий… Кстати, Евгений Дмитриевич будет вести кружок «Умелые руки», а Виктор Сергеевич – «ЮДМ», юных помощников милиции. Вы узнаете от них много нового и интересного!..
«Узнаете, узнаете… Наступи менту на горло…»
Кольцов пока не успел попросить Образцову поменять их местами. Поэтому выражением лица Виктор Сергеевич в настоящую секунду напоминал минотавра, увидавшего очередную жертву.
Но, слава Богу, сдержался и не зарычал. Хотя копытом забил. Копыта болели – проклятые кнопки!
За следующие десять минут Зинаида Андреевна представила вожатых и воспитателей оставшихся отрядов. Первый, самый старший, возглавляла некая Татьяна Павловна, на которую оба беженца сразу обратили внимание. И не потому, что, в отличие от всех, она не надела морскую форму, а вышла на сцену в белой блузке и черной юбке. В основной массе воспитатели не достигли двадцатипятилетнего возраста, Татьяне же Павловне было около тридцати трех-четырех. Выглядела она довольно привлекательно. Стройная фигура, короткие светлые волосы, правильные черты лица… Легкий макияж. Тоненький браслетик на запястье, заколка-бабочка…
В силу сказанного на Татьяне Павловне педагоги-мужчины задержали взгляды на несколько больше мгновений, чем того требовал лагерный этикет. Виктор Сергеевич, засмотревшись, даже не хотел уходить со сцены, пока его не одернул коллега:
– Не окосейте, товарищ…
На выходе из клуба Татьяна Павловна неожиданно обратилась к ленинградскому воспитателю, что для последнего было приятным сюрпризом.
– Виктор Сергеевич, можно вас на секундочку?.. У меня к вам личная просьба.
Растерявшийся Сумрак не знал, как реагировать, поэтому, помявшись, выдавил малокультурное: «Ну дык».
– В вашем отряде есть мальчик… Арсений Пантелеев… Это мой сын. Он хороший, только немного беспокойный. Без отца рос, а я не всегда успевала… Я хотела его в свой отряд взять, но ему интересней со сверстниками. Вы с ним не очень строго, хорошо?
Татьяна Павловна улыбнулась так, что у человека и авторитета Виктора Сергеевича подкосились волосатые ноги. А голос?! Какой у нее голос! Киллеру лаять и лаять…
– Без база… В общем, само собой…
– Вообще, здорово, что вы с нами, – продолжала Татьяна Павловна, – спокойнее как-то… Без мужчин неуютно.
– Ну, это… Конечно.
– Просто кругом тайга, а до Потеряхино три километра… Мало ли что случится? У нас в газетах писали, что недавно из колонии два бандита сбежали и где-то в тайге прячутся. Женщину уже одну задушили и ограбили. Ужас. А у нас дети…
– Да… Атас, ой, то есть да – ужас, – Виктор Сергеевич по-прежнему не мог взять себя в руки.
