Ознакомительная версия.
— Послушай, он моложе меня на шесть лет! Я не настолько стара, чтобы увлекаться детьми, пусть и хорошо обученными убивать.
— А он в тебя? Он влюблен?
— Понятия не имею. Может быть… Ну и что? Мало ли кто в меня влюблен. Оставим это. Ты обещал увезти меня в Америку. Или передумал?
— Нет, не передумал. В день городского праздника, когда вместо салютных залпов прогремят взрывы… В этот день мы скроемся.
Как он высокопарен. Даже в разговоре о тысячных жертвах, думала Вера, боясь обнаружить отвращение. И она снова улыбнулась. Он чуть улыбнулся в ответ.
— Ну хорошо, хорошо.
Нет, она не врала. Она не влюблена. Просто заигралась… Видимо, от нервов…Работа у нее действительно опасная.
— Документы? Они готовы?
— Да, господин майор! — четко отрапортовала Вера. — Все в нужном количестве. Все абсолютно надежны. Хранятся у пани Владлены, в ателье.
— Хорошо, молодец. Ладно, пойду, посмотрю на твоего мальчика. Видимо, королеве все-таки полагается паж.
Пока шел этот длинный, нервный разговор, Максима караулил возле двери молодчик с лицом арийца. Деревенская улица была пуста. Иногда откуда-то из-за плетня слышалось кудахтанье куриц, да валялась в тени под вязом вислоухая собака, окруженная щенками. Один из них подбежал на косолапых лапах в Максиму, лизнул протянутую руку, полез на колени целоваться.
— Не тронь собачку, — лениво процедил конвоир.
— Так она сама ко мне льнет. Девочка. хорошая. — он потрепал щенка по загривку.
— Да уж, видно, что девочки к тебе льнут, — нехорошо ухмыльнулся охранник.
Максим поднял голову.
— А к тебе, видать, и близко не подходят.
— С чего это ты решил?
— Дерьмом от тебя за версту несет, — невозмутимо произнес Максим и прыгнул в сторону.
Сапог, которым его намеревались ткнуть, попал в пустоту, охранник свалился со ступеней, Максим уже стоял за его спиной.
Дверь отворилась, Курт Домбровски имел удовольствие наблюдать эту картину. За его спиной, сдерживая смех, стола Вера.
— Мирослав Иванович! — завопил охранник.
— Заткнись, Анджей! — оборвал его председатель. — Ты побудь здесь, — обернулся он к женщине. — А ты иди за мной, — небрежный кивок в сторону Максима.
Они вернулись в кабинет.
— Так получается, Мирослав Иванович, что нужна нам ваша помощь! — горячился Максим. — Старшой мой, Богдан, точно знает место, где прикопаны камушки и ружье, и деньги… Пана Казимира-то Чека расстреляла, многие при захвате полегли, а нас, трое — Богдан, Тарас и я — мы сумели выскочить из котла и скрыться.
— Откуда же ты такой молодой взялся?
— Из интерната сбежал. Родители погибли в лагерях. Мы из остзейских немцев.
— Вот оно как. куда же ты сбежал?
— Отыскал дядю по отцу. Он лесником работал в Бе-лоострове, под Ленинградом возле финской границы. В сороковом году тайком пересек финскую границу, потом попал в Германию…
— В какой школе абвера тебя готовили? — перебил Домбровски.
— «Шайнце-З», господин майор.
— Мирослав Иванович! Здесь я для всех Мирослав Иванович!
— Так точно!
— Так вы вырвались из котла, и дальше что?
— Перебрались потихоньку сюда, во Львов. Город шумный. Большой узел железнодорожный, приезжих много, затеряться легче. Искали к кому прибиться. Знали, что есть на территории еще одна крупная группа абвера, но Казимир ничего не рассказывал — конспирация. Потом вышли на Паленого.
— Кто был в «Шайнце» инструктором по подрывному делу?
— Отто Вайнштейн.
— Где жили во Львове?
— Ну, снимали комнату у вдовицы одной. Адрес сказать?
— Потом. Зачем на «железку» поперлись?
— Так хотели толкнуть товар. Жить-то надо…
— Что ж «общак» не взяли?
— Так он же там, в Черновцах. А там на нас ориентировка у каждого мента и особиста.
— А радиодело? Кто вел радиодело?
— Ефрейтор Гауф. А рукопашный бой.
— Хватит. Отвечай только на поставленный вопрос. Кто из немецкой разведки курировал вашу группу?
— Этого я не знаю. Это пан Казимир знал. Вот Богдан, старшой мой, должно быть, знает. Он у Казимира правой рукой был. Мирослав Иванович, получается, что надеяться нам больше не на кого. Если Богдана и Тараса увезут в Черновцы, им хана. Там их сразу к стенке поставят.
— Красиво излагаешь. Но не верю я тебе, парень. Просто потому, что вообще никому не верю. Все, что ты говоришь, надо проверить, а времени у меня на это нет. Эти твои Богдан и как его там.
— Тарас.
— Они мне никто и звать никак. И я им ничем не обязан.
— Значит, не поможете?
— Нет. Всегда есть шанс, что ты из НКВД и все это провокация. А чтобы голову себе над этим не ломать, я тебя, пожалуй, сейчас пристрелю. Что, не ожидал? А так оно и будет. Не здесь, не в кабинете же, что ты дергаешься? Сходим, прогуляемся к лесу. Незачем женщину пугать, верно? Ну, иди!
МАРТ 1946, КолымаДля начала марта холода стояли лютые — столбик термометра стоял на отметке минус пятьдесят. Уже три недели мы работали в ночную смену, и каждый выход на улицу был пыткой. Но все же ночью работать было спокойнее — меньше начальства, меньше ругани и мордобоя.
Бригада строилась на выход. Бригадир подошел ко мне и сказал, что меня вызывает уполномоченный.
— Знаешь, где он живет?
— Откуда? — прохрипел я.
— Ишь, гад, не знает. Сейчас узнаешь. Возле конторы живет. Через полчаса пойдешь, понял?
— Понял, — ответил я, не веря своему счастью. Еще полчаса в тепле, а потом к уполномоченному. Он меня продержит часа два. и все это время в тепле, в тепле.
Я расстегнул бушлат, сел возле печки. Сразу стало тепло, и вши зашевелились под гимнастеркой. К ним привыкаешь, они почти не беспокоят. Я потрогал рукой карман гимнастерки, где лежало письмо, полученное мной три дня тому назад. Каждую минуту, не занятую борьбой за выживание, я повторял про себя каждое слово из нескольких строчек, написанных неровным мелким почерком. Вот и сейчас я повторял его про себя, шевеля растрескавшимися губами.
— Пора тебе, слышь! — Тронул меня за плечо дневальный. — Иди, а то он разозлится, гад.
Я кивнул, вышел, задохнувшись от ледяного воздуха. Идти было недалеко, метров сто пятьдесят. Я постучал в дверь. Загремели щеколды, замки, кто-то невидимый крикнул из-за двери:
— Ты кто? Я ответил.
— По вызову?
— Да.
Я вошел. Дверь из прихожей в столовую была не закрыта, оттуда слышалась музыка. Уполномоченный Бурков, низенький, толстенький, пахнущий одеколоном, вертелся вокруг, разглядывая меня маленькими черными глазками.
Запах барака дошел до его ноздрей, он вынул белоснежный носовой платок, встряхнул его.
На меня поплыли волны одеколона. А еще музыка и тепло голландской печки. Это было что-то нереальное.
— Вот и познакомились! — выказывая исключительную радость, воскликнул Бурков. — Ну, проходи! — Он открыл дверь в соседнюю комнату.
Это был небольшой кабинет с письменным столом, двумя стульями.
— Ни за что не угадаешь, зачем я тебя вызвал! Как твое имя? Отчество?
Я ответил.
— Год рождения? Назвал.
— Ладненько. Ты посиди, я сейчас позвоню кое-куда, и мы поедем.
Он выскользнул из комнаты, музыка за стеной смолкла, слышен был его бодренький голос. Бурков снова возник передо мной.
— У тебя какие-нибудь вещи в бараке остались?
— Нет, все со мной, — я невольно тронул рукой бумажный листок, лежавший в кармане гимнастерки.
— Ну и отлично! Сейчас придет машина, и мы с тобой поедем. Знаешь, куда? В управление!
— Мне все равно.
— Вот и хорошо!
Он потирал пухленькие ручки и все чему-то радовался. За окном загудела машина, и свет фар скользнул по ставням. Бурков исчез. Я размял пальцы ног, перемотал портянки.
— Поехали! — крикнул он из прихожей. Он был в белом полушубке, якутском малахае, расписных торбасах.
Я застегнул бушлат, подпоясался, подержал над печкой рукавицы. Мы вышли к машине. Полуторка с откинутым кузовом.
— Сколько сейчас, Саня? — спросил Бурков водителя.
— Пятьдесят пять, товарищ уполномоченный.
— Ну, ничего, ничего, — все посмеивался он. — Ты садись в кузов, нам тут недалеко. Давай, полезай. А Саня поедет побыстрей.
Саня молчал.
Я забрался в кузов, свернулся клубком, обхватил ноги руками. Бурков втиснулся в кабину. Мы поехали. Примерно через час замелькали огни, и машина остановилась возле двухэтажного дома. Везде было темно. Свет горел только в одном окне второго этажа. Двое часовых в тулупах стояли возле крыльца.
— Ты здесь постой, — сказал мне Бурков и исчез в дверях. Он отсутствовал недолго.
Минут через пятнадцать дверь отворилась, Бурков махнул мне рукой:
— Сюда!
Я вошел в дом. Бурков уже скинул полушубок и был в
Ознакомительная версия.
