– Они думают, что начался конец света… – покачав головой, сказала Марина. – Этот деятель… этот Харитон учит их, что, когда начнется конец света, они должны собраться вместе и плотнее прижаться друг к другу. И тогда вещий Олег поможет им. Вот они и жмутся друг к другу. Это Харитон их так научил.
– А сам он где ночует? – спросил Василий.
– О, это самое интересное! – шепнула девушка. – У него особняк, солидный, за плотным забором. Я его успела сфотографировать еще до того, как сюда спустилась.
– Ясно, – кивнул Василий и, стараясь держаться в тени, осторожно, по стенке прошел через зал и, хлюпая по грязи, заглянул в отсек, где на грубо сбитых из досок нарах, очевидно, спали все эти люди.
Ливень или удар молнии вызвали обвал, и теперь в этом отсеке было по колено воды и грязи. И хотя на улице гроза и дождь уже кончались, сюда вода еще лилась ручьем. Если представить, что люди спокойно спали, а стихия застала их врасплох, тут, ясное дело, можно было поверить и в потоп, и в конец света.
И тут Василия осенило. Так же, вжимаясь в стену, он пробрался назад к Марине и попросил ее:
– Тебе они поверят. Выводи их наверх. Там, где они спали, обвалился свод, сейчас то же самое может произойти и здесь.
– Да, я попытаюсь. Я даже знаю, куда я их всех поведу. Ведь, боюсь, у каждого из них индивидуальная кодировка. Не коллективная, а индивидуальная. И сейчас им нужна квалифицированная помощь… – начала она, а потом с тревогой спросила: – А ты?
– Я пойду другим ходом. Перед ними мне лучше не появляться. Ведь я для них чужак. А ведь чужака они могут и растерзать… – вполне серьезно сказал Василий.
Марина лишь кивнула и направилась в зал.
– Смотрите, смотрите! – закричал какой-то мужчина, первым заметив входящую в освещенную фонариком, который включил Василий, зал Марину, – Мы на небесах! Сейчас мы увидим вещего Олега!
– Идите за мной, – тихо сказала Марина. – Я отведу вас к нему! Я отведу вас к вещему Олегу. Он ждет вас!
– Пойдем, пойдем за ней! – радостно встрепенулась одна из женщин.
Марина прошла мимо алтаря и направилась дальше по подземному коридору. Василий, оставаясь в тени, подсвечивал ей дорогу. Как он понял, Марина знала выход наверх и теперь вела всех именно туда. Мужчины и женщины брели гуськом, стараясь держаться поближе друг к другу. Мокрые, напуганные, они мало что понимали. Сейчас важным было заставить их поверить в то, что Марина их спасет. Ведь иначе их участь была бы предрешена. Харитон, увидев, что случилось, вряд ли бросится им помогать.
Когда Василий убедился в том, что Марина начала выводить людей наверх, он вернулся в зал, глянул еще раз на карту, сориентировался и, отыскав на полу плиту, которая на карте была обозначена крестиком, попытался ее приподнять. Это у него не получилось, и он вернулся туда, где оставил лопату. После пары десятков минут мучений он наконец приподнял и сдвинул плиту с места, а потом, схватившись за лопату, принялся копать. Он копал, пока лопата наконец не стукнула по чему-то твердому. Почувствовав это, Василий чуть было не расплакался. Теперь главным было успеть до восхода солнца и до того, как сюда, в пещеру, вернутся чернобородый Харитон и «спасительница» Марина.
Сначала Лиза Чернявская-Ларсон, как и предполагал генерал Потапчук, наотрез отказалась уезжать из города.
– Я сама должна позаботиться и о перезахоронении тела отца, и о больной матери! – заявила она резко. – Я не успокоюсь, пока не буду уверена в том, что матери никто и ничто не угрожает.
– Но мы организуем возле ее палаты круглосуточное дежурство, мои люди позаботятся о ее безопасности, – попытался заверить Лизу Потапчук.
Однако Лиза ни за что не соглашалась, пока в конце концов не нашлось компромиссное решение. Врачи разрешили перевезти мать Лизы за город. Всю ответственность взяла на себя профессор Нина Владленовна Борохова, согласившись пожить за городом несколько недель, присматривая за своей пациенткой. При этом ей было поставлено жесткое условие – никому не сообщать, где она. Для сослуживцев и родных она уехала в командировку. Поскольку и двоюродная сестра генерала Потапчука Валентина Генриховна, и Лиза тоже были медиками, а свежий воздух и спокойная обстановка для сердечников получше лекарств, никаких эксцессов не предвиделось.
Валентина Генриховна, по мужу Лепкина, в свое время работала в военном госпитале, где и познакомилась со своим будущим супругом, теперь полковником в отставке Петром Степановичем Лепкиным. У них был сын Вадик, который теперь учился в военной академии. Так что можно было считать, что и Лиза, и ее мать находились под надежной охраной. Единственное условие, которое поставил им Федор Филиппович Потапчук, – полностью прекратить всякие контакты с внешним миром: ни при каких условиях никому не говорить, где они находятся, и не покидать территорию дачи Лепкиных, которая находилась действительно в очень тихом и уединенном месте.
О гибели генерала Чернявского его жене, матери Лизы, решили пока что не сообщать. Все формальности, связанные с перевозкой и перезахоронением тела, Потапчук рассчитывал уладить самостоятельно, а потом уже приехать за Лизой. Как сообщить о трагедии жене, теперь уже вдове, генерала Чернявского, ни Лиза, ни он, генерал Потапчук, пока не имели ни малейшего понятия. О том, что Слепой собирается вместе со шведами в Старую Ладогу, Лизе тоже не говорили. Потапчук убедил ее в том, что Глеб занят выполнением какого-то другого секретного задания.
– Прости, Лиза, – проговорил, едва справляясь с комком в горле, Потапчук, – но твой отец мертв, и с этим уже ничего не поделаешь. Но мать… Твоя мать жива, и ты можешь, ты должна ей помочь. Ты теперь должна, просто обязана все время находиться с ней рядом. И я думаю, тебе придется постараться вдохнуть в нее веру, уверенность…
– О чем вы говорите, Федор Филиппович?! – разозлилась Лиза. – Какую веру?! Какую уверенность?! Чтобы потом больнее было узнать правду?!
– Но ты же сама понимаешь, – вздохнул Федор Филиппович, – что сейчас она совсем слаба, – предынсультное состояние, сердце… Если ей сейчас сказать о гибели мужа, она не выдержит. Пусть хотя бы немного придет в себя.
– Не знаю, будет ли так лучше… – покачала головой Лиза. – У нас в семье было принято всегда говорить правду. Вы же помните, как отец все время повторял: «Лучше горькая правда, чем сладкая ложь!»
– Помню, – кивнул Потапчук и отвернулся, пряча глаза.
Этот разговор с Потапчуком нет-нет да и всплывал в Лизиной памяти. Дачу Лепкиных скорее можно было назвать добротным загородным домом. Высокий забор, видеонаблюдение, два этажа и удобства не на улице. К лету хозяева планировали сделать беседку и даже со строителями договорились, но Потапчук уговорил их повременить. Пока что никто не должен был знать о том, что Лиза и ее мать будут здесь находиться. Потапчук даже пообещал через своих знакомых помочь со строительным материалом, потому что деньги сестра брать наотрез отказалась.
Лизу и ее мать Лепкины не просто окружили вниманием, они, как вскоре поняла Лиза, очень точно распределили свои роли. Валентина Генриховна готовила вкусную и здоровую пищу, занималась уборкой и, если нужно, подменяла Нину Владленовну, Петр Степанович занимался хозяйством, ездил за покупками, выполнял всю тяжелую работу и следил за безопасностью. Если он выбирался в город, обязательно приезжал их сын Вадик, которого начальство беспрекословно отпускало по первой же просьбе.
Лиза тоже старалась помогать. Готовила, убирала. Но главное, как ей поручил Потапчук, старалась побольше беседовать с матерью. А когда изображать надежду на скорую встречу с отцом ей делалось совсем трудно, она читала маме вслух. У Лепкиных была хорошая библиотека, но мама почему-то просила читать ей сказки Андерсена. По вечерам она устраивалась в вынесенном на лужайку плетеном кресле-качалке, укутывалась пледом, Лиза садилась рядом на стул и читала «Снежную королеву». Мама покачивалась в кресле и любовалась закатом. Сирень, которая густо разрослась у забора, уже отцветала, зато жасмин наполнял все вокруг мягким сладковатым ароматом.
Потапчук каждый вечер приезжал их проведывать, а когда оформил все документы и пришло время отправляться в Зону, он сказал матери Лизы, что его отправляют в командировку. Всего на несколько дней.
Они с Петром Степановичем по этому случаю даже организовали шашлыки. Генерал Потапчук привез купленное в магазине ведерко замоченных в уксусе кусочков свинины, а Петр Степанович разморозил и замочил в сделанном по собственному рецепту маринаде баранину. Поскольку вечер был сухой и теплый, стол накрыли прямо на улице.
И Федор Филиппович Потапчук, конечно же, упорно старался отвести разговор от темы, которая оставалась для семьи Чернявских болезненной, кровоточащей и поэтому более чем опасной.
– Ну и как тебе, Лиза, после Швеции в России? Мы изменились? – спросил Потапчук.
