Подобное самобичевание, не свойственное здоровой натуре Зубова, было вызвано вполне тривиальными причинами. Пару лет назад он ударился в мелкий бизнес — то есть, попросту говоря, заделался челноком. Поначалу дела у него шли прилично — не хуже, во всяком случае, чем у иных прочих, — но потом черт его дернул связаться с дружком. Дружок убедил его, что бизнес надо расширять, заставил взять в банке приличный кредит под залог недвижимости — Ивановой квартиры, — а потом слинял вместе с денежками, да так основательно, что не нашелся по сей день.
Квартиры и машины Иван, ясное дело, лишился. Слава богу, что хоть гараж уцелел… Там, в гараже, Иван и поселился, переоборудовав подвал под временное жилье. Председатель гаражного кооператива вошел в его бедственное положение и оформил Ивана сторожем. Ну разве это работа для молодого, здорового мужика? Горе одно… Вот с горя Иван и запил, да так, что иногда самому страшно делалось. Словом, с этого момента любой дурак мог расписать дальнейшую биографию Ивана Зубова, как по нотам, до самого бесславного конца. Он и сам мог, да только не хотелось ему этим заниматься, и думать ни о чем не хотелось. И пропал бы он, наверняка, сдох бы, как собака, под каким-нибудь забором, если бы не Удодыч, добрая душа.
Вертя баранку, Иван бросил быстрый взгляд на сидевшего рядом Удодыча. Удодыч был, как всегда, гладко выбрит, краснолиц, спокоен и благоухал хорошим одеколоном. Одет он был, как всегда, в армейский офицерский камуфляж. Закатанные почти до локтя рукава куртки открывали мощные волосатые руки, заканчивавшиеся мясистыми короткопалыми пятернями. На безымянном пальце правой руки поблескивало массивное обручальное кольцо, на запястье левой неброско сверкали потертым отечественные часы на потемневшем от пота кожаном ремешке. Плотная коренастая фигура Удодыча заполняла сиденье целиком, излучая спокойствие и уверенность в том, что все будет тип-топ.
— Слышь, Удодыч, — нарушил молчание Иван, — а почему у тебя погоняло такое странное — Удодыч?
Удодыч повернул к нему широкое красное лицо с мутноватыми, болотного цвета глазами и едва заметно усмехнулся уголком рта.
— П-п-п-погоняло, — с неопределенной интонацией повторил он, будто пробуя на вкус незнакомое кушанье. — Ну что ж, п-пожалуй, что и п-погоняло. Тут, брат, т-такое дело… В моем возрасте людей обычно по отчеству кличут — ну, там, Иваныч, П-петрович… А у меня отчество, понимаешь, такое… некруглое, с-словом. Н-немвродович я, п-понял? Такое не каждый трезвый в-выговорит, а уж после вт-торого стакана и подавно. Как только меня, понимаешь, не об-обзывали! Один умник сообразил: з-здорово, г-говорит, Уродыч, как дела? Ну я ему показал Уродыча… Сам месяц в уродах ходил, н-недотыкомка… В-вот… Ну, и к-кто-то Уродыча в Удодыча п-переделал — п-потом, п-позже. Т-так и п-прилипло.
Иван покивал, избегая смотреть на Удодыча. Хороший он был мужик, этот Удодыч, со всех сторон хороший, но вот это его заикание… Разговаривать с ним было одно наказание, особенно без привычки, и обычно Иван предпочитал Удодычу вопросов не задавать, да еще таких, как этот — нескромных и, в общем-то, совершенно ненужных. Впрочем, может, и хорошо, что не постеснялся, спросил. Во-первых, узнал кое-что про Удодыча, а во-вторых, то, как Удодыч ответил, ясно показало, что к Ивану он относится с уважением, по-товарищески, носа перед ним не дерет и понимает, что в жизни с людьми всякое случается.
Удодыч, если разобраться, был Ивану никем — так, здрасьте — до свидания, как делишки, да не хотите ли по стопарику за все хорошее?.. Сосед по гаражу, в общем. Работал он, кажется, водителем какой-то спецмашины, но какой именно и где, Иван не спрашивал, в общем, как-то к слову не пришлось. Да и какая разница, кто где работает, если человек хороший? Это у них, у американцев всяких, главное — работа, бизнес. А у нас, у русских, главное — душа. А чем человек себе на жизнь зарабатывает, не так уж и важно. Да пусть хоть дерьмо лопатой ковыряет, лишь бы сам дерьмом не был!
Словом, когда Иван переселился к себе в гараж и начал там, что называется, фестивалить без просыпу, Удодыч некоторое время молчал, а потом, улучив момент, выставил пару пивка, воблой угостил и как бы между делом поинтересовался: что, мол, с тобой, парень? И как-то так он это спросил — без подковырки, душевно, с искренним участием, — что Иван не удержался — выложил все, как на духу. Да и что скрывать, когда и так все видно? Шила в мешке не утаишь, как ты его, этот свой мешок, ни сворачивай, как ни комкай…
Удодыч тогда обещал что-нибудь придумать, и вот, поди ж ты — придумал! И двух недель не прошло, как он уже предложил Ивану заработок. Правда, пока разовый, но вполне приличный, и потом, как говорится, лиха беда начало. С такой анкетой, как сейчас у Ивана — без жилья, без прописки, с опухшей мордой — кто рискнет взять его на постоянную работу? Сначала надо себя проявить, доказать, что ты не рвань подзаборная, не алкаш конченый, а серьезный человек, трудяга. Тогда и разговор с тобой будет совсем другой. Удодыч, правильный мужик, примерно так Ивану и сказал: ты, сказал, Ваня, не обижайся, а только ручаться я за тебя сейчас не могу, не имею права. Допустим я даже рискну своим добрым именем, поручусь за тебя перед начальством. Пожалуйста, мне не жалко, я в тебя верю, знаю, что не подведешь. Так ведь начальство у меня, брат, непростое и на слово никому не верит…
Это Иван хорошо понимал, поскольку его собственный печальный опыт как раз к этому и сводился: верить на слово в наше время нельзя никому, ни одной собаке. Поэтому ни на Удодыча, ни на его недоверчивое начальство он обижаться не стал, однако, извинившись, потребовал аванса. И странное дело: Удодыч без возражений полез в карман, вынул оттуда портмоне, отслюнил сто баксов и торжественно вручил их Ивану, поставив единственное условие — перед работой не напиваться. Честно говоря, Ивану показалось, что денежки Удодыч ему отдал свои, кровные. В связи с этим ему подумалось также, что сумма, о которой в действительности шла речь, была Удодычем сильно занижена; однако выбирать не приходилось, и Иван согласился, толком даже не зная, что, собственно, ему предстоит совершить. Эх!.. И ведь совсем, совсем недавно эти сто долларов, которым он теперь так радовался, были для Ивана Зубова сущей безделицей, пшиком — дневной выручкой, и притом не в самый удачный день. Да, жизнь…
Встречу ему Удодыч назначил почему-то не в гараже, что было бы логично и очень удобно, а у черта на рогах, возле станции метро «Сокол». Иван не стал спорить: во-первых, решал тут не он, а во-вторых, к этому времени Удодыч обрисовал ему предстоящую миссию, и просвещенный Иван вынужден был согласиться, что в таком деле лишней секретности не бывает. Дело и впрямь было тайное. Ивана прямо распирало от сознания собственной значимости и предвкушения неизбежного триумфа. Предвкушение это, чего греха таить, не было лишено определенного злорадства. Ну а как же иначе-то? Ему, маленькому, незаметному и никчемному человечишке предстояло собственноручно проверить, на самом ли деле так могущественно одно солидное министерство, как об этом говорят, или оно только пускает пыль в глаза президенту и даром проедает народные деньги. Роль ему досталась малюсенькая — не больше, чем у блохи, которая суетится в шерсти крупного сенбернара, — но от того, как отреагирует упомянутый сенбернар на едва ощутимый блошиный укус, зависела, по словам Удодыча, дальнейшая судьба упомянутого министерства.
В общем, из слов Удодыча можно было сделать вывод, что он, Удодыч, с утра до ночи вращается в высших правительственных кругах и облечен в этих кругах некоторым, понимаете ли, доверием. В принципе, Иван не видел в этом ничего невозможного. Как-то раз ему довелось посмотреть по телевизору (естественно, тогда, когда телевизор у него еще был) передачу, посвященную кремлевскому гаражу и водителям, которые там работают. Передача называлась «Кремль-9». Естественно, лиц кремлевских водителей по телевизору не показывали, да и вообще, в тот момент передача показалась Ивану довольно скучной. Но теперь, после туманных и значительных намеков Удодыча, Иван вдруг подумал, что его сосед по гаражу запросто может оказаться одним из героев той передачи. А что? Почему бы и нет? Те ребята, которые возят президента, — обыкновенные живые люди, которые утром встают, завтракают и отправляются на работу. Они, как и все простые смертные, живут со сварливыми женами, воспитывают детей, которым на все плевать, и любят в свободный вечер посидеть перед телевизором с баночкой пивка. И у них, у этих засекреченных парней, тоже имеются соседи — и по лестничной площадке, и по даче и, что характерно, по гаражу… Всегда так было, во все времена: хороший водитель для начальника значит больше, чем все его окружение. Водитель — это доверенное лицо, которому известны такие секреты хозяина, что даже подумать страшно. И вот, если бы, скажем, даже и сам президент захотел проверить, как работает некое министерство — проверить негласно, без официальной шумихи и утечки информации, на конкретном, отдельно взятом примере, — он, как стреляный воробей, искушенный в закулисных политических интригах, мог бы обратиться со своей проблемой к человеку проверенному и в то же время далекому от политики — то есть к своему персональному водителю.
