Ознакомительная версия.
– Что такое?
Ответа он не услышал.
Кожанов, рывком открыв дверь, нащупал выключатель и перевел тумблер вниз. Спальня осветилась всеми четырьмя лампами красивой, модной люстры. Голубев, прищурив глаза, спросил:
– Что такое?
Значит, проснулся или не успел заснуть. Повернулась к двери и супруга.
Кожан не ответил на вопрос Голубева. Он прошел к двуспальной кровати и молча одним взмахом рассек горло приподнявшегося на локте Игоря Степановича. Тот схватился за рану, из которой ударила кровь, и, захрипев, повалился на постель, головой вниз, к коврику, обильно обагряя его алым. От увиденного Ирина широко раскрыла глаза и рот, но ни кричать, ни двинуться с места не смогла. Ее охватило оцепенение. Впрочем, длилось оно недолго. Кожанов, вскочив на кровать и переступив через умирающего Голубева, ударом ботинка в хрупкие ребра, сбросил женщину на пол. Следом спрыгнул сам. От падения короткая розовая прозрачная комбинация Голубевой задралась вверх, оголив интимное место женщины. Увидев промежность жертвы, округлые формы ягодиц и торчащие, красные соски пышных грудей, вывалившихся наружу, Кожанов почувствовал, как острое желание стремительно заполняет его. Он уже хотел наброситься на эту сучку, чтобы извращенно, грубо, сознательно причиняя боль, изнасиловать ее, но крик в комнате дочери Голубевых, Галины, привел его в чувство. Кожан тряхнул головой, отгоняя соблазн. Временно отгоняя. Лежавшее тело еще будет извиваться под ним, но не сейчас, позже, когда банда получит то, за чем пришла.
– Кто вы? За что? – вскрикнула женщина.
Кожанов нанес удар Ирине в лицо, разбивая губы, ломая зубы. Затем схватил за волосы, поднял, бросил в кресло, еще раз ударил, на этот раз в переносицу. Кровь хлынула изо рта и из носа. Бандит не обращал на это внимание. Он достал из кармана моток веревки и связал жертву так, что Ирина не могла пошевелиться. Разбитый рот Кожан заклеил липкой лентой, оставив край, чтобы, когда надо, снять ее. Ударил Ирину по щеке. Она пришла в себя, раскрывшимися от боли, ужаса и непонимания происходящего глазами глядя на палача.
А Кожанов присел напротив жертвы. Взял со столика стакан сока, отпил половину. Сморщился.
– И что за мочу вы пьете? Не сок, а хрень какая-то. А может, это и есть моча? Ты мужу «золотой дождь» выдавала? Частью в стакан, чтобы потом пить? Вообще-то моча, она полезная. Так вы занимались перед сном извращенным сексом?
Ирина Петровна что-то промычала.
Кожанов усмехнулся:
– Не хочешь говорить. Не надо, я и сам вижу, что занимались. А фигурка у тебя ничего, ротик пухленький. Минет мужу небось делала? Впрочем, можешь не отвечать, конечно, делала. А любовнику? Или скажешь, у тебя нет любовника и никогда не было? Вот в это не поверю. Такая телка не может не трахаться на стороне, с тем же охранником, например. Муж-то деловой, все время занят… был! Ты такая же шалава, что и другие, из тех, кто живет в таких особняках. Страшно сейчас? Муженька зарезали, неизвестно, что с дочкой…
Ирина дернулась в кресле, глаза наполнились слезами.
Кожанов же продолжал свою дьявольскую игру:
– Да, а кстати, что у нас там с твоей комсомолкой? Ей четырнадцать? Раньше в эти года в комсомол принимали. Не всех, меня вот не приняли, потому как под следствием был. Засадил одному старикану пику в бок. Бабки нужны были на вино, сигареты, а предки не давали. Сами все до копейки пропивали. Но к теме…
Он крикнул в коридор:
– Окунь!
– Да?
– Ты чего там застрял?
– Да вот девчонка крепко уснула, будить долго пришлось, но мы идем, идем!
– Давай! А то мамаша тут переживает. Нервничает…
Притворив вторую справа комнату, оказавшуюся пустой, Окунько прошел к третьей – комнате дочери Голубевых, Галины, таковой она и была отмечена на схеме Демьяна. В отличие от Кожана, Окунько осторожно приоткрыл дверь. Ему не надо было включать свет – на стене над кроватью горел светильник. Девчонка с распущенными русыми волосами спала на не разобранной постели в халате. Рядом на ковре валялись наушники, ближе к письменному столу – аудиоплеер. Девушка лежала спиной к двери, и бандит при виде выпяченных упругих ягодиц довольно усмехнулся, подумав – хороша попка, самое то. И неважно, что морда может быть страшнее обезьяньей. Морду, ее и прикрыть можно. А вот из худой жлыги аппетитную куклу не сделаешь.
Услышав шум в спальне родителей, начал действовать и Окунько. Он подошел к кровати, схватил спящую девочку за волосы и рывком сдернул на пол, на ковер. Это причинило Галине сильную боль, от которой она с криком проснулась. Этот крик и слышала ее мать, сброшенная на пол другим бандитом. Окунь, дабы прекратить крик, ударил Галину ногой в голову, стараясь не попасть в висок. Крик оборвался. Окунько сорвал с девочки халат – пуговицы полетели в разные стороны. Под халатом ничего не было. Развернув жертву на спину, бандит сжал упругую грудь уже сформировавшейся девушки, но закричать от новой боли не дал, зажав рукой рот.
– Тихо, соска! Молчи, или удавлю, как цыпленка. Поняла, тварь?
Испуганная до смерти Галя утвердительно закивала головой. Окунько спросил:
– Значит, будешь вести себя хорошо?
И вновь девочка испуганно и утвердительно закивала головой.
Бандит убрал руку с ее рта:
– Вот и хорошо, молодец! Старших надо слушаться. А сиськи у тебя, как у взрослой. Какой размер? Третий?
– Второй… – прошептала Галина.
– Да? Тоже неплохо. А что у нас между ног?
– Не надо!
– Раздвинь ласты, сука!
Девочка подчинилась.
Убийца, насильник и извращенец Окунько, глотая обильно выделившуюся слюну, проговорил, глядя на нежные прелести девочки:
– Кайф! Ничего не скажешь! Целка еще? Или кто-то уже успел распечатать?
– Я… я… девочка!
– Ну понятно, что не мальчик; спрашиваю, девственница?
– Да!
– Охренительно! Это молодец, что блюла себя. Очень правильно делала!
Окунько провел рукой между ног Галины. Девочка вздрогнула и сжала ноги. Это не понравилось бандиту:
– Ты че, сука? Сказано, раздвинуть ляжки и так лежать, пока при памяти.
– Не трогайте меня!
– Чего? Ты, мокрощелка, еще вякать будешь? А не хочешь, я прямо сейчас тебе болт в пасть засуну и заставлю сосать, как леденец?
– Не буду!
– Ах ты, сучка непробитая…
Размахнувшись, Окунько дважды ударил девушку по лицу. Щеки тут же покраснели, из рассеченной брови пошла кровь. Галина, заплакав, попросила:
– Дядя, отпустите меня… пожалуйста. Мне всего 14 лет! Я никому ничего плохого не сделала…
Окунько усмехнулся:
– Так-то лучше! Значит, никому ничего плохого не делала? А я делал, многим и много раз. И сегодня сделаю. Догадайся, кому?
– Не надо… я боюсь!
– Еще бы! Ведь самое страшное тебя, соска, ждет впереди.
Из коридора послышался окрик Кожана:
– Окунь!
– Да?
– Ты чего там застрял?
– Да вот девочка крепко уснула. Будить долго пришлось, но мы идем, идем!
– Давай! А то мамаша тут переживает. Нервничает.
Окунь взглянул на Галю:
– Слышала? Мамуля переживает. Вставай, пойдем! Она тебя пожалеет.
– Мне надо одеться…
– Так сойдет.
Окунько за руку рывком поднял с ковра Галину и, схватив ее за щуплую шею, потащил в спальную комнату родителей. В комнату, превращенную безжалостными бандитами в плаху.
При виде голой, избитой дочери, введенной в комнату вторым бандитом, Ирина Голубева вскрикнула. Ее крик заглушила лента. Девочка же, увидев связанную мать, вздрогнула, а когда посмотрела на кровать, закричала. Окунько ударил ее по ногам, притянул к себе, закрыв рот широкой ладонью, развернув к стене.
– Молчи, тварь, я же предупреждал тебя!
Кожанов пододвинулся к креслу, в котором сидела супруга убитого предпринимателя, и взглянув ей в глаза, спросил:
– Жить хочешь, красотка?
Голубева утвердительно кивнула и указала глазами на дочь. Бандит понял смысл взгляда:
– Ты также хочешь, чтобы мы не тронули и дочь?
Ирина закивала.
– Объяснимое желание, – усмехнулся Кожанов. – Тогда поговорим. Сейчас я сниму ленту с твоего рта, и поговорим. Ответишь на несколько вопросов, и мы вас не тронем. При условии, естественно, правдивых ответов. Попытаешься обмануть или закричать – первой пострадает дочь. Хотя вряд ли кто со стороны услышит, но лучше, если ты не будешь кричать. Я понятно объясняю?
Женщина вновь утвердительно кивнула головой.
Кожанов снял ленту с лица жертвы. Голубева глубоко вздохнула и тут же попросила:
– Отпустите, пожалуйста, Галину и дайте ей возможность одеться.
Кожан повысил голос:
– Я же сказал, от тебя требуется одно – ответить на несколько вопросов. И больше ничего. Потом сама нарядишь свою дочь.
– Понятно, спрашивайте.
– Где документы и ключи от машин?
– Так вам были нужны машины? Вы за ними пришли?
– Ты что, сука, плохо врубаешься? Сколько раз говорить, что ты должна только отвечать на вопросы? Не слышу ответа.
Ознакомительная версия.
