того, чтоб туда добраться, сначала следовало разобраться с двумя своими танками.
— Мурад, готовь свою Нани, по моей команде выпускай на ближайший танк.
Мурад кивнул. Обнял свою воспитанницу, что-то прошептал ей на ухо. Затем поднял ее и сказал:
— Готов.
— Тогда на счет три. Один, два, три. Давай!
Мы с Петькой открыли огонь. Мурад поднялся над бруствером указывая Нани цель. Но не успел он отдать команду "Взять". Как туда где он находился, прилетел снаряд. Мурад и его воспитанница погибли на месте. Меня контузило. В ушах гремело, я мог понимать других только через крик. Я прокричал Пете, что сейчас мы с Дружком попробуем подбить танк. Но друг, отрицательно покачал головой.
— Нет! — громко прокричал мне в самое ухо Петр. — Сейчас моя очередь, я должен за все поквитаться. Если сможешь, сбереги моего Полкана. — он вручил мне поводок своего пса. — Прощай, дружище. Только маме не говори. Не хочу, чтоб она снова расстраивалась.
Достав из гранатной сумки несколько гранат, Петька обвязал их и улыбнувшись мне на прощание, выполз из окопа. Я смотрел на все происходящее словно на немое кино. Вот мой друг короткой перебежкой добрался до воронки после взрыва. Вот он из воронки ползком подобрался к горевшему танку, обогнул его и, подползя с тыла к притаившейся технике гитлеровцев, приподнялся, чтоб бросить гранаты. Пулеметная очередь из другого танка и Петька падает замертво. Словно почувствовав смерть вожатого, громко воет Полкан. Я вздрагиваю. А пес Петьки срывается с поводка и как молния проносясь меж горящей техникой противника, ныряет именно под тот танк, что погубил его хозяина. Раздается взрыв. Танк загорается, внутри детонирует боеукладка. Раздается второй взрыв, у танка отрывает башню и вышвыривает ее на наступающую пехоту. Из группы, под моим командованием, остаемся только я сам и мой Дружок. А против нас еще один танк.
— Ну что, Дружочек. Вот и наша пора пришла. — обратился я к псу. — Ты готов?
В ответ пес гордо выпрямился и громко гавкнул.
— Вот и хорошо. — потрепал я его. — Остался один танк, всего один. На левый фланг мы уже не пойдем, но хотя бы свой удержим точно. Давай, Дружок, за мной!
Мы вместе выбрались из траншеи и так же, как и Петька, добравшись до воронки, залегли в ней.
— Смотри, Дружок, видишь вон тот танк? Что спрятался за горящим. Его нужно уничтожить. Как ты думаешь, сможешь?
— Гав! — громко ответил, все понимающий пес.
— Тогда давай, Дружочек. — я обнял пса на прощание. — Давай родной. Взять!
Пес сорвался с поводка, но не побежал стремглав, а перебежками, петляя, как лиса, пригибаясь во время выстрелов, стал подбираться к танку. Я же прикрывал Дружка, стреляя по пехоте. И вот, когда псу осталось совершить последний рывок. Танк противника решил поменять место положения, громко заревел мотор. И немецкий гусеничный монстр, помчался на меня, отрываясь от Дружка.
"Вот значит и моя смерть пришла" — подумал я, достав гранаты. — Но ничего, просто так ты меня не возьмешь!
Танк не успел приблизиться ко мне. Дружок его опередил. Юркнув под днище машины, пес в последний раз взглянул на меня. И этот взгляд я запомню на всю жизнь. Прогремел взрыв. Танк был уничтожен. Дружок погиб.
Положив гранаты обратно в сумку. Я поднялся из воронки и прячась за подбитой машиной, постарался осмотреться. Бой стихал. Левый фланг обороны смог удержать позиции. Не сумев прорваться с ходу, гитлеровцы отступали, оставив на поле боя полтора десятка горящих танков. Мы выстояли.
"Здравствуй мама, Евдокия Семеновна. Пишет тебе твой сын Сергей. Сегодня мы показали врагу, кто такой Солдат Красной Армии, не пустили фашистов к Москве. Но заплатить за то пришлось большую цену. Из всего моего отделения в живых остался только я да наш сержант Михаил Григорьевич. Петька, мой друг, погиб смертью храбрых. Только прошу, не сообщай об этом его маме. Он очень просил этого не делать. Мой пес Дружок тоже погиб, спасая меня, он подорвал танк. Сейчас нас перебрасывают в тыл на перегруппировку и обучение новых псов. Не знаю, как после Дружка я смогу дрессировать кого-то другого. Во мне словно погибла часть души. Но дело делать надо. Ведь если не мы, то кто? Вот и Михаил Григорьевич со мной согласен. Говорит: "Все душевные терзания потом, после войны. А сейчас нужно бить врага". И я буду его бить, за Кирилла, за Петьку, за Мурада, за Дружка, за всех погибших товарищей. И буду это делать до тех пор, пока не будет поднято Красное знамя над Рейхстагом. До свидания, мама. Твой сын Сергей."
