И тогда, придя в возбуждение, он стал блуждать по бесконечным коридорам в поисках тома, помеченного буквами К/А и заключавшего в себе историю той, о ком он жалел больше, чем о ком бы то ни было. Каково же было волнение Элиаса, когда после долгих минут он взял наконец его в руки.
Устроившись за рабочим столом, Элиас начал лихорадочно читать:
«Анна Каспер, дочь Исаака и Марии Каспер, родилась 12 августа 1974 года, погибла в Вене в автомобильной аварии…»
Далее следовал большой закодированный пассаж, к которым Элиас почти привык, но по-прежнему был не способен их расшифровать. Этот был настолько внушительным, что занимал больше двух страниц.
Он продолжил читать понятные части текста.
«Счастливое детство, любовь родителей. <…> Учеба в Вене, блестящая студентка <…>».
Не успел Элиас закончить отрывок, как по его щекам неожиданно потекли слезы. Он вспомнил тот единственный, неповторимый миг, когда она, молодая и полная надежд, появилась в дальнем зале венского кафе «Бравслаф».
Он представил ее ярко-желтое платье и длинные черные волосы, изящно собранные в узел на затылке. В его воспоминаниях все было еще так недавно. Но, взглянув на свою старческую руку, он с жестокой ясностью осознал меру отпущенного ему времени. Анна ненадолго ожила в этих нескольких светящихся строчках, но оставалась потерянной навеки.
Рассказ продолжался:
«Была бесплодна. 12 марта 1995 года встретила в Вене Элиаса Эйна. Брак был заключен…»
Наткнувшись в Книге на собственное имя, он испытал потрясение.
Его схватил за горло страх: ведь он рисковал проникнуть в тайну самого загадочного из законов Провидения – закона собственной судьбы. А это все равно что заглянуть в глаза Смерти.
Несмотря на все его благоразумие и преклонный возраст, от перспективы такой встречи лицом к лицу у него кровь застыла в жилах. Он почувствовал, что не способен на это.
Сможет ли он принять, что оставшееся ему время жизни сведется лишь к необратимому обратному отсчету по пути к небытию?
Убежденный в том, что ничего хорошего его уже не ждет, он все же не решался пожертвовать той малой толикой беззаботности, которая у него еще оставалась.
Вот почему Элиас почувствовал потрясение, панический страх, увидев собственное имя, полностью написанное в книге Бога. Ему пришлось сделать паузу.
Там еще было отмечено множество подробностей его жизни, которые он сам забыл: где состоялась их свадьба, имена присутствовавших родственников и так далее. И опять эти непонятные шифрованные строчки…
Ранним утром, настигнутый усталостью, он провалился в сон, населенный странными сновидениями. И в обманчивом свете пылающих букв едва ощутил легкое головокружение, которое снова им завладело, стоило ему задеть рукой золотые буквы Книги.
Открытый том, лежавший подле сраженного сном Элиаса, тихонько пульсировал, словно следуя ритму его сердца.
7
Не успел только что проснувшийся Элиас вернуться в голубую комнату, как во входную дверь постучали.
Уже наступил вечер: значит, он проспал почти весь день. Наверняка это господин Зоф пришел закончить партию в шахматы. Элиас как можно быстрее поставил на место детскую кровать над люком. Спустился вниз и, открыв смотровое окошечко в двери, попросил антиквара подождать несколько мгновений.
После чего стер следы усталости, оставленные на лице ночными событиями, и надел чистую рубашку.
…Темнело. Элиас открыл дверь и поздоровался. Старец учтиво поклонился и медленно вошел. Они посмотрели друг на друга.
Зоф был по-прежнему в кожаных перчатках. Антиквар казался все таким же старым и одиноким, хотя его лицо выражало живой ум. Спутанной седой шевелюрой он напоминал одряхлевшего, всеми покинутого волка. Но, несмотря ни на что, в нем чувствовалось душевное благородство.
– Надеюсь, вы не забыли о нашей встрече?
– Ни в коем случае, – отозвался Элиас. – Не желаете ли выпить чего-нибудь, прежде чем мы начнем?
– Я никогда не пью спиртного. Вас не побеспокоит, если я закурю?
Оба старика были не слишком разговорчивы. Они сели за маленький прямоугольный столик в гостиной, на который Элиас поставил восхитительные мраморные шахматы. Казалось, Зоф нервничал, доставая из кармана пиджака старую, видавшую виды курительную трубку и кисет с табаком. Как он и ожидал, Элиас согласился играть белыми.
Тогда Зоф по памяти, без малейшего колебания, расставил фигуры в той самой позиции, в какой они оставались десятилетиями. По всей видимости, этот момент был для него торжественным и волнующим.
– Герр Зоф, могу я спросить, против кого вы начали эту партию?
После некоторого молчания тот задумчиво ответил:
– Это старое воспоминание… Партия началась очень, очень давно, а имя и лицо противника почти затерялись на границах моей памяти…
Он остановился, посмотрел на Элиаса, потом продолжил:
– Но, как бы то ни было, думаю, что сегодня настала пора положить конец этой истории.
– Во всяком случае, знайте, что для меня большая честь принять этот знак внимания. Надеюсь, что окажусь достойным, – ответил Элиас учтиво.
Через несколько минут, пытаясь сосредоточиться на игре, он заметил, что старый антиквар медленно снял перчатки.
На его правой руке недоставало указательного пальца.
Чтобы не смущать гостя, Элиас быстро перевел взгляд на доску.
На протяжении долгих часов оба молча играли партию, которую Зоф принимал так близко к сердцу. Тем не менее во время игры они пообещали друг другу встречаться за шахматами каждую пятницу.
Наконец, после ожесточенной борьбы, которая затянулась до поздней ночи, Зоф выиграл партию.
– Ну что ж! Мои поздравления, герр Зоф, вы храбро сражались, – сказал Элиас, когда уже забрезжил рассвет…
Направлявшийся домой старый антиквар производил странное впечатление – будто, уходя, он стал еще печальнее.
8
Утром начался первый рабочий день фрау Польстер. Она явилась к Элиасу вместе с маленьким помощником – мальчуганом лет десяти по имени Томас, которого соседи прозвали Ти-Томом. Ему было поручено регулярно ходить за покупками. С сильным австрийским акцентом жителей долины Инна Польстериха представила робкого мальчика старику, и тот приветливо с ним поздоровался.
После чего дала Томасу задание, а сама занялась собственными делами.
В середине дня Элиас на какое-то время остановился перед окном гостиной и заметил хрупкий силуэт ребенка, удалявшегося вприпрыжку. Старик добродушно улыбнулся, и его глаза сощурились, утонув в морщинках: Ти-Том напомнил ему мальчугана, которым он сам был когда-то. Или же того, которого они могли бы иметь с Анной, если бы жизнь не распорядилась иначе.
Потом он уселся в свое «ушастое» кресло и подумал, что если бы раньше узнал невероятную тайну этого дома, то ни за что не обременил бы себя домработницей и мальчишкой-посыльным, даже на один день в неделю.
Но дать задний ход, не возбудив подозрений в таком маленьком городке, было уже невозможно.
Уголком глаза через дверь гостиной Элиас наблюдал, как хлопочет Польстериха. Придется ждать по меньшей мере часа два-три, прежде чем она уйдет.
Вернулся, напевая, Ти-Том с пакетами в руках. Немного погодя ребенок осторожно постучал в дверь гостиной.
– Входи, малыш. Чего ты хочешь?
– Здрасьте, герр Эйн. Вот, я нашел это в вашем почтовом ящике.
Элиас, не имевший родственников, удивился почте. Но его внимание сразу же привлекло письмо с официальным штемпелем. На нем были адрес и печать венской нотариальной конторы.
Старик посмотрел на лицо ребенка. Несмотря на неряшливый вид, от него исходило что-то особенное: отсветы в его блестящих глазах на миг напомнили ему Тайную книгу. Этот священный огонь во взгляде мальчугана таил в себе некое послание.