Антон пошевелился и застонал. Я посмотрел на него, выругался и прошел в другую комнату. Там среди разворочанных мной вещей на полу валялся диктофон. Компактный, последней модели, с кассетой внутри. Очень интересно было бы послушать, что Антон на него записывал, но тратить время на это сейчас я не мог, а чистых кассет в его вещах не заметил. Я включил запись, сунул диктофон под свитер, на живот, и вернулся в другую комнату.
Антон словно дожидался меня и, как только я появился, принялся громко стонать:
— Бля, нога… Я ногу сломал! Надо врача вызвать. А-а, как болит!
Я сел и закурил его «мальборо-лайт». Антон попытался приподняться и ударился затылком о батарею.
— Что ты смотришь? Вызови врача, я же не могу так!
— Счас! — Я усмехнулся и выпустил было дым колечком, не получилось. — Счас я тебя сам в больницу отвезу.
Он выругался. Так же витиевато, как когда его назвали по радио Кокосом. Я подумал, что прозвище ему здорово подходит. Не знаю, за что он его получил, но форма головы, если смотреть сбоку, сразу напоминает коксовый орех.
— Слышь, Кокос! А за что тебя Кокосом прозвали?
Он послал меня туда же, куда послал бы и любой другой на его месте. И попытался снова приподняться и рассмотреть свою ногу.
— Можешь не переживать, она сломана, — доброжелательно сказал я.
Он опять выругался.
Я сел около него, рывком, чуть не отправив его в беспамятство, развернул правую ногу к себе и рассмотрел. Моих познаний в медицине хватило только на то, чтобы определить, что там, похоже, закрытый перелом.
— Значит, так. — Я сел обратно в кресло, и мы первый раз за сегодняшнюю встречу посмотрели друг другу в глаза. — Значит, так. Слушай меня внимательно. Зачем я сюда пришел, ты уже давно понял. Если будешь разыгрывать непонимание, хуже будет. У меня времени много, я и подождать могу. А вот тебе доктор нужен срочно. До гангрены. Если будешь хорошо себя вести, я вызову. Вопросов у меня немного. Вы слегка просчитались, ребята… Понятно, Кокос? В качестве поощрительной премии я могу тебе выделить стакан коньяка. Если у тебя, конечно, есть коньяк и ты начнешь говорить. Это помогает. В старину пациента ромом опаивали и операции делали, так что и тебе полегчает… Если правильно себя поведешь, конечно…
— Пошел ты… — отозвался он без особой уверенности, осознав свое положение и понимая, что рассчитывать ему не на что.
— Ты зачем машину новую купил? А, Кокос?
— Тебе хотел подарить!
— Зря. Я советскими не беру. Только иномарки, и желательно немецкие. Можешь у Марголина поинтересоваться, он мои вкусы знает. Ладно, дело к ночи… Или мы будем говорить, или я ложусь спать. Через пару часиков встану посмотреть, что у тебя с ногой. По-моему, она уже начинает синеть, ну-ка, повернись… Да, точно!
Он беспокойно заерзал, пытаясь разглядеть больное место. Я улегся на диване, закинув ноги на спинку, и закурил очередную сигарету.
Удачно все-таки с решеткой получилось. И с ногой…
— Как ты меня нашел? — спросил Кокос через пять минут тишины.
Я выдержал паузу, а потом пожал плечами:
— Молча. У меня ведь в вашей конторе связи остались. Поговорил кое с кем, вот и сказали…
— Не п… ди! Я и не живу здесь совсем, сегодня случайно оказался. И никто этот адрес не знает.
Я снова пожал плечами.
— Лика, что ли, наболтала? Я ее один раз здесь…
— Можешь не продолжать. Я давно знаю, как ее на самом деле зовут и кто она такая. А она, кстати, в курсе, какую судьбу вы ей уготовили.
Он замолчал минут на двадцать. Пока в соседней комнате не зазвонил телефон.
— Это Марголин, — встрепенулся Кокос, и я сразу понял, что он врет, не так уж и умело это у него получалось. — Мы договаривались встретиться. Если я не отвечу, он приедет сюда.
— Ага, — равнодушно отозвался я и сплюнул на пол. — Вот приедет, тогда и посмотрим.
Я давно хотел с ним увидеться. Соскучился по Иванычу. Хороший он мужик.
Телефон после короткой паузы зазвонил снова.
— А хочешь, я отвечу? Вот только если у этого твоего Марголина. окажется женский голос, я тебе вторую ногу сломаю.
Я сбросил ноги со спинки дивана. Антон сердито засопел.
Я принял прежнее положение.
— Не собирался ты с ним сегодня встречаться. Баба тебе какая-нибудь звонит. Ничего, позвонит-позвонит и бросит. Найдется кому ее утешить. И потом… Даже если сюда все ваше «Оцепление» явится, так они твою дверь до утра штурмовать будут. А мне минуты хватит, чтобы тебя мочкануть. Мне ведь терять нечего, на мне вашими стараниями два «мокряка» висят. Если меня здесь застукают, в такой-то ситуации, никаких оправданий слушать не станут, сразу самого завалят. Так что я уж тебя с собой прихвачу. За компанию, чтоб по справедливости было.
Он молчал. Крыть ему было нечем. И нога, видимо, болела у него все сильнее.
— Что ты хочешь? — наконец спросил он.
— Правду. Одну только правду и ничего, кроме правды. А дальше посмотрим.
— Правду… Зачем она тебе нужна, эта правда? От нее одни неприятности.
— Ничего, я переживу.
— Я тебе дам совет. Единственный, который тебе поможет. Только сначала налей мне стакан. Я… Я не могу больше так! Там, в баре, есть и виски, и коньяк. Налей хоть полстакана!
Я закинул руки за голову и закрыл глаза. Кокос выругался.
— Послушай! Тебе бежать надо! Тут такая заморочка… Через день-два по всему городу стрельба начнется. У тебя же деньги есть, я еще добавлю. Сколько тебе надо? Скажи сколько, я дам! У меня есть. Десять, двадцать тысяч… Сколько?
— Нисколько. Я уже сказал, что мне нужно. Я тебя не тороплю, лежи спокойно и думай. И фуфло какое-нибудь на уши себе навесить я не дам. Все проверю и потом вызову тебе доктора. Мне спешить некуда, здесь меня искать никто не станет. А ты, если у тебя ног запасных много, можешь молчать. Только смотри, тебе скоро не хирург, а патологоанатом уже понадобится.
Он снова бессильно выругался. Звякнул наручниками. Я затянул их на совесть, руки у него скоро затекут. А я буду лежать на диване, курить его сигареты и ждать. И никакие угрызения совести мучить меня не будут. Ни сейчас, ни потом.
— Что тебя интересует? Я промолчал.
— Пойми, я ведь сам такой же исполнитель!
— Совсем такой же? Бедненький, как мне тебя жалко!
— Ну нет, не такой же, конечно, но я ничего не решаю! Что сказали мне, то и делаю. Чего ты на меня так… Был бы на моем месте, сам бы так же и делал!
— Вряд ли. Это ты, не подумав, сказал.
— Спрашивай, я буду отвечать. Чего знаю, конечно!
— Кто такой Марголин?
— Честно, не знаю! Я его первый раз увидел, когда вся эта операция готовилась. Он человек Кацмана. Про него никто ничего не знает. Даже фамилия, наверное, не настоящая.
— Телефон? У него же есть трубка.
— Не знаю, он мне всегда сам звонил.
— Так не бывает.
— Ну, у меня был номер, который тебе давали. Где его офис якобы находился! Но ты же знаешь, там сейчас ничего нет!
— Допустим. Когда ты его последний раз видел?
— Да уже неделю не видел! На хрен мне с ним встречаться? Еще до того, как вся эта стрельба началась.
— Ладно, допустим… Пока. Кто Леню убил?
— Что? Какого Леню?
— Большого.
— Не знаю. Думаю, сам Марголин. Меня там не было! Ты пойми, Леня этим домом на Рыбацкой часто пользовался. У нас же с ним были общие…
— Проекты?
— Ну, типа того. Горохов раньше с ним работал, с «хабаровскими». Я сам толком не знаю, там столько всего наворочено!
— Зачем Леню убрали? Чтобы стравить Гай-макова с «хабаровскими»?
— Да.
— Кому это надо?
— Не знаю!
— Кацману?
— Нет, за ним какие-то люди стоят, я их не знаю. Да я же сам никто, откуда мне такие вещи знать! Что ты думаешь, они обо всем рассказывают? Мне сказали, я и делал!
— Какое отношение я имею к Гаймакову? Вы же через пару дней собирались меня Братишке сдать. А почему он должен был из-за меня сцепиться с Гаймаковым?
— Ты с Шубиным встречался, а он — человек Гаймакова, это все знают. Ты бывший мент, а он только ментов к себе берет. И еще… когда Бабко посадили и тебя из Гостинки убрали, Марголин слух пустил, что это ты его ментам сдал и пришлось тебя уволить. Ребята на тебя обиделись и решили, что ты переметнулся к Гаймакову. А машина, которой ты пользовался, «ауди», знаешь чья? Гаймаковского бригадира. Он отдыхать уехал, машину в гараже оставил. Марголин сделал ей липовые номера и документы. Так, по улицам ездить можно, а если серьезно копнуть, сразу разберутся. В общем, все давно думают — разборка, полгода уже. И все знали, что рано или поздно один другого замочит, они там что-то серьезное поделить не могли. Я не знаю что…
— Кто все это придумал?
— Я не знаю…
— Кто? — Я вскочил с дивана и подошел к Антону, всем своим видом показывая решимость добиться ответа любым способом. — Говори, падла!
Я схватил за ботинок сломанной ноги, и Антон вскрикнул.
— Говори! Или я сейчас начну ее крутить. Медленно, пока кость наружу не вылезет. А потом сделаю то же самое со второй ногой! Ты мне веришь, ублюдок?
