Павел хотел отключиться, но из трубки послышался судорожный всхлип и прерывистая речь:
— Я… Я их всех поубиваю… если с ним что-нибудь…
— Нет, Ира. Тебя учили писать, а убивать учили меня. Это мужская работа.
Труп третьего охранника обнаружился за клумбой — с дорожки, что петляла меж красавиц туй, он оставался не виден. Белозеров поднялся на второй этаж, вложил бесшумный пистолет в ту же руку, из которой пятью минутами ранее его позаимствовал и осторожно провел ладонью по холодному матово-бледному лбу Валерки Барыкина…
Да, на полу у книжных стеллажей сидел мертвый Валерон, с коим они виделись не более двенадцати часов назад. Лицо его действительно здорово изменилось — не то от перенесенных операций, не то от пролетевшего времени; однако Павел признал друга сразу, как только увидел. Убийцей Леонида Робертовича он быть не мог — тело его давно остыло, кровь под пулевым отверстием на груди спеклась в твердую корку. Видно смерть он принял ранним утром, когда его высокому начальству стало известно о невыполненном приказе.
Холодным и расчетливым убийцей прокурора Филатова без всякого сомнения был тот неуловимый тип в куртке с капюшоном, размышляя о котором, офицер спецназа направился вниз — во двор. Встретить Ирину лучше будет там. Там же обо всем и сказать.
Ирина долго не появилась. Прошел час; затем в неспокойном ожидании проползло еще тридцать минут…
Он дозвонился до редакции — кто-то из сотрудников ответил: срочно собралась и уехала. Уже давно…
Однако сотовый телефон девушки почему-то упорно не отвечал.
Волнение все более охватывало Белозерова. На всякий случай он покинул пределы особняка Филатовых, плотно прикрыл за собой калитку и отдалился по тенистой улочке на сотню шагов вглубь поселка.
И сделал он это своевременно — к воротам вместо знакомой темно-зеленой «десятки» вдруг лихо подкатило несколько совершенно иных автомобилей: милицейские легковушки, автобус с двумя десятками омоновцев, две скорых…
* * *
— Хлебопёк получил пулю восьмого марта тысяча девятьсот девяносто третьего года, — одними губами шептал Палермо, стоя перед раскрытыми дверцами платяного шкафа. Между раздвинутыми в стороны старомодными, пропахшими пылью и нафталином платьями, виднелась узкая металлическая дверка высокого сейфа.
Ощупывая импортную, стальную хитрость, он раздумывал над злодеянием в доме Филатовых: «Валерона они ухлопали под утро. Потом привезли в поселок и ждали, покуда этот долбогрыз в куртке с капюшоном не расправиться с помощью Валеркиного пистолета с охраной и прокурором».
Электронный дисплей наотрез отказывался оживать, все сильнее раздражая спецназовца. Наконец, пульт высветил ряд цифр, снова погас, и в правом углу замигала черточка, докладывая о готовности устройства к работе.
— Так. Восемь… ноль… три… — опять почти беззвучно диктовал своему указательному пальцу майор, — один… девять… девять… три. Ну… и какого хрена?!
Устройство не прореагировало на введенный код, а дверка не поддавалась на сильные рывки.
— Ах, черт!.. Валерон же говорил о восьмизначном коде! Тогда все сначала, — поморщился он, нажимая на кнопку с буковкой «С» и повторяя набор цифр: — Ноль. Восемь. Ноль. Три…
«Потом незаметно занесли тело Барыкина на второй этаж особняка, после чего убийце оставалось лишь вложить в руки своих жертв строго определенное оружие», — подытожил Павел, покончив с кодом.
В бронированном «бастионе» что-то мягко щелкнуло и дверца, поддавшись незначительному усилию, открыла взору нового хозяина небольшой арсенал.
— Румынский «Мини-Драгунов», — поморщился Палермо, приподнимая уродливый гибрид калаша с «СВД». Поместив его обратно в короткую пирамиду, переключил внимание на более легкую и изящную винтовку «ВСК-94»: — А вот это уже лучше.
На нижней полке обитали два спортивных малокалиберных пистолета и два специальных — бесшумных. Рядом с каждым ровненькими горками возвышались коробочки с патронами; у левой стенки сейфа стояли два флакона с оружейной смазкой; у правой — коробка с ночным прицелом. На самом дне сейфа лежал нож. Идеальный порядок лишний раз напоминал о бывшей принадлежности арсенала аккуратисту Валерону.
Повертев в руках один из пистолетов с навинченным на ствол толстым глушителем, Белозеров вернул его на место и взвесил на ладони другой — компактный, с широкой рукояткой. Таких конструкций он ранее не видывал — вылавливая банды по горам да лесам, оружие предпочитал надежное, убойное. Иногда требовалась и бесшумность — тогда закидывал на плечо проверенный «вал», но вот пистолетами с таковым назначением пользоваться не доводилось.
— Ничего. Не впервой — разберемся, — уверенно заключил он, открывая третью дверцу шифоньера, со слежавшимися стопками всевозможных, старых вещей, — и тогда посмотрим, кто кого!..
С минуту майор перебирал тряпки, пока не наткнулся на тонкую темно-зеленую скатерть. Отрезав от нее квадратный лоскут, свернул и положил его в карман; затем стал тщательно готовиться к задуманной операции…
/26 июля/
Короткая улочка Красина почти в самом центре Горбатова, семь лет назад облюбованная губернатором для тихого жития, была закрыта для проезда автомобилей, принадлежащих простым смертным. Хорошо еще этим смертным дозволялось топтать и пачкать своими немытыми подошвами элитный тротуар обычным, пешим порядком. Простолюдины всякий раз удивлялись: неужто и вправду разрешается пройтись мимо царских хором без обыска, без милицейского и собачьего сопровождения?.. Фантастика! Не доведет эта чрезмерная демократичность господина Стоцкого до добра. Как пить дать, не доведет…
Однако мало кто из того же простого народа знал о семейных перипетиях и о быстро менявшихся привычках губернатора. Об официальной жене, продолжавшей жить на Красина. О белокаменном замке стоимостью несколько миллионов долларов, незаметно выросшем в безлюдном местечке живописного пригорода, где проводил все свое свободное время Дмитрий Петрович. И о несметной надрессированной охране, окружавшей подступы к огромному жилищу высокого чиновника.
О многом не следовало знать послушному и молчаливому электорату.
Автомобиль бывшего генерала Комитета госбезопасности описал дугу вокруг ухоженной клумбы и замер напротив лестницы, ведущей к высоким и торжественным дверям замка. Встречать по долгим ступеням шел начальник личной охраны Стоцкого.
— Где? — на ходу пожал его руку поджарый мужчина почти семидесятилетнего возраста.
— Внизу, в сауне. Проводить?
— Найду…
Старый генерал по прозвищу Роммель не впервые лицезрел эту процедуру, но каждый раз вид расплывшегося по широкой кушетке губернаторского живота приводил его в легкое замешательство. Нормальной толщины руки; почти нормальные ноги, если не считать заметного утолщения бедер ближе к бледной заднице; обычная спина с розовым рубцом от резинки трусов, с глубокими поперечными складками под буграми лопаток и с волосатой кабаньей холкой. Покатые плечи, отсутствие шеи, круглая маленькая голова… И все это колеблется, перекатывается и плавает на огромном, чудовищном жидком брюхе при каждом прикосновении девушки-массажистки.
— Опаздываешь, — как из утробы прокряхтел Стоцкий. — Садись.
— Дел по горло, — проворчал визитер, разглаживая привычным движением усы. — Из аэропорта в гостиницу, оттуда к тебе.
— Гостей разместили?
— Да, с этим все благополучно.
— И что же они там лопочут про Филатова?
Генерал покосился на завернутую в простыню смазливую девицу, ловко оттягивающую натренированными пальцами слоновую кожу Дмитрия Петровича и, вздохнул:
— Обе комиссии, включая ту, которая… из Генпрокуратуры, склоняются к версии заказного убийства.
— Да ну?! И кому же это он помешал? — ухмыльнулся в согнутый локоть Стоцкий.
Кагэбэшник пожевал губами, отчего усы пришли в движение…
— Чего из тебя сегодня тянуть-то все надо?! — осерчал вдруг чиновник, завозился, перекатываясь с одного бока на другой. — Ты ее, что ли стесняешься?
Не дожидаясь ответа, сдернул с массажистки простынь и, смачно хлопнув по гладкой ляжке, запустил ладонь в ее темноволосый лобок. Девица лишь хохотнула, задрав к потолку лицо — ни выходка хозяина области, ни присутствие сухого старика ее не обескуражили.
— Да ты разделся бы, — смягчился губернатор, — пошел бы попарился… Потом наша Танечка и тебе бы косточки размяла. Да, Танюша?
Игривый вопрос босса воспринялся вышколенной Танечкой как приказ, и требовалось лишь согласие второй стороны. Она одарила усатого мужчину долгим загадочным взглядом, да тому, похоже, было не до телесных утех.
— Нет, попарюсь в другой раз. Я коньячком лучше побалуюсь… — повернулся он к столику с напитками и закуской. А, наполняя чистую рюмку, таинственной скороговоркой поведал: — В составе комиссии из Генпрокуратуры приехал человек, которого якобы прочат на место Филатова. Поговаривают, будто приказ о его назначении уже подписан.
