— Он теперь не мой… — сказала Даша с легкой досадой. — Он мне не простит, что я Седого туда привела.
— Да, пожалуй… — кивнул «дядя Вова». — Сложная ты девочка, не всякий полюбит. Но паренек твой, несмотря на всю расстроенность чувств, очень большие неудобства может причинить хорошим и умным людям. Даже мне, например. Поэтому должна ты мне сейчас поподробнее рассказать, что он за парень. Все, что знаешь.
Даша начала припоминать. Рассказала о том, что Таран — боксер, что умеет на гитаре играть, сочинять стихи и рисовать. Что немного доверчивый по жизни и до нее был девственником. Ну, рассказала и то, что у него родители алкаши. Между делом Даша и про себя поведала. Тоже очень откровенно, даже матери родной не рассказывала. Про то, как мечтала о театре, как провалилась в Москве на вступительных, но из гордости не захотела возвращаться. Как встретилась с каким-то гнусноватым типом, который ее изнасиловал на квартире — почти при таких же обстоятельствах, как те, которые она придумала, когда настропаляла Тарана против «режиссера» Крылова. Поведала и то, что, когда Юрка начал бить того мужика, которого они приняли за Крылова, она представила себе, будто это тот, московский гад. И удар каблуком-шпилькой в висок она наносила именно тому, которого уже третий год поминала недобрым словом. Про то, как в проститутки угодила и как в порнухе снималась, тоже рассказала в подробностях.
В общем, было ей что порассказать, и она даже осмелела. Потому что ее откровенность, близко граничащая с бесстыдством, на плотоядного старикана произвела заметное впечатление. Должно быть, у него еще не все состарилось. Даша таких знавала. Не стыдились богатые хрычи звонить и приглашать молоденьких, которые им во внучки годились. И у Даши появилась вполне осязаемая надежда…
— Послушай, — спросил «дядя Вова», как бы что-то вспомнив, хотя ему, похоже, было приятно слушать про Дашины похождения и не очень хотелось возвращаться к сугубой прозе. — Ты мне назови-ка адрес, где этот твой пацан проживает…
Даша сказала и только тут увидела, что «дядя Вова» все ее исповеди записывал на диктофон.
— Второе, — произнес смотрящий. — Ты мне сейчас назовешь пару фамилий пацанов, которые дружат с этим Юркой. И адресочки их, если знаешь. Девушки у него другой нет?
— Нет, — уверенно сказала Даша. — А насчет пацанов я знаю Витю Полянина, потом Мишу Плаксина, он же Хмыч…
И она перечислила еще с десяток ребят разного возраста с адресами и без адресов.
— Мне это нужно, чтобы знать, к кому он может прийти к городе. Наверное, и сама это поняла, — сказал «дядя Вова». — Жора его будет искать, Самолет, который над Седым стоял, — тоже. Оба будут искать только для того, чтоб убить. А я — нет. Я хочу, чтоб эти бумажки, которые он унес, попали ко мне, уловила? И ему, и тебе я место в жизни найду… Тебе — уже нашел.
Смотрящий нежно провел холодной и корявой лапой по Дашиной щечке. Прикосновение было не самое приятное, и, наверное, другая бы девица, даже не самых строгих правил, чисто инстинктивно поежилась бы. Но Даша сумела состроить нежную улыбочку, сделав вид, что прибалдела от такого знака внимания.
— Мальцы, — обратился «дядя Вова» к охранникам, — отведите ее к Милке. Скажите, что новенькая, пусть оформит…
Даше опять надели мешок на голову, взяли под локти и куда-то повели. На сей раз, после нескольких переходов по всяким коридорам, пошли вниз по лестнице. Даша догадалась подсчитать повороты на лестничных маршах. Таковых было три, а маршей — четыре. Потом опять пошли через какой-то коридор, миновали две или три двери. Затем охранники остановились, отпустили ее локти и куда-то исчезли, только где-то за спиной у Даши с металлическим лязгом захлопнулась дверь. Затем ловкая, пахнущая духами, женская рука сдернула мешок с Дашиной головы.
— Привет! — Прямо перед Дашей стояла высокая длинноволосая брюнетка, показавшаяся ей очень знакомой. Хотя Даша почти наверняка знала, что никогда с ней воочию не виделась. Может, по телевизору ее показывали?! Точно! И Даша вспомнила, что видела в Москве по НТВ несколько серий фильма «Зена — королева воинов» (который вообще-то надо было переводить как «Ксина — принцесса воинов»). Конечно, Даша сразу догадалась, что эта могучая дева вовсе не актриса Люси Лоулесс (Lucy Lawless), в дословном переводе на русский — Люська Беззаконная, а какая-то доморощенная копия. Но и по внешности, и по прикиду копия была очень близка к оригиналу. То есть имели место круглое, скуластое лицо с курносым носиком и голубыми глазами, гладкие черные волосы до плеч и ниже, задиристая челка на лбу, мощные плечи, бедра и пятый номер бюстгальтера. Одежда еще больше усиливала сходство с персонажем боевика: кожаные наплечники, нечто вроде корсажа из черной кожи с чашечками для титек, отделанными металлическими бляшками, опять-таки кожаная юбка до середины бедер, облегающие сапоги-чулки до колен, напульсники и налокотники все из того же материала. Меча только не хватало, метательного диска и еще каких-то прибамбасов. Зато в руке здешней «Зены» имелся гибкий хлыстик. Даша за время своей работы в столице достаточно просветилась и знала, что подобных красавиц приглашают к себе мазохисты.
— Здравствуйте… — робко произнесла Даша.
— Уй-ти, какая скромненькая! — просюсюкала «Зена». — Не зажимайся, будь проще. Я — Милка, будем знакомы?
— А я — Даша…
— Хорошее имя! Даша — это от слова «дашь», верно? — хмыкнула Милка. — Фамилию спрашивать не буду, отчества тоже. Если еще помнишь их — забудь начисто. Они здесь без надобности. На зоне ты не была, и так вижу. Где путанила?
— В Москве… — Дашу немного покоробило то, что Милка сразу определила в ней коллегу по профессии.
— На Тверской?
— Нет, по вызову.
— На СПИД и РВ давно проверялась?
— Неделю назад, все было в порядке.
— После этого много трахалась?
— Не очень… — поскромничала Даша.
— Раздевайся! Погляжу на формы, мне тебе прикид надо подобрать.
Даша стала раздеваться, а заодно поглядывала по сторонам, куда судьба занесла. Больше всего это походило на приемную залу богатого борделя — во всяком случае, такого, какие в импортных фильмах показывают. Стены обиты алым шелком с золотистыми узорами, на потолке лепнина, хрустальная люстра с позолотой. Двери — их было четыре, по одной на каждой стене — были задрапированы гардинами из алого бархата на резных позолоченных карнизах. В углах стояли бронзовые скульптуры, изображавшие обнаженных дам в соблазнительных или томных позах, а в простенках между дверями и углами стояли ампирного стиля диванчики, обитые все тем же алым бархатом, с позолоченными резными спинками и подлокотниками, над которыми висели картины в массивных позолоченных рамах. Опять же с голыми дамами: «Даная», «Обнаженная маха», «Спящая Венера» и еще какие-то, подобранные по одному принципу — чтоб одежды поменьше.
Когда Даша разделась, Милка критически оглядела ее с головы до ног.
— Попкой повернись! Так. Теперь боком! Руки вверх подними! Молодец. Прогнись! На цыпочки встань!
Даша все беспрекословно выполняла. Потом Милка провела ей ладонями по спине, пощупала локти, погладила по животу.
— Ничего, гладенькая, — оценила она. — Бери шмотки под мышку и топай за мной.
Они направились в дверь, которая располагалась на левой от входа стене. За дверью оказался недлинный коридор. В стенах его было по три двери и еще одна в конце. Милка отперла среднюю дверь с правой стороны и впустила Дашу в комнату.
— Вот тут будешь жить и частично работать, — Милка похлопала хлыстиком по просторной кровати, занимавшей значительную часть здешней площади. — Все, что нужно, здесь есть: вот туалетный столик, тут музычка, бар, гардеробчик, телик с видаком. Ванна, туалет…
Даша посмотрела: ванна и туалет были отделены от комнаты всего лишь тонкими и прозрачными перегородками из оргстекла.
— Можно шторку задернуть, — перехватив удивленный взгляд Даши, пояснила Милка. — Если клиент не против… Есть такие козлы, которым нравится смотреть. В общем, лезь в воду, мойся, причесывайся. Тряпки свои кинь в бак. А я пошла подыщу тебе что-нибудь на первый случай.
— А поесть тут дают? — побеспокоилась Даша. — Я последний раз ночью ела…
— Решим вопрос, не волнуйся! — хмыкнула Милка. — От голода у нас не подыхают…
Таран проснулся там же, где засыпал, то есть в мертвой деревне, на печи в заброшенной избушке, но поначалу ему показалось, будто, пока он спал, его куда-то перетащили. Потому что засыпал он в полутьме, а проснулся в непроглядном мраке.
Дело было, конечно, в том, что за заколоченными окнами избы уже стояла ночь. Не меньше 23.00 было, сколько точно — Таран не мог рассмотреть. У него на часах циферблат не светился и не подсвечивался. Спичек, как у некурящего, не имелось. В этих условиях и слезть с печки было затруднительно. Но Юрка сумел это сделать, не свалившись и ничего не уронив. Затем выбрался на чердак и кое-как дотопал до крыши пристройки, через которую залезал в дом. Как раз в это время из-за облаков выглянул месяц, и Юрка относительно удачно спустился вниз, а потом, несколько раз обстрекавшись о крапиву, выбрался из сада за забор. Здесь, при слабом лунном свете, он кое-как разобрал, который час, — оказалось 23.23.
