и положите трубку. Мне передадут, что вы хотите поговорить, и я вас найду сам. А теперь я уйду, а вы посидите, еще чайку попейте.
…Владимира Сергеевича Петрова взяли под плотное наблюдение, а Коган под прикрытием удостоверения органов по охране труда и технике безопасности крутился на заводе, присматривался к окружению Петрова, пытался вникнуть в рабочую рутину специалиста складского хозяйства. Неизбежны были и беседы с недовольным руководством завода. В такое время, когда на фронте ежедневно рискуют жизнью солдаты, гибнут и получают ранения, сейчас ли думать о технике безопасности и нормах охраны труда, о 8-часовом рабочем дне? И Когану приходилось отчаянно защищаться и объяснять, что он прислан не мешать работе завода, не гасить трудовой энтузиазм рабочих, а помогать, искать пути снижения травматизма исключительно для пользы дела.
Коган и сам понимал, что его легенда не выдерживает никакой критики. Он прекрасно знал о случаях, когда у станков засыпали и взрослые, что на сложных станках работали несовершеннолетние, знал о страшных травмах, получаемых детьми по неопытности и по той же самой причине, когда они от усталости засыпали у станков. Все было, и никуда от этого не деться. В стране действовал один призыв, существовал один лозунг для всех — «Все для фронта, все для победы!».
Люди не понимали, зачем приехал этот специалист Коган, но дисциплина есть дисциплина. И инженеры, рабочие разговаривали с Борисом, отвечали на его вопросы, объясняли, если он чего-то не понимал, а такое случалось часто. Борис часто чего-то «не понимал» и просил разъяснить. Особенно его интересовало хранение готовой продукции, ведь она взрывоопасна. Собственно, как и поставляемое на завод сырье для начинки боеприпасов.
Давало результаты и наружное наблюдение. Шелестов требовал от местных оперативников крайней осторожности. Лучше чего-то не увидеть, но не рисковать лишний раз, не давать повода Петрову понять, что он под наблюдением. Это будет ударом по всей операции. И оперативники замечали, что Петров чуть ли не каждый день пытается без лишних свидетелей исчезнуть по дороге домой. Делал он это умело, даже талантливо, как будто заранее продумал все возможные пути. Домой в такие дни он возвращался поздно или не возвращался совсем. И появлялся только утром на работе.
— Ну, вот что, ребята, — Шелестов недовольно посмотрел на оперативников, которые занимались наблюдением за Петровым, — так у нас дело не пойдет.
Их было трое. Двое молодых людей и взрослый мужчина с неброским лицом. Он был в группе старшим и самым опытным. Это Максим понял как раз по его внешности, по манере одеваться. Глазу зацепиться не за что, не то что описать особые приметы этого человека. Старший свел брови, откашлялся и возразил:
— Вы сами поставили условия не рисковать, не появляться лишний раз перед объектом.
— Не ставил, а объяснял сложности наблюдения за этим человеком, но задача не в том, чтобы не показаться ему на глаза, а в том, чтобы установить его связи, места, где он бывает, и в итоге доказать его подрывную деятельность. Так что вы не путайте цель и методы. И давайте вернемся к вашей задаче. Что можно сделать, как перехитрить наш объект наблюдения?
— Ну, если вы так ставите задачу, — кивнул старший группы, — если иного выхода нет, то я предлагаю кардинально поменять тактику. На сто восемьдесят градусов.
— Это как, — Шелестов удивленно поднял брови.
— Есть такая методика. Можно быть невидимым потому, что объект тебя в самом деле не видит. Физически не видит. А можно стать до такой степени видимым, что он не обратит на тебя внимания, не заподозрит. Я думал уже о том, что можно поменять. И хочу предложить вам вариант «дворники».
— Ну-ка, объясните, — заинтересовался Максим.
— Смотрите, — оперативник расстелил на столе карту поселка. — Объект выходит через проходную, а потом сворачивает с улицы, по которой какое-то время от проходной идет большая часть работников предприятия. Он уходит или вот здесь через переулок, или дворами через эти дома. Во всех случаях мы имеем ограниченное пространство, потенциально безлюдное. Появление наблюдателя обязательно будет замечено объектом и насторожит его, если он опасается наблюдения. Каждый раз нам приходится выдерживать паузу, чтобы продолжать наблюдение, и он теряется.
— Он же сквозь землю не проваливается, — задумчиво произнес Шелестов.
— Конечно, — кивнул оперативник. — Добавлю еще, что там и правда есть люк от старой канализации во дворе, и мы его днем проверили. Не используется. Нет из него выхода никуда. По нашему мнению, объект может попасть с указанных маршрутов в три двора. Количество домов, в которые он сможет войти, пока определить трудно, для этого я предлагаю разместить в нужное время заранее подготовленных «дворников». Если объект наблюдательный, он заметит, что дворники сегодня другие, и может насторожиться. Поэтому мы заготовим маскировку, которая позволит нашим ребятам выглядеть приблизительно как настоящие дворники, убирающиеся в этих дворах. После первого этапа операции, когда мы определим, в какой дом входит объект, начнем этап второй, который позволит определить и квартиру. Дома там небольшие, в основном двухэтажные или частные.
Увидев другого следователя, Русаков напрягся. Но конвоир подтолкнул его в спину, и он вошел в кабинет, послушно уселся на стул посреди комнаты. Взгляд арестованного был напряженным. Буторин хорошо понимал этого человека. Вроде бы появилась возможность спасти свою шкуру, и вот тебе смена следователя. Хочет жить, уже привык думать, что есть возможность выкарабкаться.
— Мне кажется, Русаков, что вы много думали и мало спали, — сказал Буторин.
Виктору было главное вытянуть этого человека на диалог. В диалоге часто люди выдают себя, выходят из роли. Обман можно понять. И прежде чем доверить ему участие в операции, даже просто рассказать о ней, надо Русакову поверить. Скорее всего, никто из диверсантов, кого японцы привлекли к этой операции, еще не знают, не догадываются, что группа, сброшенная на парашютах, арестована НКВД. А задачи этой группы непростые. Они должны четко взаимодействовать с той группой, что идет от границы. Парашютисты — правая рука японцев для проведения этой операции. И этот факт надо использовать.
— О чем? — арестованный медленно поднял глаза на Буторина. — О разговоре с другим следователем? Который был до вас?
— Я не знаю, — покачал головой Виктор. — Я могу только догадываться, говорите вы правду или нет, а залезть к вам в голову, в душу я не могу. И не могу прочитать ваши мысли. Так о чем вы думали всю ночь?
— О жизни, — вздохнув, ответил Русаков. — Что еще может быть важнее всего на свете.
— О своей жизни?
— Разумеется, — согласился диверсант и
