«Лишенный шеи, руки-крюки…»
Это был телохранитель адвоката Ургин. С ним была его подруга, которая по совместительству вела хозяйство Ламма.
Все больше темнело. Бинокль уже не мог мне помочь.
Вилла спала. Светильники продолжали гореть. Несколько легких кресел в центре площадки перед входом показывали место будущих трапез…
В глухой предутренний час я вышел из дому.
Было ветрено. Тусклые огни на вершине Байт ва-Ган все больше напоминали захолустный мир кишлаков.
Вилла моих соотечественников стояла особняком.
По меньшей мере с десяток светильников освещало площадку перед входом, широкую боковую лестницу на второй этаж и балюстраду.
Сбоку за забором, в колледже для девочек из религиозных семей, было все так же мертво, тихо. Я осторожно двинулся к подножию. Тропинкой вдоль отвесно срезанного склона подошел к вилле. Кресла, которые я видел в бинокль, стояли перед дверями за чередой невысоких пальм, на площадке из мраморной плитки. На окнах первого этажа были опущены жалюзи. Кроме того, каждое, как принято тут, имело решетку. Было полнолуние. Ни один звук не доносился изнутри. Я не знал, где находится пит-бультерьер, которого видел вечером. Со мной был «клоп», который крепился специальной пленкой. Это было подслушивающее устройство иного рода, нежели то, что стояло в квартире Кама-ла Салахетдинова.
Там нашей целью были телефонные коммуникации.
Это же, величиной в половину спичечной коробки, способно было транслировать разговоры, которые велись в зоне его действия. Дальность передачи достаточно солидная. С его помощью я намеревался снимать информацию без ретранслятора.
Я быстро осмотрелся. Здесь, за границей владения, отмеченного пальмами, малейшая нерешительность могла стоить мне жизни. Ургин мог пристрелить меня абсолютно спокойно.
Я действовал четко. Мне понадобилась секунда, чтобы выбрать место, и еще две, чтобы укрепить «клопа»…
«Есть! Линяю!..»
Я навел бинокль на дом. Светильники еще горели. Не шелохнувшись, стояли молодые тонкие пальмы. Внутри вроде тоже все было спокойно.
Совершенное устройство, принимавшее сообщения «клопа» из кресла перед входом и посылавшее их в миниатюрный прибор, обладающий баснословным объемом для записи информации, родилось в свое время в секретнейшем НИИ КГБ. Я приобрел его на выставке в Манеже, где в последний раз видел в Москве О'Брайена и Николая Холомина — Арлекино. Там это устройство свободно предлагалось на рынке частной охраны. Прибор должен был начать запись автоматически при первых звуках голоса. Я включил радио. В утренних новостях меня насторожило короткое сообщение, прозвучавшее в конце последних известий, перед прогнозом погоды, когда обычно звучат криминальные новости. Я услышал слова: «миштара» — «полиция», название города «Ашдод», а затем неизвестное мне словечко «гвиа».
«Ашдод», «полиция», «гвиа»…
Я достал знаменитый суперсловарь банка «Дисконт».
Перелистал.
«Гвиа» — «corpse» (англ.) — «труп»…
«Полиция обнаружила в Ашдоде труп! Арлекино!»
Сообщение полиции вскоре передали по-русски…
На вилле было по-прежнему тихо.
Прошел час, другой. Между тем с утра мне надо было на Кинг-Джордж к иерусалимскому адвокату, работавшему с ассоциацией «Лайнс». Дата встречи определена была еще месяц назад.
Прозвенел телефон, но я не снял трубку. Теперь я уклонялся от разговора с рэкетиром. Тянул время. Ничего хорошего от этого звонка я не ждал. Надо было уходить. Внезапно я почувствовал, что записывающее устройство работает! Я включил звук. Бесчисленные помехи, скрипы попадали на высокочувствительную аппаратуру, мгновенно становясь элементами информации. Я схватился за бинокль. Стройная молодая особа, которую я видел на фотографии с Мертвого моря… Подруга рукастого Ургина… Женщина, развешивавшая накануне белье, негромко напевала, убирая площадку перед входом. Неделя начиналась. Ургин и его боевая подруга, судя по всему, собирались обосноваться тут надолго.
«В субботу они точно будут здесь…»
Следовало найти способ, как их спровадить…
Адвокат Леа — невысокая, чрезвычайно приятная женщина — была профессионально внимательна, абсолютно спокойна. В основу ее спокойствия и уверенности в себе, как мне объяснил Рембо, было положено счастливое обеспеченное детство с домашними преподавателями, машиной, которую ее родители подарили ей на совершеннолетие, и т. д. Я всегда чувствовал людей, у которых в детстве была не то что настоящая, как у нее, а просто большая игрушечная машина с педалями… У меня не было ни той ни другой, и результат — налицо. Счастливцы выросли более спокойными, терпимыми, доброжелательными… Административная власть, отобравшая у Леа «Жигули», ничего не смогла изменить в ее характере. Маленькие женщины, как известно, самые несгибаемые… Ей и ее мужу разрешили уехать из Риги одними из первых, ненадолго приоткрыв для этого крохотную калитку в гремящем «железном занавесе». Леа была бесконечно терпелива и обстоятельна. Мы проговорили больше часа. В конце приема меня ждало традиционное:
— Могу я предложить вам чашечку кофе?
— Спасибо. Вас ждут. Может, кофе в другой раз?
— Ни в коем случае. Это время принадлежит вам. Они пришли без предупреждения и должны либо ждать, либо уходить. Это их дело. А в то время, которое назначено им, я буду полностью в их распоряжении…
Это была уже не первая наша встреча. С Леа можно было отлично работать. Знакомство с материалами о незаконном переводе полученного Окунем кредита в Израиль не вызвало у нее оптимизма… Ответчиком по иску банка «Независимость» мог быть только Заемщик, каким по договору являлось юридическое лицо — ТОО «Экологическая продукция „Алькад“, или „Environmental produce «Alkad“. Директор-учредитель Окунь должен был нести ответственность в рамках своего вклада.
—Как следует из Учредительного договора, он отвечает только пятью тысячами рублей… Сегодня — это меньше одного доллара… — Она закурила, абсолютно расположенная к общению, веселая, молодая. Думаю, ей было около шестидесяти. — При таких обстоятельствах попытка взыскания долга лично с Окуня, тем более в Израиле, безнадежна…
— Существуют какие-либо варианты?
— Не исключено, что в действиях Окуня имеется состав мошенничества…
Я вздохнул.
«Нам ли в России этого не знать!»
Она продолжила:
— Но, как вы знаете, между Россией и Израилем нет соглашения о выдаче преступников…
— Есть ли у нас хоть какой-нибудь шанс?
— Да. Многие этого себе не представляют… Вот если бы оказалось, что Окунь зарегистрировал в Израиле фирму под аналогичным названием…
—Да…
— Тогда мы могли бы предъявить иск фирме!
— Каким образом?
— Ссылаясь на то, что он перевел свой бизнес в Израиль.
Леа вновь закурила. Сигарета к лицу худым женщинам.
—Какие это расходы?
Она вынула микрокалькулятор. Пошлина составляла 2,5 процента от суммы иска. Адвокатский гонорар максимально — около 10 процентов при сумме иска от шести тысяч долларов и еще 4 — от остальной суммы… При иске в двести миллионов долларов итог получался весьма внушительным.
— При выигрыше процесса все затраты возместит ответчик. Ради эксперимента можно было бы свести расходы до минимума.
— Надо подумать…
Джамшит, в отличие от Камала Салахетдинова, пошел бы на необходимые затраты. Он искал дорогу в легитимный бизнес. В отличие от Камала Салахетдинова, он не был связан подписанием незаконной кредитной сделки.
«Главное: прибегнуть к помощи закона — российского, израильского, любого, — но не бандитской крыши!»
—Для начала попробуйте узнать, на чье имя организован бизнес…
Я промолчал.
—Есть ли у них счет, недвижимость… У вас проблемы?
Было бесполезно отрицать.
—Да. Но я надеюсь с ними справиться.
Она с улыбкой следила за мной.
— Для этого мне нужна помощь надежного частного сыщика.
— Вы хотите российского?
—Лучше израильского. Такого, в ком вы уверены.
Леа достала из стола визитку:
—«Нэшек». В переводе — «Оружие». Руководителя зовут Шломи. Умный мальчик. Он все вам сделает…
Глава детективного агентства «Нэшек» назначил мне встречу в своем офисе, небольшом стеклянном «аквариуме», внутри огромного, сверкающего никелем и мрамором торгового центра. «Мальчику» было около сорока. Из них девять он прослужил в полиции, три — в армии и еще восемь — в частном сыске. Мы быстро нашли общий язык. В полиции он был вначале агентом по выявлению наркоманов, затем поднялся до резидента. В последнее время, перед увольнением со службы, на связи у него состояло уже несколько самостоятельных агентов.
Это был накачанный смуглый выходец из Йемена. Грубая чистая кожа. Большой рот. Длинные ресницы почти полностью прикрывали глаза. На службе он был в белой сорочке и джинсах. Типичная для местных секьюрити широкая куртка с обрезанными рукавами, позволяющая свободно двигаться, висела на спинке стула. Пистолет торчал сзади за поясом, вверх рукояткой. Агентство специализировалось на слежке за супругами. Клиенты обычно оплачивали двух спаренных детективов. Это им стоило пятьдесят долларов в час. Одним из них обычно была женщина — «хокэрэт»…
