Генерал Потапчук приехал в свою контору; войдя в кабинет и раздевшись, он принялся расхаживать из угла в угол, ломая голову, с чего начать и как подступиться к этому делу. Единственное, что его грело, так это то, что не ему лично директор поручил заняться пропавшими картинами. Да, он был на совещании, все слышал, все видел, но отвечать в случае провала будет не он, искусство – это не его профиль.
Тем не менее генерал приказал всю информацию по этому делу предоставить ему незамедлительно, и к следующему утру на его столе уже лежала пластиковая папка с документами. Не очень пухлая, но именно такие генерал любил – когда словам тесно, а мыслям просторно. Его подчиненные поработали на совесть, на совесть поработали и криминалисты ФСБ, ранее сталкивавшиеся с подделками. Естественно, в этом деле не обошлось И без экспертов из Пушкинского музея, которые были классными специалистами в своей области.
Хоть бумаг было и немного, генерал Потапчук принялся изучать каждую внимательно, досконально и скрупулезно.
«Посмотрим, посмотрим…»
Вооружившись остро отточенным карандашом, Потапчук вытаскивал из пластиковой папки одну за другой страницы с мелким компьютерным шрифтом. Все бумаги были отпечатаны с увеличенными межстрочными интервалами: помощники генерала знали, что Федор Филиппович любит именно такую распечатку.
Генерал не спеша просматривал страницу за страницей, вникая в каждое слово, тщательно взвешивая каждый факт. И чем больше он читал, тем более трудноразрешимой представлялась ему проблема. Да, зацепки найти можно, взяться за смоленский музей, допросить всех сотрудников. Но не было ответа на главный вопрос: каков мотив кражи? Если кто-то картины похитил, то у похитителя должна существовать цель, не маньяк же их украл для того, чтобы уничтожить… Нет, не прояснив мотива, невозможно представить гипотетического похитителя.
Заключение экспертов говорило о том, что большой художественной ценности похищенные произведения не представляют, значит, за всем этим стоят иные, не коммерческие цели. А кому могли понадобиться картины, кто мог столь тщательно спланировать и провести всю операцию, не оставив никаких следов? Два года кто-то методично изымал картины из хранилища, изготовляя подделки, а затем аккуратно, не вызывая подозрений, заменял подлинники подделками. А совсем недавно был убит хранитель музея, и убит очень профессионально.
Действовал не какой-нибудь дилетант, рецидивист, мокрушник, а настоящий высокооплачиваемый килер.
Об этом красноречиво говорил почерк убийства – два выстрела на безлюдной темной улице.
Совершенно очевидно, что убийца воспользовался пистолетом с глушителем: в окрестных домах никто ничего не слышал. Обе пули были выпущены в голову.
Заключение баллистической экспертизы сводилось к тому, что пистолет «ТТ», из которого произвели оба выстрела, в картотеке ФСБ не числился. Скорее всего, как понимал Потапчук, пистолета уже нет в природе, и больше это оружие никогда не всплывет.
«Да, да, это профессионалы. Но на кой черт профессионалам восемь не слишком ценных картин? Что они с ними станут делать? Было бы понятно, если бы похитили нечто такое, что можно выгодно и быстро продать, на чем можно заработать сотни тысяч долларов. Тогда ясно: картины попытались бы вывезти на Запад, в Японию, Америку для перепродажи возможному покупателю».
Весь день Потапчук изучал бумаги, ставя на полях крестики, вопросительные знаки, галочки. Он читал документы так, как въедливый редактор читает рукопись, попавшую к нему на стол для заключения: стоит ее публиковать в ближайшем номере, или вернуть автору для доработки, или вовсе отвергнуть?
«Вопрос, вопрос, вопрос… Слишком много вопросов, слишком чисто сработано».
На одной из страниц имелся перечень фамилий художников, которые в свое время занимались изготовлением подделок. Заключение экспертов из Пушкинского музея было немногословным, из него следовало, что краски, которыми воспользовался художник, отечественные, а подделки изготовлены в России.
Генерал читал одну фамилию за другой, но ни одна из них ничего ему не говорила.
«Так, вот здесь, может быть, и кроется ответ», – генерал аккуратно сложил все прочитанные бумаги слева от себя, а не прочитанные – справа. Перед ним лежала страница со списком фамилий художников.
Он нажал кнопку селектора:
– Олег, будь добр, полковника Хохлова ко мне как можно скорее.
– Его нет на месте.
– Найди. Через час он должен быть у меня.
– Есть.
Полковника Хохлова отыскали в Пушкинском музее, оттуда он и приехал к генералу Потапчуку. В руках полковник держал тонкую коричневую папку.
– Проходи, Владимир Адамович, присаживайся.
Кофе, – тут же приказал Потапчук по селектору.
Полковник устроился напротив хозяина кабинета, положил перед собой папку, а сверху положил сжатые в кулаки руки.
– Ну, что скажешь нового, Владимир Адамович?
Как продвигаются поиски картин?
Полковник посмотрел на генерала и неопределенно пожал плечами.
– Ничего утешительного, Федор Филиппович.
– А что так?
– За какую ниточку не потянем, она обрывается.
Хранитель убит…
– Ты имеешь в виду Круглякова?
– Да, его. В музее за ним ничего подозрительного не замечали. В его доме произвели обыск, нашли деньги.
– Много? – поинтересовался генерал.
– Пятнадцать тысяч долларов.
– Деньги небольшие, – заметил Потапчук.
– Небольшие для кого?
– По нынешним временам небольшие.
– Но для Круглякова это огромная сумма. Это же его зарплата за несколько лет.
– А он ничего не продавал – дом, участок, дачу, автомобиль?
– Нет, Федор Филиппович, – покачал головой полковник Хохлов, – мы проверили все. Никаких сделок Кругляков за последние два года не совершал, ничего он не приобретал, ничего не продавал.
– Выходит, эти деньги, скорее всего…
– Да.
– Тогда встает вопрос, – сказал Потапчук, – кто эти деньги ему заплатил?
– Да, именно этим вопросом я и занимаюсь. Но ниточка, как вы понимаете, Федор Филиппович, оборвана сознательно.
– Я понимаю… Вот у меня список художников, – генерал показал на распечатку, лежащую на столе прямо перед ним.
– Такой же список есть и у меня, я проверил.
И знаете, что интересно, Федор Филиппович?
– Ну, говори, полковник, не тяни, наверное, у тебя есть какая-то важная информация.
– Информация важная, но она ничего хорошего нам не обещает. Видите, под номером третьим Олег Иосифович Брусковицкий, шестьдесят пять лет, реставратор?
– Да, вижу.
– Так вот, реставратора Олега Иосифовича Брусковицкого тоже нет в живых.
– Отчего он умер? – спросил генерал.
– Трагически погиб, и мастерская его сгорела, и он сам сгорел. Причины пожара не установлены, и дом был старый, деревянный, мог вспыхнуть от любой искры…
– Когда? – нетерпеливо спросил Потапчук.
– Не так давно. А вот еще одно заключение экспертов, – полковник, отбросив две страницы своей папки, подал генералу лист с печатью и подписью.
Генерал быстро просмотрел бумагу.
– Я так и знал, – пробурчал он.
Полковник повернул голову, ожидая услышать от Потапчука что-то очень важное.
– Я так и предполагал, – повторил генерал.
– Что вы имеете в виду, Федор Филиппович? – спросил полковник Хохлов.
– Я знал, я сразу понял, это дело рук профессионалов. Все концы, все хвосты, все ниточки они обрывают.
– Вы говорите, «они»? Значит, вы предполагаете, их несколько?
– Может быть, – глубокомысленно заметил генерал Потапчук, – может, несколько, а может – один, но умный и опытный. Конечно, не обошлось без помощников.
– Скорее всего.
– А директора Смоленского музея проверили? – сдвинув брови, спросил генерал Потапчук и пристально взглянул на полковника Хохлова.
– Проверили. Проверили все, что смогли. Вполне порядочный мужик. А самое главное, Федор Филиппович, этот самый Петр Петрович трусоват, и ни на какие незаконные дела он бы не пошел. Когда мы приехали в Смоленск, он все наши бумаги, все допуски, разрешения и даже наши с Митрохиным удостоверения проверил. Ужасный трус.
– А не могли его вынудить, прижать через жену, детей, родственников? Да мало ли как можно повлиять на человека. В конце концов, его можно запугать…
– Нет, не похоже. Он вне подозрений. Митрохин и сейчас в Смоленске, там все чисто. Мы проверили весь персонал музея, по всему получается, что доступ в хранилище и к коллекции барона, как его там…
– Фон Рунге, – напомнил Потапчук.
– Да, да, фон Рунге.., имел только Ипполит Кругляков. По свидетельствам сотрудников, он не раз ходил туда.
Тем более, была угроза, что коллекцию может затопить.
У них там обычно весной поднимаются грунтовые воды, вода начинает просачиваться в хранилище… Короче говоря, этот Кругляков, по утверждению сторожей и охранников, а также смотрительниц, сам лично коллекцию передвигал от одной стены к другой, мотивируя тем, что боится затопления. Один, без помощников.
