– Позвоните генерал-лейтенанту Спиридонову. Доложите и проконсультируйтесь. Запоминайте номер «сотовика»...
– Звонок с дачи? – спросил Яблочкин, когда полковник убрал трубку.
Вот же, агентурный отдел... Вроде бы и не присутствовал Яблочкин на совещании у начальника управления, а все знает. И сейчас не громкоговоритель держал полковник в руках, а миниатюрную трубку «сотовика». А этот капитан опять слышал.
– С дачи. Обнаружили постороннее наблюдение.
– Может, сами туда заглянем? Это по пути...
– В форме-то?
– На меня в багажнике рабочая одежда есть. И на вас подойдет.
Мочилов вдруг загорелся. Словно прочувствовал момент, интуиция сработала.
– Гони-ка в темпе!
Генерал Легкоступов вышел из административного корпуса с головной болью. Видимо, так сказались попытки профессора Тихомирова воздействовать на него гипнозом. Генерал слышал, что обычно самим гипнотизерам сеанс обходится великими затратами энергетики. Говорят же, что час гипноза для гипнотизера обходится в год жизни. Очевидно, его сильнейшее сопротивление и нежелание поддаться воздействию тоже отняли немало сил, отсюда и головная боль. Таблетками Легкоступов никогда не пользовался, хорошо зная, что значительная часть их больше разрушает, чем лечит, и вообще у нас в стране почти двадцать процентов всех лекарственных препаратов выпускается мафиозными фармацевтическими предприятиями в непригодном для лечения виде, попросту говоря, делаются из простого мела. И потому он обычно предоставлял организму возможность самому справляться с болезненными ощущениями.
На свежем воздухе Геннадий Рудольфович огляделся и впервые за день увидел так много людей, идущих в столовую. Из-за этого уже ставшее привычным место показалось незнакомым. Днем, глядя на сиротливые облезлые корпуса и пустынные тропинки, и не подумаешь, что здесь живет и работает столько народа.
Он прошел сразу в гостиницу, в свой номер. В привычной позе с руками за спиной постоял у окна, поджидая Андрея. Поза помогла успокоиться и даже слегка унять головную боль. И увидеть, как его сопровождающий торопливо вышел не из гостиницы, где обещал ждать, а откуда-то сбоку, скорее всего, из здания, где они недавно беседовали, и направился опять же не в гостиницу, а в другую сторону. Похоже, к административному корпусу. Должно быть, обстоятельства изменились и Андрей не смог сразу прийти к Геннадию Рудольфовичу, как обещал. Впрочем, у него здесь, наверное, не одна-единственная забота – развлекать генерала, неизвестно зачем сюда прибывшего и непонятно себя ведущего.
Постояв у окна еще полчаса, но так и не дождавшись Андрея, генерал пожал в недоумении плечами и решил сходить поужинать самостоятельно. Благо дорогу он уже знал. Кроме того, это более соответствовало его планам близкого знакомства со Структурой и никак не нарушало обещания встретиться с Андреем, поскольку последний сам на встречу не поспешил.
– Ключ оставьте, – сурово сказала внизу администраторша гостиницы.
Генерал кивнул и молча положил на стол перед ней ключ, хотя, когда он ходил вместе с Андреем, никто не требовал от него сдавать ключ. Геннадий Рудольфович еще раз убедился, что Андрей не последний человек в Структуре.
– Если меня будут спрашивать, я в столовой, – уже от двери он не просто сообщил, не попросил передать информацию, а распорядился, как и положено распоряжаться человеку его звания и должности. И сделал это не из желания поставить на место излишне ретивую администраторшу, а просто по привычке. По генеральской привычке ставить «точку».
Ближе к вечеру ветерок стал свежее. Казалось, в воздухе появляется запах близкого дождя, может быть, даже грозы, хорошей, свежащей, с далекими молниями и близкими раскатами грома. Где-то на юге горизонт затягивался темным фоном. Очевидно, собирались тучи, и направление движения они себе уже выбрали.
Легкоступов поздоровался с человеком, с которым летел рядом в самолете. Сейчас тот уже не чурался общения, встретив генерала свободно разгуливающим по территории, а сам ответил открытой улыбкой, только что руку для пожатия навстречу не протянул.
– Осваиваетесь?
– Стараюсь. Вы из столовой?
– Да. А вы туда?
– Туда.
И разошлись в разные стороны. Но этот мимолетный, ничего не несущий разговор вдруг заставил Геннадия Рудольфовича почувствовать одиночество. Трудно работать в одиночестве, трудно... И он не привык к такому. Он привык быть генератором, который подпитывает идеями исполнителей. Сейчас не было ни идей, ни исполнителей. И от этого только усиливалось чувство одиночества. Где же сейчас капитаны спецназа? Выпустили ли их из карантина?
И словно в ответ на его мысленный вопрос, капитаны вышли из столовой в сопровождении высокого охранника. Охранник надсадно кашлял, Ангелов тихо смеялся и, словно лопатой, колотил охранника по спине ладошкой. Пулатов шел чуть сзади и был откровенно и очевидно, просто демонстративно зол. Стремительно поднявшись по короткой лестнице и обогнав спутников, он встал в позу Наполеона, к сожалению, не имеющего барабана, чтобы поставить на него ногу, и оглядел идущих в столовую людей. И вдруг заорал чуть не благим матом:
– Люди добрые! Одумайтесь! Не ходите в это отвратительное заведение... – показал капитан пальцем на дверь столовой, как на врага народа. – Там настоящий приют вампиров... Там компот подают с пиявками...
Вокруг капитана сразу же образовалась толпа. Скучные серые лица вдруг посветлели, порозовели, заблестели глаза, вдруг появились улыбки. Заметно, что развлечения здесь – редкость.
А Пулатов продолжал гримасничать:
– А что вы, матерь вашу, думаете? Здесь кругом цветет и пахнет сплошным истошным вампиризмом. Именно поэтому все вы такие бледные и скучные. И я от такой жизни скоро стану похожим на вас. Не хочу, сопротивляюсь, но как иначе! В озере пытаюсь искупаться – весь пиявками облепленный выбираюсь. В ванну пытаюсь нырнуть, там тоже пиявки ползают. В столовую прихожу, а там в компоте пиявки бултыхаются, пальцем у виска покручивают и надо мной, подонки, смеются! Что это, я вас спрашиваю? Что, зачем и почему? Кто, матерь вашу, желает напиться капитанской крови? Расскажите мне хоть кто-нибудь! Расскажите, товарищ генерал, хотя бы вы – что все это значит?
Легкоступов улыбался вместе со всеми, хотя обычно выдавить из него улыбку было трудно. Разве что кривую и сухую ухмылку. Но заставило его улыбнуться вовсе не поведение капитана Пулатова. На капитана в отделе Геннадия Рудольфовича было собрано обширное досье, и подобные выходки со стороны инвалида-спецназовца были там описаны не однажды. Правда, там их именовали скандалами в общественных местах. Генерал улыбнулся оттого, что вовремя встретил знакомые лица. Только что думал об одиночестве, чуть не страдал от него, как от головной боли, а тут сразу союзники объявились. Более того, теперь он уже был уверен, что оба капитана – его союзники, потому что маленький капитан назвал его по званию. Следовательно, Ангел уже передал товарищу суть короткой беседы, что велась шепотом через порог карантинной комнаты.
– К сожалению, товарищ капитан, мне не попалась на глаза ни одна уважающая себя настоящая пиявка, здесь чаще, мне кажется, встречаются пиявки в человеческом обличье... – ответил генерал и двинулся мимо офицеров к входу в столовую. – Но я ваше утверждение сейчас проверю.
– Буду весьма вам признателен, – вежливо поклонился капитан генеральской спине и тут же помог Ангелову, так стукнув по спине Сережу, что тот уже даже кашлянуть не смог – дыхание перехватило. – Генералу по должности положено проверять показания капитанов, – продолжил Пулатов, обращаясь к толпе. – А вам я настоятельно советую объявить всеобщую голодовку! Я вас поддержу своими показаниями, будьте уверены.
– Но самой голодовкой он поддерживать не будет, – добавил Ангелов. – Не из дураков...
Весь этот импровизированный концерт Геннадий Рудольфович слышал, входя в столовую. Здесь тоже царило необыкновенное оживление. Должно быть, первое отделение концерта проходило именно здесь. Люди встали и смотрели в одну сторону. Вокруг одного из столов стояли повара в бело-грязной униформе и сосредоточенно-непонимающе рассматривали стакан с компотом, который держал в руках незнакомый охранник. Охранник что-то им высказывал.
– Но они же сырые! – вдруг с восторгом сообразил маленький вертлявый человечек в идеально белом колпаке, существенно отличающемся по цвету от халата и фартука. Человечек беспрестанно дергал головой, словно у него под воротником одна из пиявок присосалась. – Компот вареный, а пиявки сырые! Смотрите... – Взглядом победителя он посмотрел вокруг. – Живые они! Это кто-то подсунул... А воду я сам проверял. Да и как пиявки могут из-под крана налиться? И они бы сварились...
– Компот они сырой водой разбавляют, – сказал кто-то со стороны.
