Баба была сбита с толку. Большая трехкомнатная квартира могла удивить кого угодно. Картины, книги, ковры, дорогая мебель и посуда, телевизор с громадным экраном, новейший музыкальный центр. Даже кухня восторгала. Тут было все.
— Игорь! Скажи мне, кто ты? — спросила баба, которой много раз приходилось ублажать крутых в их квартирах. Те ничего общего с этой не имели.
— Кто я? Твой! А кто? Считай кем хочешь!
— Игорек, мне доводилось бывать у крутых, в их домах и квартирах. Там сущие свинарники, а не жилье. У тебя хоромы! Все имеешь. Зачем же тебе сдались крутые?
— И там люди разные прикипелись. Одних нужда и безысходность загнали в угол, а других — бесшабашность. Последним все по барабану. Или до фени. Живут одним днем, не просыхая от попоек до похмелья, потому жилье в хозяев.
— Моя квартира просто нищенка в сравнении…
— Тонь, можно иметь богатую квартиру, но при том оставаться несчастным и одиноким. Можно и в маленькой стать счастливым.
— Ну, не скажи! Живя здесь, что еще хотеть? — не поверила баба.
— Всем этим душу не согреть. Конечно, человек должен уважать себя, иметь хорошее жилье. Но я в этой квартире живу три года. А до того снимал комнатушки, ютился в бараке, в общежитии. И знаешь, там я был счастливее. Сказать почему? Я не оставался в одиночку. Всегда кто-то был рядом. Там веселее, чувствовал себя живым человеком, о котором при случае вспомнят и позаботятся, не оставят помирать на пороге. Там любому нараспашку отворят дверь, потому что нечего украсть или отнять, а значит, бояться некого. В случае если кому-то побили морду, а он не смог отмахнуться, за него всегда найдется кому вступиться.
— Зато здесь, коль что не по нутру, можешь никому не открывать двери. Крутые знают, где ты живешь?
— Конечно. Но уже не придут.
— Игорь, а Юльку они убили?
— Кто знает? Я ушел раньше, чем это случилось. Но при мне о ней не говорили, даже мимолетно.
— А ты веришь, что они уже не будут прикипаться к нам? — спросила Антонина.
— Я не знаю случая, чтоб они не сдержали слова. Да и не нужен я им. Семейные их не интересуют. Они слишком осторожны, трусливы. Им не верят. Как и мне теперь… Ну да хватит о них. Нам со своими заботами надо справиться. И в том никто не поможет.
Антонина и Игорь допоздна обсуждали совместное будущее. Спорили, доказывали друг другу что-то и вдруг замолкали оба разом.
— Возможно, нам придется переехать в другой город, где не знают ни меня, ни тебя! — предложил хозяин.
— Почему? Я не хочу уезжать!
— Сама подумай. Там работа. Немного подучиться, и все. Зарплата хорошая. Пройдет время, навсегда забудут меня, да и их не вспомню.
— Хорошо платили тебе крутые! — все еще восторгалась баба квартирой.
— Ты думаешь, что все это крутые обеспечили? — усмехался Игорь.
— Ну а где еще ты столько получал бы?
— Тонь, очень ошибаешься! Ведь говорил тебе, что воевал! Иль ты забыла? А вот контракты, по которым я был на войнах, помогли купить все это! Хотя квартиру я купил не новую. Первые хозяева срочно уезжали за границу. Торопились, понятное дело, отдали много дешевле. Потом и обстановку у таких же взял, по соседству. Да первые хозяева многое оставили. Считай, все вполцены обошлось. Так-то и прижился здесь. Конечно, иного случая не представлялось, как заработать на войне. Другие не только не смогли заработать, навсегда там остались, жизнь потеряли. Обо мне так и говорили, что в рубашке родился.
— А на войну из детдома пошел?
— Ну что ты. Таких салаг в армию не берут. Из приюта всех выпустили сразу после школы. Устроили в училища, техникумы, на работу. Иным повезло в институты попасть. Но не мне. Меня в подсобные рабочие воткнули, в автомастерскую. Я там со слесарями прошел свою подготовку. Первым делом научили курить и пить. В общагу, где меня приткнули, не всегда своими ногами приходил. Чаще приводили. Ну да не один я вот так мыкался. Ума не было. А так хотелось поскорее взрослым стать, чтобы уважали и считались. Но для такого нужно слишком многое. А где его взять, когда умишко сплошная жижка? Вот так получил зарплату и просадил ее до копейки со слесарями — взрослыми мужиками. Меня по пути менты подобрали, сунули в вытрезвитель. Предварительно вломили, чтоб не материл лягавых. Вышел я через две недели, а на работе меня уволили. За прогулы. Вот и остался без копейки, без работы. Как жить — не знаю. Подрядился в грузчики на овощную базу. Ну, там таких, как я, — море. И все несчастные. Друг за друга держались, иначе не выжить. Пили и ели из общего котла. Но через полгода вижу — вконец обносился. Не только нижнего белья, верхнее в лоскуты порвалось, а сменки нет. На улицу выйти стыдно, из штанов голый зад сверкал. И жрать охота. Даром никто кормить не станет. Иду по городу закоулками, где народу меньше. Голову вниз, чтоб не узнали. И вдруг меня окликнули, глянул — мама родная! Сама Ритка Пономарева остановилась и зовет. Мне эта девчонка нравилась. Все хотел при-ухлестнуть за ней, но не в таком же виде, когда вместо брюк один пояс остался, — хохотнул он. — Ну, вот так разговорились. Она в медучилище на последнем курсе училась. Позвала в гости. А я голову еще ниже уронил. Ну как мог к ней прийти в таком виде? Она поняла и говорит: «Не красней, Игорь! Всех нужда достает. Мы с девчонками обслуживаем вызовы, ходим к пенсионерам, к детям, делаем уколы в любое время суток, нам платят. Конечно, этого приработка пока не хватает на дорогие брюки, а на спортивки — спокойно. Пошли купим!»
Поволокла она меня в магазин за руку, как бычка на цепи. Клянусь, большего стыда, чем в тот день, никогда не испытывал. Через неделю отдал ей долг и отошел от грузчиков, стал сам питаться, завязал с пьянкой. Понял, иначе мне будет крышка. Стал задумываться над будущим всерьез. А тут меня в армию забрали. На все готовое. И в Афганистан послали.
Тонька вздохнула:
— Совсем мальчишкой!
— Куда там! Я мужиком в тринадцать лет стал. До восемнадцати столько девок испортил, счет потерял! Домашние ребята едут вместе со мной — дрожат, боятся. А я уже все познал и прошел. Мне только войны не хватало. Честно говоря, я не думал, что выживу, но не боялся. Потому как дорожить было нечем, никто меня не ждал и не любил. Так-то вот и попал в Кандагарское ущелье. Кое с кем из своих приютских свиделся. Научился жалеть, беречь и выручать. Потом и самого от верной смерти спасли. В полушаге от растяжки. Разведчиком я стал. Случались контузии, бывало, сваливал в госпиталь, но ненадолго. Вскоре выскакивал…
— Кому она нужна, та война?
— Поначалу все так считали. Зато потом эти вопросы не возникали. Мстили душманам за своих ребят, за погибших. Я им тех братанов и в могиле не прошу! — Его лицо покрылось пятнами. — Они не только убивали, но и пытали, мучили, издевались. Ну и мы разучились жалеть и задавать ненужные вопросы. Конечно, на войне нет абсолютной правды. Но я слышал, что, когда в наших тюрьмах расстреливали отпетых гадов, над ними никто не изгалялся. Тем более перед смертью! Там, в Афганистане, случалось всякое. Кто это видел, никогда не забудет и не простит. У многих сдали нервы, поехали крыши. Такое хуже, чем вернуться калекой. Ведь до конца жизни остается в памяти та жестокость, лютая, звериная, черная…
А вернулись, и что? Нас, даже живых, не видели. Иным, понятно, повезло. Но далеко не всем. Вот и я пошел искать работу. Нашел… Уехал по контракту в Чечню. На целый год. Купил квартиру, когда вернулся… Ну а дальше? Снова контракт… Военком говорил, что на таких, как я, Россия и армия держатся. Обещал, когда вернусь, устроить меня, но не дожил. А вот другие хохотали. Мол, квартиру приобрел, но жить в ней доведется ли? Война не любит игроков, оставляй завещание! Мне и завещать ее было некому. — Неожиданно он оборвал рассказ и предложил: — Давай попьем кофе. Собственно, о себе я все рассказал.
— А крутые? — спросила женщина.
— С ними завязал навсегда и забыл. Я от них ни в чем не был зависим. Да и не завяз особо. Впервые тебя мне поручили. За что им очень благодарен.
Подошел к женщине.
— Ну вот, теперь все знаешь обо мне. Решай, как будем дальше? Конечно, я не подарок, но постараюсь выбраться в нормальные мужики. Мы еще не опоздали и сумеем наверстать.
На следующий день Антонина появилась на работе позже, чем обычно, и к ней тут же пришла Мария.
— А у нас новое несчастье… — срывающимся голосом сказала она.
— Что стряслось? — испугалась баба.
— Ой, уж и не знаю, за что на нас валит? Вчера Женю ножами всего испороли, в реанимации лежит. Всю ночь под капельницей. Врачи говорят, что очень много крови потерял. Никого к нему не пускают, и он в сознание не приходит. Видно, это те же, что Юлю угробили.
— Где Леля?
— Она в баре! Крепится, но еле держится на ногах. Приди ты к нам. Боюсь за Лелю. Нервы на пределе. А тут еще эти менты, только ушли. Засыпали вопросами. Она откуда знает, дома была, Женя домой ехал, его по дороге остановили, наверное. Вся машина в крови!
