Ознакомительная версия.
— Да мы с ума сойдем, — крякнула Жанна.
— Подожди, Вадим, — задумался Борька, — сегодня рано утром — ты в бане как раз развлекался… извини. Словом, тетя Глаша, покойница — царствие ей небесное — спустилась с чердака, загремела кастрюлями, и мы с Максом на кухне перекинулись с ней парой слов. Та дорога вдоль реки, что мимо деревушки, ведет из Новолялино в Славянку. До Новолялино — больше ста верст — тайга, машины почти не ходят. До Славянки ближе — верст двадцать. Восемь километров по реке, затем поворот и мост. Прямая трасса на Славянку. За мостом развилка — вливается большак из Ромашек. А на ней движение поинтенсивнее будет. То есть к северу от места слияния двух грунтовок начинается нормальная дорога, где машины бегают одна за другой. Мы прошли от реки километра четыре…
— Ага, — возбудился Вадим, — еще четыре на запад — и дорога на Славянку? Ну что ж, дорогие, будем рисковать. Ворвемся отчаянно в большой, белокаменный город?
К часу дня четверка беглецов навязчиво напоминала Кудеярово воинство. Грабить проезжие тарантасы и обозы в таком состоянии — наиболее уместное занятие. Отдохнули в лесу и короткими перебежками перебрались в водоотводную канаву, заросшую еще не зажелтевшим кустарником. Дорога здесь делала поворот, обтекая покатый лесистый холм. На обратную сторону холма, откуда открывался вид на трассу, и был откомандирован Борька с автоматом. Женщина и девочка отдыхали на дне канавы, временами отпуская ядовитые замечания, Вадим определился в дозорные — грыз травинки на краю обочины и старался не выделяться.
Уснуть не позволял периодически гремящий транспорт. Дважды из Славянки проезжали грузовики с открытым кузовом. Протарахтел трактор, обдав Вадима ароматным смогом. Из Ромашек проследовал рейсовый автобус, напичканный старушками в платочках. Интереса к данному чуду техники оседлавший возвышенность Борька, похоже, не проявил, и правильно сделал. Прогремел пустой лесовоз. Унялся грохот, и снова стало различимо птичье пение в лесу.
Кольцов все-таки уснул. А потом зашуршала трава, и, бренча амуницией, в канаву свалился перевозбужденный Борька.
— «Четверка» за холмом, Вадим… В Славянку пыхтит. Отлажена, исправно едет — за версту видно. С «цэ-о-два» у нее, правда, непорядок, но нам какое дело? Дорожная полиция не докопается. Решайся, Вадим. В салоне двое.
Он давно уже подметил — как только речь заходит о конструкциях из железа, Борька начинает нездорово возбуждаться, глаза загораются. Он и сам в предчувствии события ощутил прилив адреналина. Увлекательное, должно быть, занятие — разбойный промысел.
— Валюша, деточка, просыпайся, — взволнованно зашептал Вадим, — час твой звездный настал. А ну, подъем на вахту…
— Опять спасать человечество? — забурчал голос из канавы. — А я думала, уже спасла, когда ваши задницы из подвала добывала…
Из кустов, нелепо чертыхаясь, выбрался смешной полусонный чертенок — Кольцов насилу удержался, чтобы не рассмеяться. Бывают же в жизни неоднозначные моменты…
Голосование несчастной крошкой прошло сравнительно гладко. Белая «четверка» в живописных разводах выпрыгнула из-за поворота. Валюша уже мялась на посту. Понурая, потерянная, с низко опущенной головкой. Подняла руку и уронила — как будто была привязана к ней гиря. Разве сможет кто-то равнодушно проехать мимо жалкой девчушки? Сработали тормоза, машина остановилась, не доехав до Валюши. Показался пухловатый небритый тип в штормовке. Вылез из машины, посмотрел по сторонам.
— Ну, чего ты маешься, крошка?
— Помогите, дяденьки… — заученно забубнила Валюша. — В лес ходили с мамкой за грибами, потерялась, заблудилась, две ночи не ела … (Вадим поморщился: только волки едят по ночам — если охотятся).
Но Валюша и про волков вспомнила — как убегала от разъяренной стаи, как свалилась в канаву, переела волчьей ягоды (живот распух, как у беременной), а потом ее олень, вернее, лось поднял на рога и едва не припечатал к дереву. Что никакая она не цыганка, не бродяжка, проживает в хорошей рабочей семье и пуще жизни мечтает очутиться дома. Валюша явно переигрывала. Но это словоблудие на пухлого аборигена впечатления не производило. Он практически не слушал. Задумчиво постучал по капоту, еще раз посмотрел по сторонам, облизнул уста. Неторопливо подошел и погладил ребенка по головке. Валюша немедленно втянула голову в плечи.
— Конечно, деточка, — произнес каким-то обволакивающим маслянистым голосом субъект, — все мы люди, все мы сердобольные… Увезем тебя, ты только не волнуйся и не бойся…
А ведь он даже не спросил, куда везти, отметил Вадим. И Борьке в поведении мужика что-то не понравилось.
— Отдаем Валюшу в плохие руки, тебе не кажется, Вадим? Пошли, накостыляем этому козлу?
— Пойдем, крошка, — вкрадчиво бормотал маслянистый, поглаживая Валюшу по шапочке. — Пойдем, тебе у нас будет хорошо…
Отворилась дверца, и показался еще один тип — нахохленный, странный. Смерил девочку маленькими острыми глазками в очках. Уж больно этот тип смахивал на незабвенного Коляшу Сырко. Постарше, потяжелее, но похожий тип. Валюша вздрогнула, напряглась. А тип все так же воровато посмотрел на пустую дорогу, приблизился мягкой поступью.
— Подвезем девочку, Шура? — елейно осведомился маслянистый.
— А отчего бы не подвезти хорошую девочку? — риторически спросил очкастый. — Поехали с нами, цыпленок.
— Спасибо, — отважно кивнула Валюша. — С удовольствием. Без вас.
— Не понял, — насторожился очкастый. Напарник слюняво облизнул губы и взял Валюшу за плечо.
— Ну, Кольцов, — взмолилась Валюша, — хватит уже издеваться…
Вот именно. Делать дело надо, а не выделываться.
— Снято, господа, всем спасибо, — объявил Вадим, с автоматом наперевес выходя на дорогу. — Отпусти ребенка, педофил несчастный, а то щас в ухо дам.
Пухлый перетрусил. Отпустил Валюшу, схватил, снова отпустил. Девочка сплюнула ему под ноги и на всякий случай отодвинулась.
— Дождались, блин. Пропадай, ребенок. Любитель ты поизмываться над людьми, Кольцов.
Очкастый дернулся к машине.
— Стоп-стоп, — сказал Вадим, клацая затвором. — Не спеши, дружище. Вдох глубокий, ноги шире.
— И без дури, — выбрался из кустов, опираясь на приклад, улыбчивый Борька. — Вы учтите, парни, мы народ простой — сперва стреляем, потом знакомимся. Не надо эксцессов.
— В чем дело? — проблеял очкарик. Маслянистый при виде сразу двух автоматов стал какой-то деревянный.
Проехал грузовик с подпрыгивающими пустыми бочками. Борис стыдливо спрятал автомат за спину. Вадим не стал — вряд ли водила остановится и начнет особо интересоваться. Выкарабкалась Жанна — ругаясь и причитая. Снисходительно посмотрела на всех присутствующих и, держась за бок, побрела занимать лучшее место.
— Рожи ваши не понравились, — объяснил Вадим. — Вы чего к ребенку пристали? Не хочет она с вами ехать, понятно? А с нами хочет. Так что извиняйте, мужики, давайте без концертной деятельности. Спускаетесь в канаву и сидите. Уезжаем — вы выходите. Элементарно, как мычание.
— Это моя машина… — вякнул маслянистый.
— Убью, — пообещал Борька, вскидывая автомат. — В канаву, падлы, кому сказано!
Язык силы эти падкие на малолеток господа понимали в совершенстве. Состроив обиженные морды, они друг за дружкой попадали в канаву и стали оттуда злобно зыркать.
— И ни звука, — предупредил Вадим, — а то сварганим опыт на чьей-то шкуре — существует ли жизнь после сорока. Да не трусьте вы, граждане, — смилостивился он на прощание, — заберете свою тачку в восемь вечера с привокзальной площади города Славянска. Да никакой милиции, а не то мы еще поглядим, стоит ли вам раздавать такие щедрые подарки.
— Клевая тачка! — воскликнул Борька на втором километре от точки экспроприации транспортного средства. — Блеск! Трансмиссия отлажена, разгон, маневренность! Для совковой машины просто невероятно… Знаешь, Вадим, мне кажется, это не тольяттинский движок… — Борька навострил ухо. — Погоди-ка, сейчас прислушаемся…
— Слушай, Кольцов, — встрепенулась Валюша, с удобством сложившая лапки на колени Жанны (брюнетка по непонятной причине не возражала), — а вот эта фраза — про Славянку, привокзальную площадь и восемь вечера — это из какого-то фильма, или ты сам выдумал? Она что-то значит?
— Да как тебе сказать, — пожал плечами Вадим, — как в песне, Валюша: заиграла в жилах кровь коня троянского… Поживем — увидим.
Насладиться покоем и беспечной ездой им так и не удалось. Борька, у которого за четыре дня истосковались руки по «штурвалу», решил оторваться за каждый напрасно прожитый день. С улюлюканьем обогнал тихо ползущий, набитый старушками автобус и, испытывая несравненный кайф, пролетел в сантиметрах от гудящего, груженного ржавыми трубами автопоезда. Вынесся на правую обочину, ухитрившись сделать вираж на одних левых колесах (правые при этом зависли над водостоком), и, не снижая скорости, помчался на середину дороги.
Ознакомительная версия.
