чем обязан в столь чудесное воскресное утро?
Коньяков явно был удивлен тем, что я его знаю, но не показал этого. Интеллигент советского партийного общества. Ну-ну… Он лениво поднял голову, посмотрел на небо, будто бы хотел увидеть там звезды. Затем перевел взгляд на ближайшую лавочку.
— Присядем? — спросил он.
Я только кивнул.
Быстро прошли до нее, водитель в костюме, вернулся за руль. Сев на выкрашенную зеленой краской деревянную лавку, я откинулся на спинку. Коньяков сел на самый край, хотя видно было, что изначально он этого делать не хотел.
— Товарищ Громов! Соизвольте мне объяснить, что это вы вчера устроили на дискотеке, а? — деловым тоном поинтересовался он. Видно было, что разговор ему неприятен, но этого требовала обстановка, а потому — он здесь.
— Не нужно со мной говорить так официально. Можно проще. Что именно вас интересует?
— Мой сын вчера еле дошел до дома. Хорошо, товарищи помогли. У него сломан нос, разбито лицо. Ушиб колена в двух местах, царапины, синяки. Порваны дорогие джинсы.
Джинсы я ему не рвал, видимо толстяк добавил это от себя. Вот слизняк.
— Ай-ай-яй, какой ужас! — отыграл я, даже головой покачал, изображая тот самый ужас. — Как же он так неосторожно-то? С лестницы упал, наверное?
— Ну, хватит! — повысил голос Коньяков, посмотрев на меня раздраженным взглядом. — Что это за цирк?
— О! Значит так? — хмыкнул я. — Ладно. Цирк уехал, а главного клоуна я здесь почему-то не вижу! — спокойно ответил я, намекая на самого Юрку. — Не понятно? Хорошо, попробую объяснить толковее. Клоун, это ваш сын! Который считает, что он царь и бог, может делать все, что ему захочется и ничего ему за это не будет. Мужского в нем ничего нет, пятьдесят процентов страха, пятьдесят процентов ярости. Напоминает мне мелкую гавкучую собачонку.
— Даже так?
— Ага. Кто-то должен был ему объяснить популярно и вчера вечером, этим «кто-то», стал я. Никто не заставлял парня бросаться на меня в общественном месте, да еще и друзей своих натравливать.
— Что-то слишком много ты на себя взял! — злобно процедил Константин, дернувшись от возмущения.
— А, мы уже на «ты» перешли? — поинтересовался я. — Как быстро все меняется, сначала все шло так вежливо и спокойно, а теперь вот эмоции полезли. Не много ли я на себя взял? Достаточно! Я афганец, у меня психика сдвинута, детских шуток вашего комнатного хомяка-переростка я не понимаю. Еще раз попадется мне на пути, разбитым носом не отделается. Гарантирую, что-нибудь ему сломаю. А, кстати, позвольте выразить вам благодарность, это ведь благодаря вам, уважаемый Константин Тимофеевич, известный вам товарищ Амиров отправил меня в жопу мира? Оказывается, в Афганистане очень даже интересно. Особенно, когда сбиваешься со счета, сколько духов удалось завалить…
Коньяков посмотрел на меня со смесью злобы, удивления и отвращения.
— Ты хоть понимаешь, что я могу с тобой сделать? — надменно произнес он.
— Ничего. Ничего не сможешь. Но попробовать всегда можно! — ухмыльнулся я в ответ, наградив этого уверенного в своем положении джентльмена пронизывающим взглядом. — Но сразу предупреждаю, теперь без шуток. Буду убивать! Готов к такому?
Тот не сразу нашелся, что мне ответить. Только рот раскрыл от удивления.
Не ожидал он такого напора от молодого парня, что младше его сына.
— Одного моего звонка в милицию будет достаточно! — заявил он. — У меня много знакомых. Я тебя раздавлю, будто забывшего свое место таракана.
— Угу… Флаг тебе в руки и можешь возглавлять колонну идущих «нах»… И, кстати, какие у тебя доказательства? Сказать может кто угодно и что угодно! И это вовсе не повод всех за решетку сажать! Меня трогать не надо, пожалеешь! Можешь попробовать сфабриковать что-нибудь, но сделаешь только хуже.
Тот впился в меня злыми глазами, видимо соображая, что со мной делать.
А я сокойно и уверенно продолжил.
— Кстати, я тут краем уха слышал, что вами комитет государственной безопасности заинтересовался… Слежку ведет. От себя дополнительно могу подкинуть в прокуратуру любопытную информацию, насчет вашего сына, который якобы получил боевое ранение… Вот они удивятся, когда на медицинской комиссии выясниться, что никакого ранения и в помине нет. А там и комиссация окажется липовой, так как основания для нее нет. Кстати… Товарищ Амиров готов дать показания по моему вопросу, с ним уже говорили. Таких эпизодов хватает. Он признал, что сделал это под вашим давлением. Не удивлюсь, если запись телефонного разговора тоже имеется.
— Что? Кто ты такой? — теперь на лице Коньякова появилось что-то похожее на волнение. Он едва не подавился.
— Я? — я изобразил эмоциональное удивление. — Простой парень, который попал на войну. С вашей помощью…
— Но почему ты здесь?
— А это не твое собачье дело! — улыбнулся я. — Подводя итог нашей беседы, скажу вот что… Своего дурогона угомоните, или он точно нарвется! А лично Вам, Константин Тимофеевич, рекомендую поменьше злоупотреблять служебным положением, а то, знаете ли, и у стен есть уши. Ко мне еще вопросы есть?
Тот ничего не ответил. Но по лицу я видел, что тот однозначно задумал что-то не хорошее. Такие люди как он, пока их на землю сам не посадишь, не успокоятся.
— Мы еще не закончили!
— Конечно, не закончили. Я вам письмо напишу.
Я уверенно поднялся с лавочки, хотел уже отойти, но вспомнил еще кое-что.
— Да, на всякий случай предупреждаю, если попытаетесь навредить моей семье, сильно пожалеете! Из-под земли достану! Деньги и власть это хорошо, но автомат Калашникова еще лучше! Всех благ, Константин Тимофеевич.
Потом я скрылся в своей подъезде. Поднялся на второй этаж, но выше подниматься не стал — принялся наблюдать за ними. Вскоре, «Волга» уехала прочь. А я облегченно выдохнул.
Поднявшись по лестнице на пятый этаж, я открыл дверь.
Вошел внутрь. Стянул с себя куртку.
С кухни послышался голос:
— Максим, это ты?
— Я!
— Ты где пропадал? Я волновалась!
— Ма, ну я же говорил, что могу не вернуться. У Артема были.
Она вышла из кухни, подошла ближе.
— Максим, тут тебе звонили…
— Кто? — удивился я. — Уж не из милиции ли?
— И не только звонили… Тут тебе в половину девятого утра телеграмму принесли, из военного комиссариата. Вот она!
Я взял в руки бланк и прочитав содержимое, судорожно выдохнул. Там значилось:
«Ефрейтору Громову Максиму Сергеевичу необходимо прекратить пребывание в отпуске и к семнадцатому декабря явится на место постоянной дислокации».
Командир воинской части, майор Хлебов.
— Да твою мать! — процедил я, догадавшись, что только что мой отпуск закончился…
Глава 18
Нестандартная ситуация
— Как закончился? Сынок, у
