– Да уж, легких путей на Востоке не ищут, это я уже понял… Но ваше имя после бракосочетания, как я понимаю, уцелело?
– Имя-то уцелело... – произнесла она с непонятной интонацией. Потом со свойственной женщинам последовательностью сказала: – А знаете, я и купаться-то хожу по ночам потому, что честной женщине показывать свои прелести в неприкрытом виде строго воспрещается. Ну, кроме как законному мужу. Только я сказала мужу, что жить у моря и не плавать в нем – это все равно что жить с женщиной и не... спать с ней. – Она снова рассмеялась. – Представьте, добилась своего – дал согласие на купания. Но исключительно ночные.
Она скинула платье. Карташ невольно залюбовался ее сильным, пышущим здоровьем, налитым телом. «В нашем велаяте девочки што надо». Почему-то сегодняшним вечером в голову лез один шансон…
– Не хотите со мной? Или вы уже наплавались?
– За последние дни я так соскучился по воде, – сказал Карташ, поднимаясь с песка, – что наплаваюсь нескоро.
Вслед за Ириной, невольницей ночных купаний, Алексей с разбегу бултыхнулся в прибойную волну. «Нет, как хорошо жить у моря!» – невольно повторился он в своих восторгах, скользя дельфином под водой. Ну, в общем, Карташ не был оригинален – тоже самое восклицают все белопузые курортники в первые два дня отпуска на море. Правда, те же курортники, когда отпуск переваливает за экватор, уже и на море-то не каждый день выбираются, уже высчитывают по календарику, сколько дней осталось до отъезда.
Они плыли рядом, не торопясь – куда и зачем торопиться? – наслаждаясь теплой приветливостью каспийской воды. Над Туркменией утвердилась ночь, на небо выкатилась луна и достаточно неплохо справлялась с подсветкой моря и его берегов.
– А вас не беспокоит, как выражались в ранешниевремена, что своим обществом я могу вас скомпрометировать...
Выговаривая столь длинное слово, Алексей хлебнул «огурчика» и вынужден был отплевываться.
– Не боюсь, – она перевернулась на спину, разбросала руки, отдыхая на легкой, едва заметной волне. – За годы безупречной службы в звании жены могу себе позволить, чтобы меня разок и скомпрометировали.
Алексею в последней фразе почудился некий подтекст. Или это всего лишь игра его воображения, порожденная тем, что извечные мужские мысли свернули на проторенную дорожку? Они-то свернули – это определенно, что им, несчастным, еще остается, когда находишься наедине с симпатичной женщиной, которая вдобавок на девять десятых обнажена, когда теплая соленая волна способствует курортным настроениям, а сверху игриво подмигивает луна. Но следует гнать эти мысли прочь, потому как – не до того-с. В это «не до того-с» Алексей вложил все помехи, громоздящиеся на проторенной дорожке извечного мужского инстинкта: и негде, собственно, и муж обретается где-то поблизости, к тому же какие-то представители реальной силы вот-вот приедут, закрутится карусель и тут уж станет вовсе «не до того-с».
– А хотите, покажу вам местную достопримечательность? – вдруг предложила Ира. – Чуть ли не единственную в наших краях.
– Хочу, конечно, – сказал Карташ, тоже переворачиваясь на спину.
– Тогда поплыли.
Поплыли.
«Вдруг обрадован моряк – появляется маяк». Вскоре он разглядел тот маяк, на который они путь держали. Сегодня днем Алексей видел эту темную шишку на поверхности моря, но так и не разобрал, что это такое.
– Бакен? – спросил Карташ.
– Вот и не угадали. Экий вы нетерпеливый! Вы во всем такой?
– Почти во всем. Мы же люди северные, горячие, удержу ни в чем не знаем.
Вскоре Алексей и сам увидел, что они плывут отнюдь не к бакену. Зародившаяся у него догадка вскоре полностью подтвердилась. Над водой выступала рубка некогда затонувшего судна. Судя по размерам рубки, это что-то вроде небольшого рыболовного суденышка, в стародавние времена севшего на мель и почему-то с мели никем не снятого. Может, в тот момент не до того было, а потом махнули рукой. А может, посудина была безнадежно старой и хозяин пришел к выводу, что овчинка выделки не стоит. И уж совсем безумное предположение – уж не верещагинский ли это баркас, брошенный киношниками, которые, отсняв фильму, спешно умотали в любимую столицу?..
Дверь рубки была распахнута. Ира заплыла внутрь и встала на пол. Карташ последовал ее примеру. Воды ему тут оказалось чуть ниже чем по пояс.
Суденышко, зарывшись в мель, слегка завалилось на правый борт, крен составлял примерно градусов десять, и оттого ноги немного съезжали по скользким половым доскам. Карташ, чтоб не скользить, ухватился за край стола с набитым поверх пластиком.
– Ты морячка, я моряк, – пробормотал он, оглядываясь.
Из стекол, разумеется, не уцелело ни одно, штурвал, ясное дело, отсутствовал – не иначе, свинтили на сувенир. Пустые углубления из-под каких-то приборов, останки некоего недовыломанного прибора непонятного Карташу назначения, покрытые ржавчиной стены, пустые зажимы на стенах, пустые полочки, где во времена оны, наверное, стояли рядком всяческие справочники по мореходству и сборники инструкций. В общем, достопримечательность так себе...
– Это, часом, не верещагинский баркас?
Карташ взглянул на Иру и наткнулся на ее взгляд. В ее глазах – уж в этом-тоАлексей понимал – костром полыхал призыв.
И не зря, как тут же выяснилось, полыхал.
Она вдруг шагнула к нему, поскользнулась, ноги ее поехали и, чтобы не ухнуть в воду, она тесно прижалась к Карташу. После чего купальник, казалось, по собственной воле, без всяческого участия со стороны хозяйки, соскользнул с ее тела; скомканную тряпицу она забросила на одну из полок.
– Ни о чем не спрашивай, – прошептала Ирина срывающимся голосом. – Я так хочу.
В последнем приступе добропорядочности Карташ попытался было что-то проговорить, о чем-то спросить, но Ира ждала от него совсем другого – судя по тому, что вытворяли ее пальчики. И... Карташ не стал забивать себе голову поиском ответа. Тем более, что женщин все равно не поймешь, логикой не измеришь. Может быть, она вдрызг разругалась с мужем и мстит ему по-своему, по-женски. Может быть, ее супруг уже, как говорится, не тот, что прежде. А может, никогда и не был тем, о ком она мечтала... Да, в общем, какая разница! Взяла свое природа, Карташ ощутил прилив естественного желания, его тянуло к этой женщине – так зачем противиться! Тем более Ира была хороша, как говорится – все в пропорцию, таких женщин мы подсознательно и ищем…
Необходимая опора нашлась без труда – стол с пластиковым верхом. Алексея посетила циничная мысль: если мужчина и женщина друг друга хотят – приладятся везде. Хоть бы и в открытом море. Она покорно распростерлась перед ним на столе, ждала, когда он войдет в нее, ждала, дрожа от нетерпения. И Карташ не стал тянуть, она подалась ему навстречу с протяжным и громким стоном. («Над водой звуки далеко разносятся», – отметила та часть сознания Алексея, которая не участвовала в безобразиях, созерцала их откуда-то сбоку, но она вскоре отключилась, вытесненная самым древним и самым сильным инстинктом.)
Ире не нужны были изыски и изощрения. Ей нужно было, чтоб ее возжелали как можно сильнее и взяли просто, без затей, даже грубовато, по-солдатски, она хотела, чтобы ею насыщались – Карташ неким чутьем угадал, что ей нужно, и делал все так, как она хотела.
Переплетение тел, стоны и вздохи продолжались, пока оба, содрогнувшись в последней, сладостной конвульсии, не замерли, совершенно опустошенные.
В эту отрадную истомную паузу на Карташа неожиданно нахлынула жутковатая фантазия: будто он это не он, а некое чудище морское, помесь человека и рыбы, жаба из чубахинского бреда, а в его объятиях не женщина, в его объятиях русалка, которая сейчас как шлепнет по воде рыбьим хвостом...
Он захотел поделиться с Ирой этой причудой сознания. Но стоило ему открыть рот, и она приложила палец к его губам.
– Т-сс, ничего не говори. Не надо. Плывем назад, а то нас хватятся...
Карташ выбрался на берег несколько, признаться, ошарашенным.
– Иди первым, – сказала Ира, наклоняясь к лежащему на песке платью.
И Карташ пошел первым.
К дому он подошел в тот момент, когда в открытые настежь ворота въезжал джип, белый свет аж шести галогенных фар (две – где полагается, и четыре – на крыше) освещал сад и дорожку, доставая до дома. Еще две машины уже стояли во дворе, возле них скользили расплывчатые силуэты. Карташ разглядел Дангатара, с кем-то обнимающимся. Значит, пожаловали, гостюшки дорогие.
Он зашел в ворота следом за джипом. Остановился, сделав два шага. За его спиной Саша сводил воротные створки. Алексей не торопился с основняцким видом продираться сквозь группки ашхабадских гостей, – дескать, посторонитесь парни, сам Карташ спешит до дому. Сейчас закончится увертюра из похлопываний, объятий, улыбок и пышных фраз, Дангатар представит его дорогим гостям, или не представит, или не сейчас, короче, как сочтет нужным. А потом уже...
