В Таллинн!
— Заткнись, идиот! — прошипела Доминика.
Но Герхарта было уже не остановить. Он говорил быстро, из него внезапно посыпались подробности про именные подсвечники и столовое серебро, про хрустальную люстру работы какого-то там мастера, про мебельные гарнитуры с шелковой обивкой. Бл*ха, уверенно так шпарит, будто Доминика и в самом деле ему про это все богатство рассказывала.
— Забирайте, и мы в расчете, — выдохнул Герхарт.
Повисло молчание. Многозначительное такое. Там явно были какие-то взгляды и жесты, которых мне видно, разумеется, не было.
Твою мать, вот реально, хрен знает, кто там больший мудак. Русские жулики-полицаи, собиравшиеся изнасиловать Доминику. Или этот хитрожопый охранник. Так разбрасываться чужими ценностями можно только в одном случае — он не планирует оставлять Доминику в живых. Потому что стоит ей дойти до своего покровителя Зиверса, и от Герхарта этого даже воспоминаний не останется.
— Чем докажешь, что ценности тут? — спросил «шляпа».
— Так открыт же вагон! — в голосе Герхарта зазвучали истерические нотки. — Можно один ящик вскрыть и проверить. Послушайте, этот вагон утром будет перецеплен на другой состав, я прослежу, чтобы последним. И на втором перегоне…
— Заткнись, — бросил «шляпа». — Мне эта затея кажется со всех сторон дурацкой, но давай посмотрим, что там за антиквариат…
Раздались шаги по деревянному полу вагона. Стук. Ну да, даже смотреть не обязательно, чтобы представить, что именно означают все эти звуки.
Вот «шляпа» прошелся вдоль одного из ящиков. Вот постучал по деревянной стенке, потом приложил к ней ухо. Хрен знает, зачем. Может и не прикладывал, но почему-то мне этот жест показался подходящим для этого Захара.
— Как бы так сподручнее его открыть… — пробормотал он. Что-то тихонько треснуло.
— Вон тама стрелочка! — сказал один из «картузов».
— Ага, вижу… — сказал «шляпа».
Снова раздался треск, только теперь более резкий. С сухим щелчком сломалась какая-то деревяшка. Скрип выдираемых из дерева гвоздей…
Глухой хлопок. Громкое шипение, будто десять чайников вскипели одновременно.
И вот тут «шляпа» заорал. Дико, нечеловечески и очень громко. Правда, недолго. Вопль очень быстро превратился в хриплый удушающий кашель.
Мои ноздри защекотал знакомый-незнакомый запах. Будто на горячем асфальте кто-то раздавил головку чеснока.
Рефлексы сработали даже быстрее, чем до мозга дошло, что там сейчас случилось. Не раздумывая, длинным прыжком я сиганул под соседний поезд, перекатился, выскочил с другой стороны и помчал со всех ног между составами.
До свиста ветра в ушах, не заморачиваясь на бесшумность шага.
Главное, чтобы быстрее расползающейся из ящика-ловушки отравы.
Горчичный газ, вот что это такое. Ползучая отрава, от которой не поможет ни один противогаз, потому что кожу эта дрянь разъедает ничуть не хуже, чем дыхательные пути. «Шляпа» точно не жилец, остальные — как повезет. Понятия не имею, как именно граф устроил свою ловушку, и сколько отравы выплеснулось из ящика.
Остановился я только когда скатился кубарем к берегу Псковы. Зачерпнул воды, выплеснул в лицо. Потом еще и еще. Прополоскал рот, промыл на всякий случай нос и глаза.
Перевел дух.
Несколько раз сжал и разжал кулаки. Сосчитал до десяти, унимая колотящееся сердце.
Ушел. Не зацепило.
Кожу все-таки пощипывало, я отряхнулся и побрел в сторону дома. В голове крутилась мысль, что ловушка графа сработала. Ай да хитрец, сукин он сын. Выкрутится ли теперь Доминика? Утечка боевого газа на станции вряд ли останется незаметной. Девушка не должна слишком пострадать физически, она стояла подальше других от распахнутого вагона, но ее, однозначно, могло зацепить. Тот, кто в первых рядах был — явно не жилец, легкие склеил в жутких мучениях, туда им и дорога. Но Доминика хитрая и умная стерва, уверен, что выпутается. Не удивлюсь, если всех там как-нибудь под шумок прикончит и ускользнет.
Как ни крути, она мне еще понадобится. Идеально подходит на роль «отвлекашки» для графа. Она охотится на Янтарную комнату, а граф расставляет на нее ловушки. Когда два хитрожопых хищника заняты друг другом, меня могут и не заметить. А сейчас — это самое главное. То, к чему я шел все эти дни и месяцы — теперь так близко, что, кажется, руку только протяни…
Я уже даже не рассматривал спасение Янтарной комнаты, как мой билет для легализации в СССР. Свыкся уже, что свой среди чужих и чужой среди Советов.
Просто, что бы я ни делал, это тут же находит отклик в будущем. Теперь я это точно знал, хоть и видел все эти изменения через дымку сна. Но я определенно менял будущее. Задача норме р-раз — спасти Янтарную комнату, а потом?… Что потом? Искать новую цель? А что ее искать, вот же она, на поверхности лежит, смотрит на меня и улыбается. Цель сурова и проста, как моя прошлая жизнь — я должен бить захватчиков и приблизить Победу. Иначе для чего я еще здесь?
Дошел до дома Марфы. Поднялся к себе, хотел толкнуть дверь, но глаз привычно зацепился за сторожок. Вернее, его отсутствие — не было обгорелой спички заткнутой за ржавую дверную петлю, рассыпалась. Это означало одно, что кто-то зашел ко мне в комнату.
Такой сторожок я всегда выставлял, особенно сейчас, нужно быть очень аккуратным. Получается, что в моей берлоге кто-то сидит и поджидает меня. Если бы это были СД-шники, они взяли бы меня прямо на входе, не прячась, целой когортой. Со стволами, выкриками и прочими мордобитиями. А внутри сидит либо друг, либо тот, кто пришел меня убить. Неужели Доминике я теперь стал не нужен, и она послала по мою душу убийцу? Вот сучка, а у меня еще кулаки за нее чесались и душа побаливала. Ладно, сейчас проверим.
Я вытащил из сапога заточку. Громко покашлял, матюгнулся, мол, забыл что-то на кухне и потопал вниз. Громко бухая по ступенькам каблуками.
Спустился, спешно скинул сапоги и бесшумно по кошачьи босой поднялся наверх. Ступеньки родненькие не скрипнули, я в них в последнее время периодически гвоздочки подбивал плотнее и воду на доски плескал, чтобы не ссыхались, разбухали и не скрипели. Марфа постоянно на меня ворчала, мол, безрукий, опять воды разлил, невдомек старухе, что ступеньки должны скрипеть только тогда, когда я этого захочу.
Резко распахнул дверь и очутился в своей каморке. Замахнулся заточкой, но рука остановилась на полпути, в метре от перепуганной рожи Рубина, который вальяжно расселся на моем топчане.
— Ты чего дядь Саш? Убить меня хотел? — выдохнул цыган.
— Фух… Предупреждать надо, что в гости заявишься. Если ты ко мне пришел, кирпичик тот, что за балкой спрятан, выставлять на видное место должен на чердаке, как договаривались.
— Прости, дядь Саш, из головы
