застрелит его на месте. Тогда бы Летова взяли тут же и судили за убийство.
Летов не нравился Косому, и он хотел бы, чтобы перспективный парень сгинул где-нибудь в застенках зоны. Однако теперь, пусть его и задержали, не известно, как все повернется. Косой считал Летова опасным.
Тем не менее старый бандит был в основном доволен. Пусть, Кулым остался жив, но с Михалычем теперь покончено. План не сыграл в полную силу, и две группировки не перебили друг друга. Косой же, должен был докончить дело пулей, если бы Михалычу удалось выжить в перестрелке.
Но даже несмотря на такой исход, задержание Михалыча — тоже неплохой финал. Молодой бандит был слишком отмороженным и давно попутал берега. Слишком уж большими темпами набирал он силу в последние несколько недель. Пугающими темпами.
Теперь же, учитывая его прошлое, даже заключение в Армавирском СИЗО для него — судьба хуже смерти. Косой знал, что Седой об этом позаботится.
Пыхтя, Косой слез со столов и сел на крайнем. Вздохнул. Потом поправил черные перчатки и встал. Бросив СВД, он вышел из комнаты.
* * *
Обезьянник был полон. Небольшая камера, отделенная от остального подвального помещения отделения милиции, оказалась переполненной не самыми приятными рожами.
Сотрудник щелкнул ключом в грубой замочной скважине, открыл решетчатую дверь.
— Давай, Летов. Пока тут побудешь, — буркнул он.
Не ответив, я вошел внутрь. Конвоир с громким лязгом закрыл за моей спиной дверь, потом замкнул ее.
В отделении, естественно, меня повторно обыскали, взяли объяснения и составили протокол о задержании. Формальным поводом стало незаконное владение оружием, а также завладение служебным автомобилем сотрудника милиции.
— У меня есть право позвонить, — сообщил я тогда оформляющему меня менту.
— Да-да. Скоро позвонишь, — ответили мне. — Сначала оформим.
— У меня есть право на звонок, — холодно повторил я конвоиру, оказавшись за решеткой.
— А ты что еще не звонил никому? Непорядок, — покачал мент головой. — Сейчас устроим!
После, он пошел к выходу, где дежурный выпустил его из КПЗ. Ушедший конвоир явно даже не собирался хлопотать, чтобы мне дали телефон.
Я обернулся. Окрашенные грязно-зеленым стены, вдоль них — лавочки. Крохотное окошко под потолком. Сквозь него пробивался сумеречный серый свет подходящего вечера.
На лавочках разместились люди: двое каких-то гопников в одних только спортивках и майках-алкашках, забитый старик, похожий на бомжа, угрюмый мужик в драной кожанке, трое ничем не примечательных мужчин и какой-то улыбчивый толстяк с копной волос, стриженных горшком.
Последний, одетый в пиджак, накинутый на футболку с воротником, залез на лавку с ногами и сел как-то по-турецки. Его толстые голые руки, упершиеся в колени, были покрыты синими смазанными наколками. Мужик с прищуром глядел на меня, лыбился щербатым ртом.
— Ну здорово, жених, — хмыкнул он, рассматривая мой помятый костюм, потом спустил ноги. — Садись рядышком. В тесноте да не в обиде.
Я окинул взглядом остальных, притихших в камере. Сел на освободившееся от ног татуированного место.
— Ты вроде интеллигентный. Как тут оказался? — Спросил он, как только я сел на лавку.
Я глянул на толстого, пожал плечами.
— Да так, по глупости, — солгал я.
Прекрасно понимая, что в КПЗ менты часто подсаживают шестерок, чтобы те разбалтывали оказавшихся в обезьяннике людей, я даже и не собирался говорить этому не слово правды. Справедливо рассудил, что общительный мужик в наколках может оказаться именно таким подсадным.
— Понимаю, понимаю. Все мы тут по глупости. Я вот, — он приложил толстопалую пятерню к груди, — в кабаке подрался. Видал?
Толстый указал пальцем на явно не первый год отсутствующий зуб.
— Выбил, сука такая. Но это ничего. Ты еще второго не видал. Знаешь, почему его тут нету?
— Почему? — Угрюмо спросил я.
— Потому что он на скорой уехал!
Мужик рассмеялся, стал бегать взглядом по остальным, но никто не присоединился к его хохоту. Бомжеватый дед даже сильнее вжался в угол.
— Ну вот, а ты тут чего?
— А я тут по глупости, — сказал я снова, — ну или, как говорит ваш брат «не за что».
— О! А ты за понятия сечешь? — Еще раз наигранно удивился толстый. — А на вора непохож. Скорее на братка! Только лицо больно интеллигентное!
— Как тебя зовут? — Спросил я.
— Егор! — Не задумываясь, ответил толстяк, и я подумал, что он, скорее всего соврал.
— А погоняло есть?
— Погоняло? Погоняла нету!
— Да не уж то? А выглядишь так, будто погоняло имеешь, — указал я взглядом на татуированные руки.
— Ай, да ладно, — отмахнулся он. — Че тебе мое погоняло? Ты, видать, совсем растерялся тут. Первый раз? Вижу, что первый. Ты не стесняйся, спрашивай. Я советом помочь могу, расскажу, что при ментах можно, а чего нельзя. Я, к сожалению, тут частый ходок. Уж не помню, какой раз в КПЗ сижу.
— А чего ж ты так? — Хмыкнул я.
— Да характер такой. Вроде я человек простой, но вечно в какое-нить дерьмо влезу. Ну вот опять влез. Обычно подержут, подержут, да выпустят. Особенно если правильно все делать и лишнего не болтать.
— Вот последнему твоему совету я последую, — сказал я.
— Да эт с ментами болтать не следует, — понизил он голос. — А мы — другое дело. Мы ж тут как семья. Не смотри, что на чуть-чуть вместе. А принято в обезьяннике друг друга не обижать, ни словом, ни делом. Вот гля. Тимур⁈
Он глянул на хмурого мужика.
— А, — отозвался тот.
— Закурить осталось еще у тебя? — Он подался ко мне, — Тимуру жена куриво передавала. Мы все угостились уже. Мож и тебя угостит.
— Есть, — Тимур полез в карман своей драной куртки.
— Спасибо, не трудись, — опередил я его. — Не курю я.
— Спортсмен? Ну молодец, молодец, — покивал толстяк в притворном одобрении.
Я не ответил ему, упер взгляд в пол.
— Так, а чего ты тут? Чего натворил-то? — Не унимался он. — Ты расскажи, легче станет. Всем легче становится. Уж я-то знаю.
— И всех ты так расспрашиваешь? — Поднял я голову.
— Ну… Мы все тут делимся. Когда ты за решеткой, все это на голову давит так, что ум за разум заходит. Особенно если в первый раз.
— У вас он тоже все
