Обуреваемая злобой, она бросилась на него, бестолково размахивая руками. Софридис выскользнул из постели, как змея, чтобы отразить нападение. Он схватил ее за кисть, резко заломил руку назад, а другой рукой стал хлестать ее по щекам. Потом столкнул на пол. Девушка залилась слезами.
Торговец наркотиками наблюдал за ней, и в его глазах не было жалости. Затем нехотя подошел к шкафчику в другом конце комнаты, открыл его и вытащил оттуда жестянку из-под трубочного табака. Небрежно бросил на кровать.
— У меня здесь кое-что завалялось. Нет, не кокаин. Впрочем, как хочешь.
Глинис с трудом поднялась на ноги. Ее бил озноб — результат грубого надругательства и неутоленной жажды наркотика. Шатаясь из стороны в сторону, она приблизилась к кровати и открыла жестянку. Долго и тупо рассматривала лежавший там шприц, заполненный жидкостью.
— Вперед, дорогуша. Я не могу с тобой канителиться всю ночь, — подбодрил ее Софридис, заметив ее колебания.
Он придвинулся к ней и вложил ей в руку шприц.
— Вкалывай и прощай, а то я могу передумать.
Глинис не сводила со шприца встревоженного взгляда, а отчаяние на ее лице сменялось страхом и замешательством. Она перевела взгляд на Софридиса. Глаза ее были полны мольбы.
Софридис скривил рот в презрительной улыбке, когда понял, что ее останавливает.
— Да ты, я вижу, привыкла нюхать с серебряной ложечки. Вкалывать шприцем тебе не приходилось?
Глинис смогла только молча кивнуть.
— Ну, так и быть, давай помогу, — снизошел Софридис.
Сжав кулак, согнул руку в локте и несколько раз сжал и разжал кулак, а потом показал на взбухшую вену.
— Вот в это место вставляй иголку и нажимай на гашетку. Всего и дел-то.
Глинис последовала его примеру, но у нее плохо получалось, а шприц она держала на отлете, зажав в вытянутой руке. Содрогаясь, с трудом она поднесла сверкающую иглу к изгибу руки.
Софридис отвел глаза и фыркнул с отвращением.
— Боже мой! Поди-ка ты в ванную и колись там.
Все еще чувствуя себя крайне неуверенно, Глинис прошмыгнула в ванную, напоминавшую свинарник, и закрыла за собой дверь. Софридис повалился на кровать, взбил повыше подушку, устроился поудобнее и закурил. На губах у него играла легкая улыбка, а рот приоткрывался временами, чтобы выпустить дым. Он был очень доволен собой.
Сигарета догорела почти до конца, прежде чем он снова вспомнил о девушке. Он задавил окурок в пепельнице, встал с постели, подошел к ванной и постучал в дверь костяшками пальцев.
— Какого черта ты там засиделась? — спросил раздраженно.
Ответа не последовало.
Он покрутил ручку двери, которая оказалась незапертой. Глинис сидела выпрямившись на крышке унитаза, отбросив голову назад и опираясь затылком о сливной бачок. В опущенной руке виднелся шприц, по-прежнему сжатый пальцами. Ее лицо покрывала смертельная бледность, глаза были широко открыты, а все тело время от времени мелко и неприлично подрагивало.
Софридис не проявил никакого сочувствия.
— Круто же тебя забрало. Но ты не волнуйся. Через пару минут поймаешь кайф.
Он цепко схватил ее за локоть и резко поставил на ноги. Из ее руки вывалился пустой шприц и разбился о кафельный пол.
— Ну все, тебе пора уходить.
С этими словами Софридис попытался протащить девушку к выходу.
Глинис сделал пару нетвердых шагов и замерла, потому что у нее подкосились ноги. Она бы рухнула на пол, если бы торговец наркотиками не держал ее крепко под руку. Он подтолкнул ее к стене ванной, чтобы у нее появилась опора. Впервые во взгляде его мелькнула тревога, когда он заметил ее дико вращающиеся глаза, бившие ее конвульсии и затрудненное дыхание. Под его взглядом Глинис скрутила острая боль. Она содрогнулась и прижала руку к животу. У нее вырвался протяжный стон, она обмякла и сползла вниз по стене на пол, усевшись, как марионетка с подрезанными веревочками.
— Ну, влип, — сердито вырвалось у Софридиса, но на лице читался ужас.
Он опустился перед ней на колени, вглядываясь в широко открытые и ничего не видящие глаза. Сейчас в них не было заметно движения, а тело полностью расслабилось. В панике Софридис схватил ее за кисть и попытался прощупать пульс, но не ощутил биения.
Софридис встал на ноги и постоял несколько минут, приходя в себя и обдумывая ситуацию. Потянулся было к телефону, чтобы вызвать «скорую помощь», но тотчас же раздумал. Черты лица девушки уже начали окаменевать и на щеках появились следы от его пощечин. Он вспомнил об укусах, которые оставил на ее груди, когда они кувыркались в постели. С его криминальным прошлым, если он заявит в полицию о смерти девушки, по меньшей мере его ждет обвинение в непредумышленном убийстве.
Он попытался что-то придумать, кружа по комнате и время от времени натыкаясь взглядом на труп девушки, лежавший за порогом ванной. Потом подошел к окну и уставился на темную безлюдную улицу.
Оставался один выход, понял он наконец. Каким-то образом нужно перенести труп в машину. Да так, чтобы никто не увидел. Потом будет легче. В Лондоне полным-полно переулков и закоулков, где то и дело находят трупы наркоманов, пьяниц и бродяг. Если связь с ним не установят, девушка просто пополнит статистику смертности.
Как только решение созрело, Софридис поволок труп к выходу.
* * *
Пол Карни привел в порядок бумаги у себя на столе и выключил настольную лампу. Поднялся, подошел к двери и щелкнул выключателем верхнего света. Кабинет погрузился в темноту. Заперев дверь, Пол прошагал через опустевший главный зал к приемной.
Дежурный сержант за стойкой проводил его улыбкой.
— В этом году небось поедете отдыхать на Барбадос, не так ли, господин Карни? Или в кругосветное путешествие? С вашими сверхурочными на меньшее грех замахиваться.
Карни устало улыбнулся.
— Ну да, — бросил на ходу, — на меньшее я не согласен. Спокойной ночи, сержант.
— Спокойной ночи, — кивнул тот в ответ.
Карни вышел на ночную улицу и с удовольствием вздохнул полной грудью. Потом направился к стоянке машин у задней части здания. Сел в свой «форд-сьерра» и не спеша повел машину к главным воротам. Он безмерно устал, но домой не торопился. Во всяком случае, не в свою квартиру в Айлингтоне, напомнил сам себе, когда она возникла в памяти. Она перестала быть домом, когда от него ушла Линда шесть месяцев назад. Даже собаку забрала с собой.
На улице было пустынно, и Карни медленно проехал пару миль вдоль рядов казенных зданий с мертвыми окнами, а затем свернул к жилым кварталам возле Кэнонбери. Миновал несколько магазинов. Кое-где в окнах горел свет, а в других местах мерцали огоньки системы безопасности в задних помещениях, служивших складами.
Серый «вольво», выскочивший из узкой боковой улицы всего за несколько метров перед ним, вывел Карни из равновесия. Инстинктивно он надавил на тормоза и позволил другой машине завершить левый поворот и уйти вперед с визгом шин по асфальту.
Совсем с ума спятил, подумал Карни, как и приличествует законопослушному водителю. Но тут же верх в нем взял полицейский, задавшийся естественным в этом случае вопросом. А откуда взялась такая спешка в полпятого утра? И он отжал педаль газа до отказа, решив узнать, в чем дело.
Карни догнал «вольво» у следующего светофора, преградил дорогу, выскочил из машины и распахнул дверцу нарушителя со стороны водителя.
— Можете считать, что приехали. Что за идиотскую игру вы затеяли? — прорычал он, еще не видя, кто сидит за рулем. А когда понял, с кем имеет дело, медленно протянул: — Какой неожиданный сюрприз. Да ведь это же Тони Грек собственной персоной. Хотелось бы знать, какую новую гадость ты сегодня придумал, подонок?
Софридис смотрел на него с ужасом, проклиная причуды судьбы, которая из всех ночей избрала именно эту, чтобы свести его с сержантом уголовной полиции Полом Карни. Им случалось и прежде сталкиваться, и почти каждый раз это дорого ему обходилось.
— Я ничего такого не сделал, честное слово, мистер Карни, — заныл Софридис, отчаянно пытаясь вывернуться.
Карни жестко усмехнулся.
— А тебе и не нужно что-то делать, Тони. Достаточно оказаться поблизости, чтобы ты вызвал серьезную угрозу загрязнения окружающей среды.
Держа дверцу открытой, он коротко приказал:
— Выходи!
Неохотно Софридис расстался с машиной, клятвенно заверяя, что не совершил ничего дурного.
— Я чист душой и телом, мистер Карни, честно. Карни покачал головой.
— С чистотой у тебя большие проблемы. Даже если тебя выкупать в отбеливателе и промыть тебе рот жидкостью, которой травят насекомых, чистым ты все равно не станешь, — втолковывал он. Потом замолчал, внимательно разглядывая молодого человека. Что-то в нем казалось подозрительным, происходило нечто ему не свойственное. Софридис не гоношился, как обычно, а выглядел испуганным и виноватым. — Что с тобой сегодня происходит, Тони? — потребовал отчета Карни. — А почему ты мне не возражаешь? Почему не пытаешься запудрить мне мозги? Да ты до смерти перепуган, Тони, и это вызывает у меня большие подозрения.
