Почти над головой захрипел репродуктор:
– Скорый поезд Санкт-Петербург – Владивосток отправляется со второго пути...
Совсем хреново. В тамбурах вагонов уже маячили проводницы, кто-то опоздавший, балансируя двумя чемоданами, галопом несся к поезду, вот уже лязгнула сцепка...
Мазур побежал, с ходу вскочил на верхнюю ступеньку, кинулся по коридору мимо ошарашенно взиравшей на него проводницы. Дверь их купе по-прежнему была закрыта, Мазур рывком откатил ее – пусто... Заглянул к соседушкам – они уже оклемались, уныло сидели у столика, откупоривая очередную бутылку. Зыркнули на него недоумевающе-зло. Не вдаваясь в разъяснения, Мазур грохнул дверью, в два прыжка оказался в тамбуре. Под ногами громко стукнуло, поезд дернулся...
– Вы девушку не видели? – быстро спросил Мазур. – Которая со мной ехала?
– Не видела я никого... Мужчина! Вы чего...
Совсем невежливо отодвинув ее, уже склонившуюся было, чтобы поднять лесенку, Мазур ногами вперед прыгнул из тронувшегося поезда. Присел на полусогнутые ноги, тут же выпрямился. Успел еще расслышать удивленное оханье проводницы – а в следующий миг ускорявший ход поезд пронес ее мимо Мазура, колеса стучали все бойчей, двери вагонов уже закрыты, вот и последний проплыл мимо...
Мазур остался на пустом перроне. Он знал, что поступил совершенно правильно: Светка никак не могла оказаться в вагоне незаметно для него, он глаз не спускал с перрона, там один-единственный проход, подняться в вагон через другую дверь девушка опять-таки не могла: их вагон соседствует с почтовым, через него постороннему не пройти... Она о с т а л а с ь! Но за каким чертом?!
Спокойно, одернул он себя. Спокойно... В конце-то концов, вокруг – белый день. И самая что ни на есть сонная провинция, не то что военных действий, но даже паршивенького локального конфликта не имеет место быть... Сто верст от Шантарска. Должно же быть какое-то разумное объяснение... Не кошмарный сон и не фильм ужасов – мирная захолустная реальность...
Вот, даже доподлинный милиционер прохаживается, он и раньше тут был, Мазур его мельком видел, когда вышел из вагона...
Он потянул сигареты из нагрудного кармана, щелкнул зажигалкой. Глубоко затянулся. Дал себе срок – подождать спокойно, вдруг да появится, мало ли что в жизни случается, могло примитивно схватить живот, и вместо киоска с пивом Светка оказалась в привокзальном сортирчике...
Докурил сигарету – умышленно скупыми, с п о к о й н ы м и затяжками. Прошел десяток метров и выкинул окурок в обшарпанную урну. Светка не появлялась. А вот беспокойство крепло... В жизни такого случаться не должно, только в кино. Впрочем, последняя мысль ни малейшего утешения не принесла. Очень уж часто с ним случалось такое, что добропорядочные граждане привыкли видеть исключительно в кино...
Минут пять он убил, болтаясь по крохотному зальчику и расспрашивая всех подряд – перехватил даже выходившую из женского туалета тетку и осведомился, нет ли там, в покинутом ею заведении девушки в джинсовом платье, светловолосой. Тетка вытаращилась на него изумленно, но поклялась, что никого, подходившего бы под описание, в сортире не наблюдалось.
Милиционер на перроне? А чем он может помочь? Коли уж бродит себе спокойно, исполненный смертельной скуки, вряд ли был недавно свидетелем чего-то криминального...
Ему становилось все беспокойнее – но он держался, взял себя в руки. Вышел на крохотную привокзальную площадь с чахлым газончиком посередине, обложенным битым кирпичом. Нет, и здесь царила та же сонная, покойная тишина. Все, кто имелся в пределах досягаемости, выглядели мирно, ничто в их поведении не давало оснований подозревать, что они с четверть часа назад стали невольными свидетелями неких криминальных сложностей...
В голове у него бессмысленно вертелись обрывки неведомо чьих стихов, неизвестно почему привязавшихся именно в этот миг: «...я наклонюсь над краем бездны, и вдруг пойму, сломясь, в тоске, что все на свете – только песня на неизвестном языке...»
Стоп, стоп, стоп! К чему этот сюрреализм? Не произошло ровным счетом ничего н е з д е ш н е г о, потустороннего, чудесного и фантастического. Все происшедшее должно иметь самое житейское и примитивное объяснение. Всего-навсего заштатная деревенька с зачуханным вокзальчиком. Ни войны, ни шпионов, ни торговцев органами или ловцов белых рабынь. Не те места. Криминал здесь сводится ко взломанным ларькам и анаше в кульках из газетной бумаги, в самом крайнем случае – пальба из обрезов на танцульках или ограбление сберкассы с ломом наперевес... Спокойнее, ясно? Объяснение будет самым примитивным, возможно, непроходимо скучным...
Стоя на низенькой ступеньке, он огляделся еще раз, со всей возможной сноровкой. Подошел наконец автобус, дребезжащий облупленный ветеран советской автомобильной промышленности, люди лезли в него, сталкиваясь чемоданами и сумками – но, как и следовало ожидать, Светки среди них не имелось. Вон те кусты, справа... Затошнило, отошла подальше из воспитанности...
Он кинулся туда, в просвет меж двумя корявыми кустами желтой акации. Крохотный скверик, метров десяти в длину и столько же в ширину, за ним – стена из тех же бетонных плит. Тихо и пусто, только под скамейкой дрыхнет какой-то индивидуум, босой, в задравшейся синей майке, похожий на Светку не более, чем Мазур – на королеву английскую. След – ложный.
Что дальше? Тот мужик в синем жигуленке, определенно местный таксист? Или сначала – ларьки? Покупателей тут не так уж много, Светку мог кто-то и запомнить... Точно. Нужно, не мешкая, проверить, потому что других направлений для поиска попросту нет, и...
Его тронули за локоть, и незнакомый мужской голос позвал настойчиво:
– Эй, земеля!
Глава третья
Жил-был покойник
Мазур обернулся, как ужаленный. Перед ним стоял невысокий, лысоватый мужичок, одетый с исконно славянской, исконно провинциальной простотой: расшлепанные сандалеты на босу ногу, тренировочные штаны с пузырями на коленях, пыльный суконный пиджачишко поверх майки. И недельная щетина, конечно, куда ж без нее такому вот индивидууму... И отчаянный запах сивухи на метр окрест.
– Ну? – нетерпеливо спросил Мазур.
Мужичонка, оглядевшись, поманил его за киоски:
– Слышь, отойдем...
– Ну? – повторил Мазур неприветливо. – Какие дела? – Бросив по сторонам столь же сторожкий взгляд, абориген подсунулся к нему вплотную:
– Эй, ты не девку, часом, ищешь? Белобрысая такая, вся из себя охерительная, в джинсе?
Мазур мгновенно ожил, как волк, почуявший овечий запашок. Сам наклонился к мужичку, так, что они едва не соприкасались лбами:
– Ты ее видел, мужик?
Ну понятно, что видел, иначе как бы смог описать с такой, в общем, точностью? Абориген, сморщившись в гримасе, которую полагал неимоверно хитрой, прошептал:
– Ты уж сначала на поправление души... Полдюжинки...
Решение Мазур принял мгновенно. Ухватив аборигена за пыльный суконный локоть, чтобы, чего доброго, не растаял в теплом безветренном воздухе, потащил к ближайшему киоску. Наугад вытащил из бумажника купюру, сунул в крохотное окошечко и потребовал шесть бутылок пива, безразлично какого, лишь бы это были поллитровки. Сунув сдачу в нагрудный карман, сгреб бутылки в охапку и, не оглядываясь – т е п е р ь – т о мужик никуда не денется – первым направился в крохотный скверик, к скамейке, под которой так и дрых индивидуум в майке.
– Ну? – спросил он, рядочком выстроив бутылки с живительной влагой на земле. Тип в майке явно не способен был не только кого-то подслушивать, но и вообще осознавать реальность, так что его-то опасаться не приходилось.
– Так сначала...
– Хрен тебе, – сказал Мазур, усаживаясь на краешек скамейки и призывно покачивая бутылкой в воздухе. Он все еще не мог исключать, что новый знакомый попросту пытается похмелиться на халяву. – Сначала изреки хоть что-то ценное...
– Ее Гошка в машину заманил...
Не особенно раздумывая, Мазур сноровисто сорвал пробку с бутылки с помощью другой, сунул в торопливо протянутую руку:
– Соси быстренько. И колись, мужик, колись!
Присевши рядом, незнакомец браво высосал полбутылки, оторвал горлышко от губ, с выражением неописуемого блаженства на небритой роже закатил глаза, наслаждаясь благостными ощущениями в опохмельном организме. Мазур, как любой русский человек, прекрасно понимавший что к чему, подсунул ему зажженную сигарету, поторопил:
– Давай-давай! Что за Гошка и как все получилось? Кто такой?
– Гошка? Мент сучий. Неправильный мент, чтоб ему загреметь на обычную зону... – Он допил остаток и бережно поставил пустой сосуд рядом со своим растоптанным сандалетом. – Он так, козел, пару раз в неделю развлекается. Высмотрит подходящую, покажет корочку обложкой, не распахивая – мол, сотрудник, прошу в машину, вас в отделение необходимо доставить... А по дороге подкинет куда-нибудь в кармашек целлофанку с наркотой и начинает стращать: дескать, сейчас протокол залепит по всей форме и срок впалит, так, что мало не покажется... Сечешь? Ну, а потом начинает: ежели она ему со всем старанием даст, то и он бумаги писать не будет... Я ж видел, как он твою девку за локоток – и в тачку, я в метре сидел...