Что можно предпринять?
Предпринять в этой ситуации в нынешнем положении генерала ничего нельзя.
Остается только положиться на полковника Мочилова и его людей. Но выказать обеспокоенность все же следует. Не истеричность, а именно обеспокоенность. А тут еще Мочилов перестарался – зачем-то захватил Решетова, хотя они предварительно обговаривали ненужность такого варианта. Это сразу насторожило деятелей Структуры. Конечно, опять думают на него, на Легкоступова. Но, очевидно, были у полковника веские аргументы для проведения такой акции. Только вот зачем водителя застрелили? Совсем постороннего человека... Стоп-стоп-стоп! Застрелили водителя? Стали бы спецназовцы ГРУ отстреливать какого-то водителя в Москве? Они и без того хорошо умеют обезвреживать людей. Отстрел водителя – это совершенно ненужная и возмутительная акция. Примитивнейшая уголовщина... Не пошел бы на это Мочилов. А если это и не Мочилов вовсе? Тогда кто же? Какой-то из отделов ФСБ, если бы вмешался по собственной инициативе, тоже не пошел бы на стрельбу. Кто же это, кто же, кто же?..
Спокойнее. Не срываться. Спокойнее.
Эти раздумья, вместе с опасениями за безопасность семьи, совсем обескуражили генерала, привыкшего к ясности фактов и управляемости событий. Он всегда стремился к такому сам и сотрудников своего отдела приучал просчитывать любую случайность – от не вовремя загоревшегося красного сигнала светофора до аварийного отключения электричества. И он сейчас совершенно не мог решить, что следует предпринять, как себя следует вести. Хотя, в принципе, линия поведения им уже была выработана достаточно ясная. Он прибыл сюда не по своей воле. И не горит стремлением к пламенному сотрудничеству. Так и следует продолжать. Естественно, деятели Структуры не могут заподозрить, что он, генерал ФСБ, еще неделю назад так активно работавший против ГРУ, обратился за помощью именно к этой организации. Должны думать, что он в состоянии написать рапорт и доложить по инстанции в своем родном ведомстве. Но если там у них настолько сильные позиции, как они желают показать, то отследить прохождение подобного рапорта несложно. И они наверняка уже все проверили, хотя по-прежнему сомневаются...
Эх, была бы хоть какая-то связь! Может, стоит обратиться к капитанам-спецназовцам? Они здесь нужны Структуре не как специалисты по убойным делам. Пока профессор Тихомиров не сумеет достать из их памяти то, что достать надеется, им ничего не грозит. И есть возможность рисковать. Пусть и рискнут. Хоть на пять минут обеспечат генерала спутниковым телефоном. Только следует как-то найти момент и подойти к капитанам тогда, когда с ними нет обычного их сопровождающего и когда с самим генералом рядом нет Андрея.
Андрей... Это еще один вопрос, который стоит разрешить. А разрешить его можно, если хорошенько все продумать и просчитать. Легкоступов всем своим богатым опытом почувствовал, что между ними налаживаются отношения, близкие к симпатии. И при этом ощутил некоторое недовольство со стороны Андрея своим положением здесь. Первоначально это прозвучало при разговоре о Решетове. Несомненно, Андрей Решетова недолюбливает. Не просто как конкурента на постоянную должность Администратора, а как человека, стремящегося к положению, превосходящему его возможности. Это звучало почти откровенно в интонациях Андрея. А как помощник Администратора расспрашивал о профессоре? Явно это было не простое любопытство. Андрей недоволен профессором, это тоже несомненно. Но настолько ли профессор значимая фигура в местных верхах, чтобы из-за недовольства им помогать генералу? Пока нельзя рисковать. Но поговорить по душам следует. С той же позиции поведения, которую выбрал сразу и которая каждому таракану здесь уже известна.
Однако пока и поговорить нельзя. Андрей напряжен, взвинчен, готов метаться, раздираемый внутренним своим состоянием и внешними обстоятельствами. События с Решетовым совсем выбили его из колеи. Да и охранники рядом. А сейчас еще кто-то, похоже, добавится.
Они прошли в тот же самый кабинет, откуда Геннадий Рудольфович недавно вышел, так и не увидев в лицо никого из членов совета. На сей раз охранник не открывал дверь ключом. Она уже была открыта. К стулу посреди комнаты добавилось еще несколько стульев. На тумбочке стоял включенный ноутбук.
Генерал сразу сел на привычный уже привинченный к полу стул, сосредоточенно посмотрел на пульт перед собой и положил руки ладонями вниз на колени – за неимением стола. Но сейчас не ушли охранники. Они встали за спиной генерала, словно санитары в сумасшедшем доме за спиной пациента, готовые схватить больного и натянуть на него смирительную рубашку. Не ушел и Андрей, выбрав себе один из стульев и усевшись у стены так, чтобы ему было видно лицо Геннадия Рудольфовича.
Откуда-то издалека, очевидно, из громкоговорителей, доносились приглушенные голоса. Похоже, где-то забыли выключить микрофон. Но звук был настолько слабым и помехи настолько сильными, что разобрать слова было невозможно.
Дверь снова раскрылась через минуту. Вошел профессор Тихомиров в сопровождении высокого и тяжеловесного человека в камуфлированной куртке без погон, но в брюках с генеральскими лампасами. Это уже заинтересовало Геннадия Рудольфовича. Но лицо нового генерала было совершенно незнакомым.
– Вечер добрый, господин генерал, – широко улыбнулся профессор. При всем старании улыбка не получается у него обаятельной. В глазах стоял лед, готовый треснуть и расколоться на кусочки, – страх.
Геннадий Рудольфович промолчал. Новый генерал тоже не посчитал нужным поздороваться и уж тем более представиться. В один из моментов Легкоступов все-таки посмотрел ему в глаза. Глаза всегда говорят о многом, хотя бы первую, поверхностную характеристику, но дают. В этот раз он увидел только пустоту и напыщенность. Нет, к каким-то спецслужбам этот генерал отношения иметь не может. У него в глазах отсутствует главная составляющая человека умственного труда – интеллект. А все спецслужбы, вопреки стереотипам, опираются не на физическую составляющую человека, а именно на интеллектуальную. «Физику» до какой-то определенной кондиции догнать всегда можно. А если от природы не дано ума, уже ничто не спасет. Этот же генерал – только служака, войсковик, нечаянно прыгнувший выше своего потолка и оттого необыкновенно счастливый, незаслуженно счастливый. Если Структура опирается именно на таких, она обречена...
«Она обречена и без того, но это дело особое», – сказал себе Геннадий Рудольфович. А с такими вояками вообще не имеет смысла иметь дело. Профессор, несомненно, умный человек и сам должен понимать это прекрасно.
– Вам уже, я думаю, объяснили причину повторного вашего приглашения в этот кабинет? – Профессор сел на стул верхом, беспогонный генерал отодвинул свой стул к стене и уселся против генерала в штатском. – Происшествие в Москве заставило нас прервать начавшийся разговор, и это же, после осмысления, заставляет нас возобновить его, только уже более открыто, не через посредство телекамеры и микрофонов. Нам хотелось бы услышать некоторые ваши разъяснения по поводу произошедших трагических событий.
Геннадий Рудольфович молча кивнул, раздражаясь против своего обыкновения от витиеватого, ехидно-вежливого голоса Тихомирова.
– Что вы на это скажете?
– Я на это ничего не скажу. Я нахожусь здесь и не несу ответственности за то, что происходит с вашими людьми.
– Ну-ну, вашими бы устами, как говорится... Однако неприятности происходят с нашими людьми непосредственно после того, как они выходят на связь с вами.
– Это совпадение.
– Мы будем рады, если дело обстоит именно так. Но перестраховаться мы просто обязаны. Вы на нашем месте перестраховались бы, несомненно, тоже.
– И ради перестраховки вы захватываете мою семью? Не кажется ли вам, что вы переступаете грани дозволенного? – вскипел Геннадий Рудольфович.
– Нам так не кажется! – сказал беспогонный генерал.
– А вас, товарищ генерал, я не знаю, знать не хочу, и вообще, вас лично я не спрашивал и вашим лично мнением абсолютно не интересуюсь, – отрезал Легкоступов.
– Вот оно как... – Беспогонный генерал чуть не задохнулся от такого к себе неуважения.
– Тише... Тише, господа, – постарался сгладить углы Тихомиров. – Сначала следует разобраться, а потом уже обострять отношения. Я понимаю, Геннадий Рудольфович, ваше возмущение. Мы, конечно, слегка рисковали, приглашая вас сюда...
– Не приглашая, а принуждая к приезду. Это большая разница.
– Пусть будет так.
– И я вообще не вижу смысла в своем присутствии здесь!
– Ах да... Вы же не в курсе... Сейчас, пожалуй, я могу вам сказать, что мы рассматривали вашу кандидатуру на пост главы управления ФСБ в одном из крупных областных центров России, где мы собирались активно развернуть деятельность Структуры. Это должно стать началом нашей деятельности, которая впоследствии должна принять общероссийский размах. По всем деловым параметрам вы весьма подходящая фигура, и нам активно рекомендовали вас люди, прекрасно знающие ваши деловые качества. И мы, пользуясь некоторым влиянием в вашей системе, могли бы обеспечить вам этот пост.
