Мог ругаться на ходу:
— Хорош гусь, да? Называется друг. Он ведь мог сразу сообщить, где вы, и не пришлось бы вам сейчас волочиться, как загнанным клячам. Нет, ваш Мирон рванул от греха подальше. Лишь бы ненароком не продырявили его шкуру. Все вы такие, наплюете друг на друга ради копеечной выгоды.
Трое заложников были в общем-то согласны с оценкой действий Мирона. Но усталость и страх подвернуть ногу были гораздо актуальнее. Маша и Денис несколько раз притворно падали в надежде передохнуть. Но капитан быстро раскусил эту уловку и пригрозил самыми нехорошими последствиями.
Несколько раз ему самому пришлось резко тормозить бег. В Подмосковье почти нигде нет сплошного безлюдья, даже в лесах. Дважды он услышал перекличку грибников. Потом разглядел велосипедиста, медленно и безмятежно катящего по тропинке.
Ожидая команду бежать дальше, Денис сплевывал, держась за колющий бок. Густая слюна плохо отделялась от губ, стекала по подбородку.
— Я вообще хотел вас отпустить без всякого выкупа, — в очередной раз повторил капитан. — Теперь все. Пеняйте на своего друга и на самих себя. Надо было вам его удержать любыми средствами.
Ребят поначалу покорила властность и немногословность Веденеева.
В его пристальном взгляде, твердых скулах и тщательно зачесанных назад прямых волосах отпечатались детали биографии, частично им известные. Катарское дело позволяло предположить другие, так же хладнокровно осуществленные операции.
Они не фальшивили, когда говорили перед видеокамерой в пользу капитана. Но защищали его не как обиженного, а как грозную силу, недооцененную по достоинству.
Теперь они разочаровались. Они не считали его способным на отступление, бегство. Думали, что он поставит их на колени, чтоб легче было, не целясь, дырявить головы.
Никто из троих не допускал мысли, что кое-кому на этом свете наплевать на их драгоценные жизни гораздо больше, чем капитану. Кое для кого они просто средство положить в карман пару миллионов из казны.
Они не знали множества важных вещей и мелких деталей, и Веденеев стремительно терял в их глазах свой ореол. В том числе из-за явного раздражения, из-за постоянной ругани.
— Вперед, не останавливаться!
Капитан погнал их по руслу мелководной речки, чтобы запутать овчарок, если их используют в деле. Он не ошибся: родная контора в самом деле изменила своим правилам и прибегла по примеру милиции к услугам собак. После контузии Глеба спецназ ФСБ почти час обыскивал территорию объекта.
Только услышав по рации от дорожного патруля пересказ митрохинских новостей, кинулись искать лаз за бетонным забором.
Пока ответственные лица решали, в какую сторону бросить главные силы преследования, были упущены еще драгоценные полчаса. Собак доставили на место примерно в тот момент, когда Веденеев загнал заложников в воду. Принюхавшись к матрацам, пять овчарок уверенно взяли след, но в конце концов им было суждено потерять его…
Выбравшись из воды, две заложницы сцепились друг с другом. Чтобы двигаться быстрей, им пришлось плыть даже там, где ноги легко касались дна, руки путались в подводной траве, и теперь они предъявляли друг другу претензии:
— Господи, Маша! Неужели нельзя плыть прямо? Ты все время забирала вправо, вылезала у меня перед носом и сбивала дыхание!
— Помолчала бы! Размахалась руками, как мельница. Стукнула меня по ноге, смотри, какой синяк!
— Вижу у вас еще достаточно сил. Вперед, перекура не будет, — махнул рукой Веденеев.
Но подруг уже трудно было разнять. С непривычки к марш-броскам у обеих болело все тело, стильное шмотье уже успело порваться о сучья, теперь оно намокло и окончательно приобрело вид лохмотьев. Без всякого стеснения они поливали друг друга матом и готовы были вцепиться в волосы.
Отломав сухую ветку, капитан замахнулся на них. Он чувствовал, что надо бы ударить разок для острастки. Но потом трудно будет остановиться.
Темп будет падать, чем дальше, тем больше. Лиха беда начало — позволь себе шлепнуть двух дур веткой, и скоро зачешутся руки хлестнуть их веревкой в полную силу, заехать в лопатку рукоятью «ТТ». Нет, черт возьми, они все-таки женщины.
— Крыса! Адвокатша сраная! — кричала Маша. — Если б ты со своим толстяком не обделалась в Катаре, все было бы нормально!
— А ты вообще никто без твоего папаши. Пара длинных ног и больше ни черта за душой!
— Пара ног и утроба, полная зависти, — не удержался Денис.
— А ты заткнись, мальчик для престарелых теток! — отбрила Прилукская.
Шагнув вперед, Денис с размаху влепил ей пощечину. Не оставшись в долгу, она ударила его коленом между ног. Тут уж капитан не мог оставаться в стороне. Быстро раскидав всех в стороны, он в полную силу хлестнул концом веревки по мелководью. Сноп брызг взметнулся выше человеческого роста. Маша хотела огрызнуться и на него, но в последний момент проглотила собственную реплику. Все сдвинулись с места, будто короткая свара подзарядила их новой энергией.
— Ругань между заложниками смогла бы послужить капитану оправданием для большей суровости. Но на него вдруг навалилась тоска. Сиверов прав — он вконец запутался, загнал себя в угол. В жизни не бывает добрых разбойников, нельзя требовать выкуп за заложников и продолжать при этом руководствоваться неким кодексом чести.
Утром Глеб понял, что его мучило во время визита Звонарева. Никто подполковника не отстранял, именно он затеял облаву на Веденеева, определив его местонахождение во время сеансов связи.
Именно он и есть тот высокий начальник, который не хочет неприятностей в еще более высоких кабинетах. Поэтому он так торопится.
Он долго проявлял солидарность с бывшим катарским узником. Он по сей день ненавидит аристократов-мидовцев. Но собственная карьера в конце концов оказалась важнее и солидарности, и ненависти. Именно в этом капитан подозревал самого Слепого.
Что ж, пусть товарищ подполковник считает, что убедил Слепого. Стянув больничную пижаму, Глеб заставил себя надеть собственные джинсы и рубашку с нагрудными карманами. Один из них топорщился от двух обойм. Звонарев оставил — предчувствовал, что Глеб к утру покинет больницу. Значит, и «беретта» где-то здесь. Точно, на подоконнике. Подполковник был уверен, что пациент поднимется на ноги раньше, чем в палату войдет медсестра.
Сиверову не составило труда покинуть больницу, избежав возгласов дежурной медсестры и прочего ночного персонала, готового к сдаче смены. От ночного гостя он знал: с позавчерашнего дня в окрестностях объекта 149А все тщательно прочесывают и проверяют. Досматривают автотранспорт, подвижной состав, следующий по ближайшей железнодорожной ветке, — и пассажирские вагоны, и товарные, даже пустые цистерны.
Досмотр ведут не менты, а ФСБ. В одиночку Веденеев, конечно, проскочил бы, но с заложниками — никогда. Правда, он мог бросить двоих, забрать из опасной зоны кого-то одного. Но это означало расписаться в собственном бессилии.
Для проб и ошибок больше нет времени. Подполковник, конечно, двуличная лиса, но в одном он прав: Веденеев может ожесточиться, тогда никому не поздоровится. Нужно первым найти его и завершить разговор, прерванный неуместным вторжением.
Особенно дотошно должны сейчас прочесывать лесной массив и все нежилые строения. Пятно леса не так уж велико и со всех сторон ограничено открытой местностью — шоссе, лугами, полями разных хозяйств и агрофирм. Поблизости от лесной опушки окрестности двух сел, общего для них кладбища и поселка городского типа.
Сиверов, не таясь, погнал на казенной «девятке», которая все еще оставалась в его распоряжении.
Заметать следы пока не имело смысла, и так легко догадаться, в какую сторону он поедет из города.
Он вел машину будто в полусне, не в силах в нужной мере сосредоточиться ни на мыслях, ни на движении. Уже несколько раз ему возмущенно сигналили, но на палку сотрудников ГИБДД он пока не нарывался.
Добравшись до Федюкова, первого по счету села на границе лесного массива, он, пошатываясь, двинулся по улице. Мужчины посматривали сочувственно, женщины с нескрываемым раздражением — пьяный ни свет ни заря. Только две пары глаз посмотрели с нескрываемой завистью. Два тощих кадра в спортивных штанах и линялых майках были трезвы как стеклышко, но чувствовали себя отвратительно.
— Ищешь кого? — спросил один из них в надежде скинуться и сообразить вместе.
— Или его ищут, — заявил другой, не дожидаясь ответа. — Помнишь, какой вчера шорох наводили? Тебе ведь тоже фотку показывали.
— Я так ни хрена и не понял, кто откуда сбежал: солдат из части или маньяк из дурдома.
— Сейчас тебя этот маньяк из дурдома научит родину любить. На одну ладонь посадит, другой прихлопнет.
— А ты? — огрызнулся более молодой. — Покруче меня будешь?
