по отношению к поверженному противнику не было времени, она тут же бросилась вслед за бегущим. Майор — последний из этой шайки и явно направляется к той самой трещине в скале. Опередить! Во что бы то ни стало надо его опередить! Она побежала, но не совсем по следам противника, — тот мог устроить засаду, — а чуть в стороне.
Но она проморгала его. Уже вынырнув из леса и увидев вход в расщелину, она опустилась на колено, чтобы выждать, и услышала тяжелое дыхание внизу. Подбежав к краю, Фатима успела заметить, как противник огромными прыжками преодолевает последние метры расщелины и быстро скрывается внизу, за выступом скалы. Черт! Упустила! Увидела тела пятерых, которые лежали у подножия, где она их застрелила, и поняла, что ее положение немногим лучше: если она станет спускаться по расщелине, то рискует стать такой же легкой мишенью для майора, какой были для нее эти пятеро. Но также понимала, что майор не будет стоять внизу и ждать. Он попытается уйти, и, если она хочет достать его, надо рискнуть. Нужно найти другой путь вниз, чтобы не разделить судьбу пятерых поверженных.
Она вернулась назад, к тому месту, где убила старшего лейтенанта и где эта отвесная скала, как она надеялась, должна переходить в более пологий откос.
Так и случилось. Через полчаса Фатима уже оказалась в ущелье и повернула в ту сторону, где по ее расчетам должен был находиться майор. Вскоре она действительно услышала, как далеко впереди кто-то продирается через кусты. Фатима побежала туда, время от времени останавливаясь, чтобы прислушаться: противник может устроить засаду, но пока его слышно, можно об этом не волноваться.
* * *
Мокрые камни сделались скользкими, Зубровский стал часто спотыкаться и падать. Снайперша, наверное, где-то рядом — тоже поднимается по этому склону, и он подумал, не выстрелить ли ему в сторону, чтобы хоть как-то напугать. Нет, нельзя — тем самым он выдаст себя.
Только очутившись на гребне, он сделал несколько выстрелов в ту сторону, где, ему показалось, шумела снайперша, и распластался на земле. Оттуда прозвучал ответный выстрел. Значит, она карабкалась справа. Он еще раз выстрелил туда и побежал вниз по склону.
Внезапно чувство, подобное азарту, овладело им, когда он понял, что представляет собой отличную цель для противника. «Черта с два!» — с наслаждением орал он при каждом хлопке, означавшем, что по нему произведен выстрел.
Наконец он упал, поднялся, опять упал, и уже не смог встать — не было сил. Он лежал, задыхаясь, но постепенно дыхание пришло в норму. Сверху посыпались камни. Это она? Зубровский приподнялся, встал сначала на колени, потом на ноги — и тут обнаружил, что, сбегая с гребня, потерял пистолет. Возвращаться? Поздно! К тому же темно.
Шатаясь, он пошел туда, где, ему казалось, его уже ждет противник.
* * *
Еще немного, еще чуть-чуть… «Я его возьму», — злорадно думала Фатима. Судя по звукам, противник быстро теряет силы. Теперь можно было расслышать его тяжелое дыхание, так близко она подошла к нему. Проклятый майор заставил ее побегать… Она рассчитывала взять его несколькими километрами раньше, а бешеная гонка все не кончается. Ничего. Скоро все кончится.
Боль в ребрах не позволяла бежать быстро, но человек впереди тоже снизил скорость. Вдруг Фатима споткнулась и упала. Раньше такого не случалось. Скорей всего, дело в том, что уже некоторое время она вынуждена была прижимать руку к правому боку — ремень ослаб.
Большая еловая ветка хлестанула ее по лицу. Она почувствовала, что вспотела, но знала, что это не пот стекает по ее лбу и щекам, а кровь… — какая разница? Это не важно. Впереди, совсем близко, противник. Еще немного, еще чуть-чуть… Она свернула вправо, вдоль зарослей стланика, ожидая, что эта дорога приведет ее на дно ущелья, где она сможет отдохнуть, ожидая майора. Вот тот удивится! Жаль, в темноте она не увидит этого.
Но она все шла и шла вдоль стланика, а он все не кончался. Пять минут, десять, полчаса — неужели она зря потратила время? Нужно было сразу идти за майором, а не пытаться опередить его.
Может быть, по другую сторону гребня эти заросли не так обширны? Она повернула в сторону, ускорив шаг. Но стланику не было конца. Неожиданно споткнувшись, она упала и осталась лежать лицом к земле.
Все кончено… Она его потеряла… Потратив столько времени и сил, потеряла. Болело исцарапанное кустами лицо, ныли горящие огнем ребра, одежда была изорвана в клочья. Пошел мелкий дождь, и, лежа совершенно неподвижно на земле, она впервые со времени похорон мужа плакала.
* * *
В любую минуту из зарослей могла появиться снайперша. Ни о чем другом Зубровский не мог думать, пробираясь на четвереньках через кусты и находясь на грани паники. Потом стланик стал ниже и гуще, и ему пришлось ползти, с трудом протискиваясь под нижними ветвями, обдираясь о колючки.
Куда ползти? Может быть, он описывает круг, возвращаясь назад, к снайперше? При этой мысли он остановился как вкопанный. Пологий склон уходил вниз, наверное, он на откосе лощины. Мысли путались, какое-то вялое равнодушие овладевало им.
Очнувшись после очередного беспамятства, он понял, что на некоторое время терял сознание. Сколько он пролежал вот так, беззащитный?
Постепенно на востоке небо стало сереть, и Зубровский увидел вокруг колючки шиповника в пару сантиметров длиной. Провел рукой по спине — там тоже засело с полдюжины колючек. Он посмотрел на свою окровавленную руку. Чувство было такое, что снайперша давно за ним наблюдает.
Потом в голове все смешалось. Над ним засияло солнце, увидев сквозь ветки ярко-голубое небо, он так обрадовался, что засмеялся. Значит, наступил новый день? Новый день, дающий новые надежды. Он опять пополз в ту сторону, куда лежал головой. Попытался встать на ноги — и не смог. Опять пополз и отполз от края леса на несколько десятков метров, когда понял, что выбрался. Он не сразу поверил в реальность увиденного… Впереди была щебенистая дорога.
Дорога! Он спустился к ней, ободрался о колючий шиповник, но не заметил этого, затем упал в придорожную канаву. Вода попала в уши, он стал карабкаться вверх, к дороге, скользя вниз, цепляясь за края канавы, опять соскальзывая, пока, наконец, под рукой не зашуршала дорожная щебенка.
Он лежал на краю дороги, когда на него вышли связисты, тянущие провод.
— Пить, — прошептал он и потерял сознание.
Стояла глухая ночь. По глухим горным тропам, ведущим из Грузии в
