Кроме того, существовало еще одно наиважнейшее обстоятельство, заставлявшее навсегда забыть о некогда пылких чувствах к юной Лизе — вторая и завершающая часть операции «Вердикт-2»…
— Товарищ капитан, — вдруг раздался чей-то встревоженный возглас, разнесшийся эхом в просторном вестибюле.
Окрик отчетливо прозвучал на фоне приглушенного гула, что всегда обитает в подземных переходах и метро. Людей в военной форме поблизости не было, но кто-то настойчиво повторил:
— Товарищ капитан!.. Товарищ капитан, это я…
Людской поток продолжал движенье и, похоже, никто не откликался на этот странный зов. Сердце Торбина ускорило ритм; он не стал оборачиваться и, тем более, останавливаться, а тем же размеренным шагом спускался вниз, будто этот «кто-то» тривиально обознался…
— Это же я, товарищ капитан! Рядовой Бояринов!..
И тут Стас почувствовал, как в груди образуется вакуум, точно перед падением, когда под ногами внезапно исчезает опора. Долгое время до появления в Питере, он готовил себя к чему угодно, но, услышанное им перечеркнуло всякую и ко всему готовность.
Гросс застыл на последней ступени и медленно обернулся…
* * *
Возле стеклянных дверей входа в вестибюль станции находились представители вышеупомянутой бездомной «аристократии». Среди них, опершись на два деревянных костыля, стоял мужчина в поношенной камуфляжной форме. Левая штанина брюк от самого колена была завернута назад. Не отрывая глаз от его фигуры, Торбин двинулся вверх по длинной лестнице вместе с встречным людским потоком…
Он помнил Бояринова коротко подстриженным, уверенным и всегда улыбающимся парнем. Человек в камуфляжке тоже пытался изобразить улыбку, но был грязным, обросшим, со сгорбленной спиной. И, тем не менее, подойдя ближе, он узнал его…
Несколько мгновений они постояли, вглядываясь в изменившиеся за год черты и, не сговариваясь, бросились друг другу в объятия.
— Товарищ капитан… Я знал… Я точно знал: кроме меня, кто-то должен был выжить в том аду, — шептал Тургенев и, вдруг всхлипнув, почти прокричал: — Никогда не верил в то, что про вас потом говорили! Никогда! Я же помню… Вроде сквозь сон, но помню, как после взрыва вы меня тащили на себе — меж деревьев петляли… Мне казалось: полдня петляли… У вас тогда такое дыхание было, думал: вот-вот упадете!.. А вы, словно двужильный…
— Бог с ними, Ваня, — по-прежнему держа бывшего подчиненного в объятиях, тихо отвечал Станислав.
— Как же бог с ними?! Товарищ капитан!.. Я же объяснял им: разве возможно, чтоб такой железный человек сдался или стал предателем?! — вытирал рукавом слезы Бояринов. И, обращаясь к нынешним приятелям, радостно сообщил: — Вот… представляете?! Своего боевого командира повстречал! Вместе воевали в Че…
Тургенев запнулся на полуслове — капитан легонько сжал его руку и незаметно качнул головой.
— Отметить бы надо встречу! — хрипло предложил один из местных бомжей. — Раз такое дело — нельзя не отметить!..
— Так где же вы пропадали столько времени? — отмахнувшись от алкаша, поинтересовался Иван.
— Долгая история. После расскажу. Ты-то как?
— Да-а… — протянул он, снова смахивая слезу и горько усмехнувшись, приподнял над полом один костыль: — Вот теперь все мои дела. Кому мы такие нужны? Отработанный материал…
— Ты, вообще-то, где ночуешь? Надеюсь не здесь?
— Точняк не здесь! Комнату у одной бабки снимаю. Если не побрезгуете, могу в гости пригласить. Согласны?
— С удовольствием. Веди.
Отставив далеко в сторону правый костыль, одноногий спецназовец нагнулся за потрепанной сумкой.
— Что же ты молчишь? Давай помогу… — Гросс ловко подхватил авоську, в которой мелодично звякнули пустые бутылки. Глянув на ее хозяина, справился: — А кроме посуды в ней что-нибудь ценное имеется?
— Нет, — сконфузился тот.
— Держите, — капитан подал ненужную ношу ближайшему старику, — На «отметить» здесь не хватит, а вот на «закусить» — вполне. Пошли Ваня…
Закончив повествование о своих злоключениях, Торбин плеснул в стаканы дорогой водки и вынул из пачки сигарету.
— Возвратившись, Щербинин утверждал, будто после моего подрыва за вами по пятам все время шли «приматы», — монотонно покачиваясь и все еще находясь под впечатлением услышанного, тихо сказал Иван.
— Никто за нами не шел, — поднял стакан Станислав. — Он пудрил мозги бедному Сомову, подбрасывая липовые улики: шприц, надрезанный страховочный фал… И маскировал мнимой погоней свои же преступления. Ты же наверняка помнишь, как погиб Ромка Деркач?
— Еще бы… У него просто не сработал скрепер-блок, а фал был в порядке, — подтвердил Бояринов и прикрыл веки. После долгого молчания задумчиво покачал головой: — Да… неспроста все наши называли вас Гроссмейстером.
Затем, глядя в одну точку, помолчал и глухо проговорил:
— А знаете, я ведь видел, как он убивал Серова.
Офицер опрокинул в себя водку и, проигнорировав обилие разнообразной еды, подпалил сигарету. Сделав несколько затяжек, удивленно глянул на подчиненного, озвучившего запоздалое признание.
— Да-да, — подтвердил Иван. — Просто мне казалось, что увиденное из грота — бред, игра нездорового воображения. Ну, как вам объяснить?.. Порой думал: с ума сойду от адской боли — никакой пармидол не помогал, хоть и говорили: сильный наркотик. Всё время представлялось всякое, мерещилось… Я тогда и разобрать-то толком не мог, что взаправду происходит, а какие картинки сами собой в контуженных мозгах складываются. Вот и подумал: ерунда какая-то, глупость. Никому, разумеется, не говорил.
— И как же это случилось? — подсевшим голосом спросил Стас.
Собеседник тяжело вздохнул, поднял стакан, выпил. Закусив ломтиком копченой рыбы, сбивчиво поведал:
— Андрюха-то вроде обрадовался, узнав Щербинина; пошел навстречу… А тот гад поначалу со слащавой улыбочкой приближался… Подошел вплотную и вдруг ножом — раз! Другой! Третий!.. И рот рукой сержанту зажимает, чтоб не крикнул… сволочь! Потом долго возился с его головой… Дальше, кроме сплошной крови ничегошеньки не помню.
Гросс встал и, докуривая сигарету, прошелся по маленькой комнате. Увиденное Тургеневым в полубессознательном состоянии, вполне совпадало с давним рассказом самого полковника, когда тот похвалялся перед Шахабовым жестокой находчивостью.
— Ну а я больше трех месяцев провалялся в госпитале, после того, как они меня с Портновым приволокли к нашим, — продолжал Бояринов и, кивнув на стоявшие у подлокотника дивана костыли, ухмыльнулся: — Осваивал эти ходули. Друзья из бригады, слава богу, не забывали — чуть не каждый день навещали. Кстати!..
Он отчего-то оживился и с нескрываемым оптимизмом объявил:
— А ведь в ваше предательство поверили далеко не все. Вам известно, что в бригаде по окончании операции «Вердикт» состоялось офицерское собрание?
— Нет, откуда ж?.. — пожал плечами Станислав.
— О-о… Там, говорят, такие страсти кипели!
— И по поводу чего же они рядились? — не понял он.
— Предметом спора стало чье-то предложение похоронить вас по-человечески. Ну, на кладбище, где все наши лежат. Вернувшись из лесов и притащив меня, Щербинин доложил о гибели семи человек из первой группы, и что, мол сам лично убил вас в перестрелке перед тем, как разобраться с эмиром. Ну и стал настраивать коллектив против ваших похорон. Говорил: оборотням не место среди наших героев на Серафимовском!.. Таких следует стирать из памяти и тому подобное…
— И чья же взяла? — равнодушно усмехнулся Торбин.
В его ладони опять заблестела заветная монетка с остро отточенными краями.
— Официально, вроде как, хоронить вас запретили — все ж Аллея Героев… Однако могила, не поверите — появилась! Такая же, как и у остальных — с надгробным камнем, с надписью. Щербинин повозмущался, а после махнул рукой. К тому же и некогда ему стало заниматься разборками — в столицу вызвали, орденок вручать за успешное устранение Шахабова.
— Вот как?.. — вскинул брови спецназовец, подходя к большой фотографии, висевшей на голой стене. Как бы, между прочим, поинтересовался: — Стало быть, Юрий Леонидович и по сей день исправно командует бригадой?
— Командует. Чего ему еще от жизни желать? — подтвердил собеседник, обернувшись к капитану и, заворожено любуясь стремительно мелькавшим меж его пальцев металлическим кружочком. Улыбнувшись, протянул: — Об этой вашей завсегдашней привычке, я признаться, позабыл… Сейчас вот увидел и вспомнил. Здорово!
— И живет полковник там же? — будто не слыша Ивана, продолжал интересоваться офицер.
— Точняк, там же.
На групповом снимке, хранившемся за стеклом, но безо всякой рамки, стояли бойцы спецназа. Веселые симпатичные лица, уверенные взгляды… Он насчитал пятнадцать человек. Более половины из запечатленных на фотографии уже не осталось в живых. Гросс легко отыскал членов своей команды, год назад ушедших с ним в последнюю спецоперацию.
