— И живет полковник там же? — будто не слыша Ивана, продолжал интересоваться офицер.
— Точняк, там же.
На групповом снимке, хранившемся за стеклом, но безо всякой рамки, стояли бойцы спецназа. Веселые симпатичные лица, уверенные взгляды… Он насчитал пятнадцать человек. Более половины из запечатленных на фотографии уже не осталось в живых. Гросс легко отыскал членов своей команды, год назад ушедших с ним в последнюю спецоперацию.
Вглядываясь в каждого, он тихо шептал:
— Серега Шипилло, Саня Воронцов, Андрей Серов, Борис Куц, Роман Деркач, Анатолий Тоцкий…
Увидев Бояринова и себя, отвернулся и отошел от стены…
— А у меня вслед за госпиталем начались скитания по инстанциям, — проворчал Тургенев, разливая по стаканам остатки водки. — Денег-то по началу отвалили немало, а вот с пенсией обманули.
— Как это обманули?
— А!.. — махнул тот рукой, — считал намедни — на валюту переводил… И двухсот этих, как их… евро не выходит. Разве этого достаточно для нормальной жизни? Видали сегодня в супермаркете, сколько продукты стоят? А работу, таким как я, найти невозможно. За эту вот халупу половину пенсии отдаю. Вот и приходится бутылки собирать, да банки алюминиевые плющить.
Гросс опять прошелся по комнатушке. Нынешняя обитель Ивана была чересчур скромной и никакой критике не поддавалась. Старенький диван, скособоченный двустворчатый шкаф, да обеденный стол под дырявой клеенкой едва помещались на площади в восемь или девять квадратных метров. Жилище человека, ставшего инвалидом в борьбе с терроризмом, не имело самых элементарных удобств. Да и сам он здорово изменился — совсем не походил на того веселого, жизнерадостного и не унывающего парня, отправлявшегося с ним в ту проклятую командировку. Вся былая светлость его души ныне пребывала в блеклых осенних красках…
— А почему ты не уехал домой в Краснокамск?
Тот поднял стакан и, запрокинув светловолосую голову, осушил его. Ткнув пустую емкость меж тарелок, занюхал рукавом и признался:
— Стыдно таким ехать.
— Чего ж тебе стыдиться? Ты же не под трамваем в пьяном угаре ногу потерял.
— Не-е, — не дал договорить бывшему командиру Бояринов. — Родители ко мне приезжали в госпиталь — так обоих валерьянкой отпаивали. Зачем я поеду к ним на шею? Мать с отцом и так нищие — концы с концами еле сводят. Меня там еще не хватало! Они, конечно, пишут, зовут. И девчонка моя — бывшая одноклассница, звала. Кучу писем прислала… Только последний месяц перестала писать — видать смирилась.
— Как ты считаешь?.. — задумчиво молвил капитан, глядя куда-то в темное окно, — матери и отцы наших погибших товарищей: Тоцкого, Деркача, Борьки Куца… согласились бы, чтобы прямо сейчас их сыновья вдруг вернулись домой, пусть даже инвалидами?
Вопрос застал Ивана врасплох. Об этом он, скорее всего, никогда не думал и на месте несчастных родителей себя не представлял. Захмелевшая голова не помешала работе воображения — лицо помрачнело; уверенность, минуту назад царившая во взгляде, сменилась беспомощной растерянностью.
Рядовой не ответил, но Станислав почувствовал перемену в нем.
— Ладно, дружище, довольно на сегодня воспоминаний, — не желая больше возвращаться к этому разговору, заключил гость, осматриваясь по сторонам, — где тут лучше пристроиться?
— На кровати ложитесь, а я уж…
— Нет, брат, кровать — твое законное место, а мне привычней на полу…
* * *
Погруженный в забытье, Торбин крепко не спал, но отдыхал, а лишь забрезжил рассвет — тотчас встал со свежей головой и с великой готовностью завершить то, что замышлял на протяжении долгого, мучительного года. Распахнув настежь единственное оконце, выходившее внутрь дворика-колодца, отжался положенную сотню раз от пола, умылся, заварил крепкого чаю и, поколдовав у раскрытого кейса, разбудил Тургенева.
— Может, опохмелимся? — предложил заспанный хозяин, натягивая поверх тельняшки единственный элемент гардероба — заношенную до дыр камуфляжную куртку. — А то настроение с состоянием, надо заметить — не фонтан.
— А выпьешь, так они фонтаном забрызжут? — поддел офицер, но тут же сменив иронию на серьезный тон, сказал: — Вот что, Иван, у меня имеется к тебе несколько поручений. Очень серьезных поручений. Намеренно не стал говорить о важном вчера, — ждал, когда соображать начнешь трезво.
Молодой инвалид закончил подвязывать левую штанину брюк и озадаченно посмотрел на бывшего командира.
— Но ты прежде должен дать мне слово, — твердо, как когда-то на кавказских перевалах, изрек капитан. — Честное слово бойца нашей бригады особого назначения, что выполнишь каждую из моих просьб.
Не отрывая доверчивого взора от Торбина, будто опасаясь жестокого розыгрыша, тот нащупал костыли, оперся на них и поднялся с дивана. Стас ощутил, насколько значим для Бояринова этот момент. Насколько ценно то, что его по-прежнему считают спецназовцем, что собираются поведать нечто важное, и, наконец, доверяют какие-то поручения.
— Даю честное слово, — тихо, но без колебаний произнес он, — выполню все, о чем вы попросите.
— Отлично. Тогда слушай… — Торбин подошел к столу, на котором помимо следов от вчерашнего пиршества лежал его кейс. — Первое: о том, что я жив, а тем более о нашей встрече, не должна знать ни единая душа.
Иван с пониманием кивнул. Тогда Гросс приоткрыл портфель, извлек из его недр два свертка, перехваченных скотчем и поместил их рядом на стол.
— Второе, — он подал ему один пакет, — здесь деньги. Отнесешь их семье прапорщика Шипилло. У него, если помнишь, осталась жена, два сына и внук. Разыщешь Екатерину Андреевну, она работает, если не изменяет память, медсестрой в детском саду. Скажешь: деньги собрали… ну, предположим, в комитете ветеранов или… одним словом, наплетешь что-нибудь.
— А может вы сами?! — вдруг с жаром предложил хозяин комнатки.
— Ты в своем уме? — холодно возразил капитан.
— Ну, надо же вам как-то возвращаться с того света и потом… — не унимался молодой человек. — Потом я мог бы подтвердить, что не было с вашей стороны никакого предательства, а?
— Возможно. Возможно, когда-нибудь мне понадобится твоя помощь, но не сейчас.
Откуда-то из внутреннего кармана Станислав достал аккуратно сложенную «лыжную» шапочку снайпера. Развернув ее, погладил далеко не новую шерстяную вязку и на миг о чем-то задумался… Очнувшись, спросил:
— Узнаешь?
— Еще-е бы!.. — улыбаясь, протянул Тургенев, глядя на простенькую, незамысловатую вещицу, как на старую, добрую знакомую. — Кажется, будто Серега в Чечне ее и с головы-то не снимал. Так и останется в моей памяти в этом головном уборе.
— Ее тоже передай жене, — Торбин вздохнул и, накрыв ладонью другой сверток, продолжил: — Теперь третье и последнее. Это твои деньги. Здесь достаточно для того, чтобы купить квартиру и организовать собственное дело. Ты профессиональный связист — устроишься. Но одно условие: устраиваться будешь не в Питере, а дома — в Краснокамске. В Питере ты пропьешь любую сумму за пару лет и пропадешь. А на родине все будет нормально. Понял меня?
— Понял, — закивал обалдевший Бояринов.
— Ты вчера говорил о девушке — бывшей однокласснице.
— Да?.. — смутился тот, но, опомнившись, подтвердил: — Точняк, говорил.
— Мол, не забыла она тебя и в письмах звала. Верно?
— Звала. Много писем присылала.
— Как ее зовут?
— Александра.
— Стало быть, плевать Александре на это, — сделав ударение на последнее слово, Стас указал взглядом на костыли. — Знала обо всем и настойчиво писала. Следовательно, и по сей день любит. И родителям своим ты всегда был дороже всех. Вот все эти близкие люди и не дадут тебе пропасть, уяснил?
— Так точно. Уяснил.
— Ты поедешь домой и заживешь по-человечески — не жалким инвалидом, просящим милостыню у прохожих, и не опустившей руки размазней. Чтоб в течение недели собрал необходимые документы, справки, купил билет и отбыл в Пермскую губернию. Считай это моим последним приказом.
— Есть, товарищ капитан, — четко, как в былые времена отвечал рядовой.
— Ну, давай прощаться.
Они обнялись посреди махонькой комнаты.
Когда пожимали друг другу руки, Тургенев уже не стеснялся выступивших слез. А, приметив мелькнувшую под полой куртки Торбина рукоятку пистолета, грустно улыбнулся и спросил:
— И куда ж вы теперь?
— Тоже на восток, только гораздо дальше — там проще затеряться.
— Прощайте, товарищ капитан. Удачи вам…
Утро выдалось прохладным. Солнце норовило надолго спрятаться за слоями тонких облаков, а с берегов Финского залива повеяло свежим ветерком, слегка трепавшим темные волосы Стаса, неспешно бредущего по оживленным улицам Санкт-Петербурга.
