«Ну когда же ко мне, наконец, придут мусора!!!»
Они пришли ровно в семь утра. В помещении, освещенном доселе лишь моей коногонкой, вспыхнул верхний свет и в замке заскрежетал ключ.
Я, нацепив на плечи рюкзачок с долларами, пошире распахнул полы куртки, чтобы лучше был виден мой «пояс шахида», левую руку с кнопочным выключателем размером с кусок туалетного мыла, прижал к груди, проверил, не отсоединились ли от батарейки два проводочка – зеленый и красный, – соединяющие ее с выключателем. Потом нажал большим пальцем на кнопку и решительно шагнул к двери. До того, как она отворится и я окажусь лицом к лицу с противником, оставались мгновения.
Единственная надежда на фактор внезапности. Мусора – те, что за дверью – уверены, что приехали по ложному вызову. И они растеряются – не спецназовцы же! – когда, словно чертик из табакерки, из депозитария выскочу я. Да еще с «бомбой» на поясе. Эти мальчишки, лишь недавно закончившие школу милиции, естественно, слышали, что подобные психи со взрывчаткой на пузе водятся в далеком Израиле, но чтобы в центре Санкт-Петербурга!.. Короче, они растеряются, и у меня будет пара секунд на то, чтобы сориентироваться в коридоре и попробовать прижаться «бомбой» к кому-нибудь из мирных работников банка.
Хорошо бы, к тому же, еще и захватить автомат.
«Нет, автомат мне не отдадут. Придется ограничиваться „бомбой“. И заложником», – подумал я и в тот момент, когда начала открываться дверь, нахально попер на превосходящие силы противника. При этом противник – менты, – словно спецом сделал все для того, чтобы я смел его в первое же мгновение. А заодно мне сразу же была предоставлена идеальная заложница. Низенькая и хрупкая дамочка средних лет, перепуганная донельзя и надушенная дорогими духами, в легкой болоньевой курточке и с почти полным отсутствием груди. Вот и все, что я запомнил об этой своей случайной знакомой.
Но прежде чем познакомился с ней, я от души приложился ногой к двери, как только она приоткрылась примерно наполовину. Дверь в свою очередь, как я и ожидал, закатала в лобешник одному из мусоров. Самому любопытному. Тому, что решил сам повозиться с ключом. Довозился, короче. Выход из депозитария на какое-то время был для меня расчищен. На какое-то – это на очень непродолжительное, буквально на одну-две секунды, а поэтому терять темпа атаки было нельзя. Внезапность – мое основное оружие, и я был обязан использовать его по полной программе.
Я рванул дверь на себя и, даже приблизительно не представляя, что сейчас может твориться за ней, вылетел в коридор. Периферийным зрением успел отметить, что мусор, которому досталось дверью по кумполу, еще не закончил падения, но, по меньшей мере, на короткое время вышел из боя. Скользнул взглядом по оторопело застывшему шагах в пяти от меня другому менту и сразу переключил внимание на невысокую женщину. Которая, скорее всего, и являлась той самой сотрудницей, что обязана присутствовать при вскрытии депозитария. Которой уже через секунду было уготовано превратиться в заложницу.
Перед тем, как метнуться к ней за спину и обхватить ее сзади за тонкую шейку, я гавкнул во всю глотку:
– У меня бомба!!!
А когда прижался к стене, прикрываясь дамочкой от возможного выстрела, пояснил, выставив вперед руку с беленьким выключателем:
– Если отпущу кнопку, все взлетим к чертовой матери!!! На мне триста граммов тротила. – Я на секунду отстранил от себя окаменевшую заложницу, чтобы менты могли лицезреть три куска мыла, старую батарейку и два проводка – зеленый и красный. – Мне терять нечего! Все равно умирать! Я в розыске за убийства!
Я выговорился. Я сказал все, что хотел, и заткнулся, не зная, что еще полагается выкрикивать в таких ситуациях. Кажется, следует требовать бронежилет, вертолет и два миллиона долларов? Или три? Я не помнил. Впрочем, у меня уже были четыреста тысяч, и на первое время этого должно было хватить.
А поэтому я не спешил выдвигать никаких финансовых требований. И просто молчал.
И молчали легавые – один, сидя на полу и потихонечку приходя в себя; другой – бесполезно баюкая в руках автомат.
Если бы не скрипели их рации и не попискивала заложница, можно было бы смело сказать, что над коридором нависла гнетущая тишина. И нарушить ее суждено было тому из ментов, что на счет «десять» вышел из краткосрочной отключки и показал, что готов продолжать поединок.
– Эй, послушай, – растерянно посмотрел он на меня поверх светлой головки заложницы. – Ты хренли творишь? Прекращай, а? Одумайся!
«Одумайся, сын мой!» Так говорят обычно священники, – отметил я. – А теперь, оказывается, еще и легаши».
– Отпущу сейчас кнопку!!! Взорву все, если хоть дернетесь!!!
– Нет-нет, – выставил перед собой ладошки легавый. – Все будет нормально, я обещаю. Мы не самоубийцы… Слышь, отпусти женщину.
– Жди!
– Нет, правда…
– Что «правда»?
Этого мент не знал и сам. И поэтому замолчал. Лишь похлопал белесыми ресницами.
А мне пора было прекращать словесные прения. И, не теряя темпа, продолжать как-то действовать. Если бы я еще и знал, как.
Впрочем, ясно было одно: мне удалось захватить инициативу. Менты на изменах. Я их загнал во внештатную ситуацию, которая не описана ни в каких служебных инструкциях, и они не знают, как поступить, они растеряны и пробудут в таком состоянии еще какое-то время. И мне за это время надо успеть сделать ноги. Выйти из банка. Суметь нейтрализовать третьего мусора, который пасется на улице возле машины. Кстати, не помешало бы ее захватить, отъехать хотя бы на пару кварталов, а там постараться сменить средство передвижения. И еще раз сменить, как только появится такая возможность. И еще раз… И еще… А потом можно будет подумать о том, как убраться из города или где переждать введенный ментами план «Перехват».
– Рации!
– Чего? – не поняли меня мусора, а я в это время подумал:
«Как странно, что мы сейчас лишь вчетвером в этом узеньком коридоре. И даже в отдалении не заметно ни одного любопытного рыла. Но ведь должны же быть в этом дурацком банке охранники, которым не может быть неинтересно, что творится сейчас на вверенной им территории? Или это такой специфический банк, где всем все до лампочки? „Северо-Запад“…»
– Снимайте рации, выключайте и кидайте на пол. Себе под ноги. И, не дай бог, кто-нибудь вякнет в эфир хоть слово о том, что здесь происходит.
«…Нет, правда, где банковские секьюрити? Почему все-таки ими даже не пахнет поблизости? Не значит ли это, что следует ожидать от них какого-нибудь подвоха?», – забеспокоился я.
– Поторопитесь!
Менты не торопились.
– У меня устал палец.
Вот теперь совершенно другое дело! Не прошло и пяти секунд, как две рации полетели на пол. Приятно сознавать, что тебе безоговорочно верят. Мой блеф действовал пока безотказно.
– Растопчите их!
Нет, на такое кощунство легавые пойти не могли. Четыре растерянных глаза с мольбой уставились на меня. Заложница обреченно вздохнула. Но пока еще не обделалась.
– Очень устал палец.
Заложница вздохнула еще обреченнее. Мусора принялись топтать свои рации. Неторопливо и основательно, хотя не уверен, что от этого они получали огромное удовольствие.
– Ну, и чего дальше? – наконец оторвал взгляд от обломков тот мент, который был вооружен пистолетом Макарова, имел широкие лычки старшего сержанта и был старшим в этом тандеме.
– А дальше вынимайте затворы и радуйтесь, что не требую отдать волыны мне целиком, – прошипел я и легонько пнул заложницу коленом под копчик. Так, чтоб она пискнула. – И помните, что героизм без мозгов никогда и нигде не приветствуется. Подчиняясь мне, вы останетесь живы, да еще заслужите благодарность. На разборе дежурства ваши действия в сложившейся ситуации будут признаны единственно верными. Затворы!
Не знаю, поверили ли мне мусора насчет благодарности, но две затворные рамы – одна от ПМ'а, вторая от АКСУ– полетели к моим ногам.
– Теперь заходите туда, – кивнул я на распахнутую дверь депозитария и с удовлетворением отметил, что ключ торчит из замочной скважины. – Живее! Располагайтесь и считайте, что неприятности для вас на сегодня закончились.
Следом за ментами я затолкнул в хранилище и заложницу, захлопнул дверь, повернул ключ. И замер, сам себе поражаясь:
«Насколько же удачно я провернул это дельце и переиграл двоих мусоров! Ожидал чего угодно, но не такого! Эти легавые либо совсем зеленые дебютанты, либо уже умудренные жизнью ветераны, трезво отдающие себе отчет в том, что лучше быть выгнанными со своей далеко не престижной службы, нежели рисковать жизнью в поединке с обвешанным неизвестно чем психопатом.
Итак, с этим ты разобрался. Мои поздравления, Знахарь!
Но это был только первый этап, и хорошо, если в дальнейшем окажется, что он был наиболее сложным. Я совершенно не возражаю, чтобы все остальное – мой выход из банка, поиски логова, где я могу отсидеться, отъезд за пределы Санкт-Петербурга – окажется попросту детской считалочкой по сравнению с тем, как я только что обезоружил и запер двоих мусоров. Хотя даже в детской считалочке еще должно повезти, чтобы не выпало водить. А у меня ставки повыше: жизнь и четыреста тысяч. И неизвестно, что имеет большую ценность.
