— И ты обожаешь папочку… настолько, что однажды преспокойно ткнула мечом в сердце.
— Я же говорю: я взрослела, умнела, росла… Гораздо быстрее, чем человек, но какая разница? Я сейчас совсем другая, не прежняя. Можно подумать, ты с возрастом не менялся. Вот и постарайся меня понять. Возможно, тогда и относиться станешь по-другому. Ну, а пока… — она встала и протянула Сварогу руку. — Пошли.
Вот свободы движений он по-прежнему был лишен. И когда Дали взяла его за руку, пошел рядом с ней на ту сторону моста, где никогда прежде не был. Ее ладонь была сильная и теплая, от Дали приятно пахло незнакомыми духами и словно бы степными травами — в обычном сне он никак бы не смог такого ощущать и обонять.
На той стороне все было таким же — залитый солнцем лес, поросшая невысокой травой равнина без следа тропинок. Они шагали меж деревьев недолго, очутились перед самым обыкновенным домиком из потемневших от времени бревен, с острой крышей, из такой же потемневшей дранки, окнами без стекол — похоже, они изначально такими и были, ни следа рам, нет осколков стекла. Больше всего домик напоминал каталаунскую охотничью избушку, такой уж у него был вид: нежилой, но не заброшенный.
Они вошли. Единственная комната, никакой мебели — но и не следа пыли, словно кто-то старательно ухаживал за домиком. Только в углу занимавшая чуть ли не треть комнаты охапка травы. Трава выглядела свежескошенной, да и пахла так же, и среди нее попадались стебли цветов наподобие ландышей, только не белые, а сиреневые.
Отойдя от Сварога на пару шагов, Дали повернулась к нему и неторопливо стянула через голову платье, под которым не оказалось ничего, кроме великолепного тела. Улыбаясь и глядя в глаза, подошла вплотную, положила руки на плечи и потянула его на охапку неизвестной травы. Противиться он не мог.
Сколько прошло времени, Сварог представления не имел. Прильнувшая к нему Дали повернулась в чуточку дурманящем запахе мятой травы, погладила по щеке:
— И как я тебе? Ну, что ты молчишь? — безмятежно рассмеялась: — Ты все же чуточку скованный. Неужели из-за того, что мы с тобой связаны известными отношениями, кроме только что случившихся? Не надо конфузиться. У людей одни нравы, а у Стаи — другие. Не имеет никакого значения, кто отец, а кто дочь. Так что не беспокойся, все естественно и просто… По меркам того мира, в котором тебе предстоит жить. Тебе ведь было приятно? Ну, не отпирайся, и я по твоему лицу вижу. Уж настолько-то я взрослая, чтобы знать, как выглядит лицо мужчины, которому я доставила нешуточное удовольствие. У тебя как раз такое лицо…
— Наяву это пройдет, — сказал Сварог.
— А если не пройдет? — прищурилась Дали. — Что ты тогда будешь делать, интересно? Заверяю тебя, не пройдет. Ты будешь думать обо мне и желать меня, вот посмотришь. Что ж, легче будет принять решение. А теперь самое время показать тебе новый мир…
Дали с неженской силой сжала его руку, и он куда-то провалился. Не было ни домика, ни травы, ни девушки. Только необозримая равнина, по которой Сварог несся к темнеющему вдалеке лесу. Но собой уже не был — прекрасно видел мелькающие собственные лапы — волчьи лапы! — гораздо ближе к земле оказался, чем человек. Справа, слева, впереди той же размашистой рысью неслись волки, бурые и серые, и возглавляла этот бег белоснежная волчица.
Бег казался безмятежным — от погони, от опасности так не бегут. Стая волков неслась по равнине просто потому, что так ей было веселее, нежели брести шагом. Сварога переполняло пьянящее чувство совершеннейшей свободы, несказанной вольности, он чувствовал себя хозяином окружающего, всего мира. А еще чувствовал некое непередаваемое человеческими словами единение с опрометью несущейся стаей — он всех любил, и его все любили, он был не просто волком из стаи, а частичкой какого-то огромного целого, невероятно доброжелательного к нему, всегда готового защитить и помочь, как и он был готов насмерть драться за любого из тех, с кем несся по равнине. Счастье и радость прямо-таки переполняли его — и они не были человеческими. И волчьими тоже не были. Что-то другое, чему нет названия…
Запахи он ощущал так, как этого не в состоянии сделать человек, они накатывали волной — яркие сильные запахи травы, цветов и даже, вот чудо, солнца над головой, у солнца тоже был свой запах, умиротворяющий, приятный. Нагретая солнцем чистая волчья шерсть, кузнечик в траве, древесная кора, земля…
Все изменилось вдруг — вместо волков по равнине неслись люди, и он тоже стал человеком. Обнаженные, сильные, молодые — ни одного старика или хотя бы человека пожилых лет — красивые юноши и девушки. Все, и он сам, бежали как-то иначе — с нечеловеческим проворством, грацией, совсем не так, как порой бывает во сне, как-то иначе. Яркость запахов осталась прежней, и никуда не пропало восхитительное чувство единения со Стаей, разлитого вокруг добра и братства. Бегущая впереди девушка с разметавшимися светлыми волосами оглянулась на него, грациозная и прекрасная, как пламя костра. Он узнал Дали и ощутил ту же жгучую радость единения, для которого не находилось людских слов. Он любил ее, как любил их всех.
В некий неуловимый миг он вновь принял волчий облик — и уже в нем следом за передними ворвался в лес. Нахлынули другие запахи — нагретой солнцем сосновой коры, кустарника, ягод, грибов, сухой хвои под лапами. Справа шарахнулся в чащобу кто-то мелкий, исходивший запахом страха, — слишком мелкий, чтобы стать достойной добычей, а потому им следовало пренебречь в ожидании добычи, достойной волка.
Потом лес остался позади, стая вновь вырвалась на равнину — и там, впереди, была добыча, достойная добыча, ее запах приятно дурманил в ожидании мига, когда удастся сжать клыки на ее горле, глотнуть свежей крови, горячей, чуточку пьянящей, будоражащей чувства волка.
Добычи еще не видно, но она там, впереди, несется со всех ног, как будто в состоянии уйти от волка. Азарт и буйная радость охоты растекались по жилочкам.
И вдруг что-то произошло с ним, он, будто прикованный к земле неведомой силой, остался на месте, уже не зная, в каком облике сейчас пребывает, — а Стая неудержимо неслась вперед, все удаляясь и удаляясь, и это было мучительно, остаться без Стаи, боль непоправимой утраты пронизала его так, что он отчаянно закричал, охваченный жгучим одиночеством, словно лютым морозом, взвыл от нестерпимой тоски, не зная, кто он сейчас, человек или волк…
Глава X
ЛЕСА КАТАЛАУНА
Чувства причудливо смешались, меланхолично констатировал он, в ожидании Каниллы сидя за пустым столом в малом королевском кабинете.
С одной стороны, были основания самую чуточку гордиться собой. Никаких побед он не одержал, но очень важную информацию получил. По договоренности с Яной собрал всех работавших в Магистериуме и Технионе. Под самым что ни на есть благовидным предлогом — огласил очередное послание императрицы. Случались такие послания, пусть и крайне редко. Так что никто ничего не должен был заподозрить.
Никакой туфты он высокому собранию ученых мужей подбрасывать не собирался — не из душевного благородства, а из насквозь практических соображений: убедительную туфту для немалого количества умных людей готовить пришлось бы долго и искусно. Проще было кинуть им маленькую, но крайне приманчивую косточку, что он и сделал. В послании речь шла о том, что строго засекреченной научной группе после долгих трудов удалось наконец обнаружить ведущий в прошлое Талара проход. Проект «Алмазная стрела» был в свое время свернут, но кое-какие его наработки изучались и в дальнейшем. И вот — удалось, господа мои!
По присущей ему скромности Сварог (в основном это послание сочинивший при участии Марлока) о себе в качестве первооткрывателя ничего не писал. Честь эпохального открытия досталась некоей «лаборатории Техниона». Где именно находится этот проход, тоже не упоминалось — во многом знании многие печали… В первую очередь им в голову придет, что проход в той самой «лаборатории Техниона» и открыт. И прекрасно. Ни словечком не упомянуто об истинном положении дел: что давно уже на Той Стороне работают спецслужбы, что получено немало ценной информации, что вот-вот начнется операция «Невод». Сведения крайне скупые: проход обнаружен и поддерживается постоянно, нет никаких сомнений, что речь и в самом деле идет о доштормовом прошлом Талара, изучение коего начато с превеликими предосторожностями во избежание непредсказуемых хроноклазмов. Во многом это была чистая правда, пусть и далеко не вся. Пройдет не так уж много времени, и высокому собранию будет представлена гораздо более полная и подробная информация, а пока что Сварог не уполномочен отвечать на какие бы то ни было вопросы.
