— Нет, — удивленно протянул Паша. — А что случилось? Он его продал?
— Если бы продал, — усмехнулся Колян, — нет. Отобрали.
— Кто? — Паше еще больше поразился.
— Тебе знакомо такое слово — рейдеры?
— Знакомое слово. Я где-то уже это слышал, но…
— Понятно. Короче, это такие люди, которые специально занимаются отъемом собственности. Дают взятки, угрожают, подделывают документы. А потом раз — и твоя фирма тебе уже и не принадлежит. В общем, рейдеры из города сделали нашего Хруща одной левой.
— И что теперь?
— Что — что… Плохо теперь все. Наших с элеватора увольняют, городские приехали, борзеют, бабло в город вывозят… Гнобят, короче, наших.
Паша раскрыл рот от таких новостей:
— А как же теперь Максимовский наш будет?
Колян состроил постную физиономию:
— А кто теперь знает? Захиреет наш городок. Разбегутся люди, кто куда.
Паша вспомнил о родителях, работающих на элеваторе… Но тут взгляд его упал на арбалет, лежащий рядом, и изумление как ветром сдуло. «Это все ужасно», — подумал он. — «Но Колян-то по мою душу зачем приехал? Я-то причем тут? Что он для меня уготовил»?
— В общем, Паша, — притворно вздохнул Колян, — надо бороться. И тебе придется поработать.
Тут он пристально уставился Веретенникову в глаза. Взгляд у Коляна был острый, угрожающий… Беспощадный был взгляд. У Паши мурашки по коже побежали. Одним взглядом Колян дал понять, что никакого выбора у Веретенникова нет, и что в противном случае за дальнейшую Пашину судьбу никто и ломаного гроша не даст.
— Я понимаю, — кивнул Паша. — Я готов. Что надо делать?
— Ты будешь «наконечником» нашего копья, — высокопарно сказал Колян. — Ты у нас самый боевитый, и терять тебе, честно говоря, уже нечего.
Понизив голос, он добавил:
— Менты обещали тебя грохнуть при задержании. В отместку за своего кадра.
У Веретенникова сразу пересохло в горле, взгляд его потух. Но Колян чутко уловил этот момент.
— Не парься, Паша! Отобьем элеватор обратно, у тебя будут деньги. Хрущ дает очень большую сумму. Потом я тебе сделаю новый паспорт, и можешь ехать на все четыре стороны. С новыми документами и деньгами сможешь начать совсем новую жизнь. В институт, например, поступишь… Может быть.
— Только смотри, не пей больше ничего и никогда, — лукаво подмигнул Колян. — А то у тебя крыша слабая, опять во что-нибудь влипнешь. Снова зарежешь кого-нибудь.
— Так что мне все-таки делать надо? — сухо спросил Паша, который уже, честно говоря, устал от потока негативной информации.
Колян снова стал серьезным и хищным:
— Будут цели, ты их будешь валить.
— Как киллер, что ли? — хмуро ухмыльнулся Паша.
— Да, — последовал короткий ответ.
Колян встал, отряхнулся:
— Мне пора. Короче, тренируйся, готовься, не попадайся никому на глаза. Это в твоих личных интересах.
Они пролезли обратно через дебри; Колян снова ободрался, и поэтому ушел к машине злой и матерящийся.
Паша медленно побрел в свою хижину. Ему страшно захотелось напиться.
Павел Александрович Грачев.
Павел Александрович чувствовал себя, как герой дешевой мелодрамы. Хотя нет, не очень дешевой.
Ему казалось, что интрижка с Катей уже начинает выходить ему боком.
Ситуация была такова.
Видимо, практически вся контора теперь знала, кто такая Катя, и кто она для Грачева. Что думали по этому поводу сотрудники, Павлу Александровичу было неизвестно, впрочем, его это не сильно заботило.
Гораздо интереснее был другой вопрос — знает ли жена? Пока она молчала, и можно было подумать, что она ни о чем не подозревает. Но что-то подсказывало Павлу Александровичу, что это совсем не так. То ли ее излишнее спокойствие, то ли чуть более чем естественное увлечение собственными делами. Супруга постоянно была занята: она посещала салоны, бутики, плавала в бассейне, занималась детьми и довольно часто ездила к маме.
Насколько Грачев знал свою тещу, женщина она была прагматичная, а скорее сказать, циничная. Может быть, она и посоветовала дочери вести себя спокойно. Павел Александрович как будто бы даже слышал ее слова у себя в ушах.
«Ну, есть у него любовница. Бывает… Он человек теперь богатый, у них свои заморочки. Но ты помни — любовницы приходят и уходят, а жена остается. Не нервничай, не подавай виду. Не ставь его перед выбором. Он молчит — и ты молчи. Она ему надоест, он ее бросит. А ты как была законной женой, так и дальше будешь. И о детях подумай».
Но даже и этот вопрос был не такой животрепещущий, как вопрос о том, что делать с Катей?
Хотя он обеспечил ее и жильем, (пусть временным), отличной машиной и хорошей работой, все же как-то она ухитрялась дать понять, что этого для нее мало. Она, правда, молчала по поводу желания выйти замуж, зато потребовала для себя большей свободы.
Павел Александрович был вынужден согласиться. Он не мог позволить себе ездить с Катей по ночным клубам. Поэтому ему пришлось согласиться, чтобы она ездила туда одна. Он не рискнул организовать за ней негласную слежку, и все же ему казалось, что теперь в ее постели бывает не только он. Более того, ему начало казаться, что она кое-что употребляет. И это даже не алкоголь.
При этом кто-то из коллег как-то заметил ему, (выражая беспокойство о молодом сотруднике; хотя, видимо, имелось в виду, что это Самый Главный Молодой Сотрудник), что видел Катину машину на трассе. Она неслась так, что даже отвязные водители «Деметры» были в шоке. А так как Катя была явно не Шумахер, то это могло плохо кончиться. Тем более, что девушка почти каждый день ездила из города на элеватор и обратно, а это было почти девяносто километров только в одну сторону.
Все это начинало Павла Александровича утомлять, но… Но отказаться от Кати он не мог.
Когда он все-таки оставался с ней наедине, и оказывался в ее постели, (хотя это было сейчас гораздо реже, чем бы ему хотелось), то к нему словно ненадолго возвращалась молодость. Это ощущение омоложения стоил дорого.
Не сравнить же Катю с женой! К счастью, последняя совсем «забила» на секс, и спали они с мужем в разных спальнях. Кстати, Павла Александровича это вполне устраивало. На всякий случай, он часто жаловался, что сильно устает на работе, и этого вполне хватало для «отмазки».
Наконец, случилось то, чего Грачев очень опасался.
Поздно вечером у него зазвонил сотовый телефон. Ничего необычного, если не считать, что это был особый телефон. Его номер знали только избранные.
— Паша, — раздался возле уха Катин голос. — Я в большой беде.
Пребывавший в полусонном состоянии Грачев сразу выпрямился. В груди забухало сердце. Кровь ударила в голову.
— Что случилось? — спросил он.
— Я человека сбила, — потеряно сказала Катя.
— Насмерть? — уже пытался оценить масштабы бедствия Павел Александрович.
— Не знаю… Вроде бы нет. Он лежит, стонет.
— Ты сейчас где?
— На перекрестке Автодорожной и Калинина.
— Хорошо. Стой там, никуда не уходи и не уезжай! Не давай никаких показаний! Жди меня.
Грачев судорожно одевался. «Ведь предупреждали же»! — скрипел он зубами. — «Допрыгалась»!
На шум выскочила жена, и выглянули дети.
— Что случилось?
Павел Александрович цедил сквозь зубы:
— В аварию попал наш сотрудник. Нужно помочь.
— А кто?
— Ты его не знаешь.
— Обязательно тебе ехать?
— Да, мне, — прорычал Грачев.
Он понимал, что когда он вернется, то супруга потребует подробного отчета, но сейчас было не до этого.
По дороге к машине он позвонил директору ЧОПа, попросил его что-нибудь предпринять. Тот, в свою очередь, по своим каналам начал звонить гаишникам.
До места происшествия было недалеко, и Грачев успел туда практически первым. Он сразу узнал машину, которую подарил Кате — она стояла на «аварийках», а рядом застыла фигурка самой девушки.
Павел Александрович остановил машину, вылез, и бросился к ней. Она обернулась, узнала его, и кинулась ему на грудь. Грачев крепко прижал ее к себе, шепнул — «Все будет хорошо» — но потом аккуратно оторвал девушку от себя, и зашел за машину. На дороге лежал мужчина, он был без сознания.
Грачев наклонился над ним, тот еле заметно дышал.
Проезжающие мимо автомобили замедляли ход, потом ускорялись. Никто не остановился, никому не было дела.
«Это даже хорошо», — подумал Павел Александрович, — «меньше шуму и внимания. Хорошо бы, если бы пьяный и бомж».
Но мужчина был нормально — не броско, но добротно одет — от него не несло алкоголем, и самое противное — рядом был пешеходный переход. А вот от самой Кати, как тревожно обратил внимание Грачев, попахивало.
— Скажи мне честно, ты пила? — спросил он у нее, настойчиво заглядывая ей в глаза.
— Не… немного, — сумела она из себя выдавить.