Комбат стиснул кулаки:
— Ну, мразь, сука продажная! А ведь представлялся таким паинькой. Не зря замполит хлопотал о повышении Жарова. Разберемся со старлеем, я Индюка лично удавлю! Что гады творили?! И у меня под носом! Удавлю, хоть этим смою позор свой!
Следователь положил руку на плечо комбату:
— Охолонись, Саша. Оборотни сполна получат свое. Но увольняться тебе придется.
— Да черт с ним! Уволюсь. Сам рапорт напишу, без ваших представлений! Пидоров возьмем, банду раскрошим, Бекетова вытащим — и напишу!
— Ладно, не будем сейчас об этом. Пойдем послушаем твоих спецов.
Офицеры действительно успели подготовить план штурма дома Расула. Комбат со следователем выслушали Крабова, которому в группе отвели роль старшего, не считая Белянина, естественно. Но комбату отвели пассивную роль прикрытия, посему руководство штурмом возложили на друга Бекетова.
Гостей, прибывших из военного городка, встретил хозяин усадьбы Расул.
Было заметно, как похотливо блеснули его глаза при виде Валентины, одетой в короткую юбку, кружевные чулки и открытую кофточку. Поздоровавшись с мужчинами, он повернулся к Губочкиной:
— А вас, дорогая, я особенно рад видеть в своем доме. Хитрец Жаров не предупредил, что преподнесет такой приятный сюрприз. Вы просто очаровательны, мадам. Игорь, познакомь меня с красавицей?!
Жаров представил:
— Валентина.
Расул зацокал языком:
— Ай, какое красивое имя, Валентина, это значит, Валя, да?
Ответила женщина:
— Да! А как зовут вас?
Чеченец галантно кивнул пышной шевелюрой:
— Для вас, Валя, Расул, просто Расул!
И, обратившись уже ко всем гостям, указал на центральный вход крепкого, похожего на крепость дома:
— Ну, что же мы стоим на улице? Прошу пройти в мое скромное жилище!
Валентина первой двинулась к распахнутым дверям. За ней последовал Мансур. Жарова придержал хозяин дома:
— Почему ты раньше не показал мне эту женщину, Игорь?
— Мы же практически не встречались лично.
— Да, к сожалению, это так. Было. С этого дня все будет по-другому. Но скажи мне, у этой Валентины подруга есть? Такая же пышная, сексапильная телка?
Жаров криво улыбнулся:
— Понравилась?
— Ай, слов нет!
Жаров нагнулся к Расулу:
— То, что она здесь, не единственный сюрприз, который я приготовил тебе с Фараоном.
— Да? Что ты еще намереваешься преподнести нам?
— Ну, Расул, если я скажу, то какой же это будет сюрприз? Потерпи, брат, скоро все узнаешь. Но идем, негоже, если с Цакаевым первыми встретятся Мансур и проститутка.
— Не волнуйся. Их без нас не допустят в главную комнату, но ты прав, пора идти.
Они вошли в холл, где перед второй резной дверью в конце короткого коридора стоял охранник. И только тогда открыл створки, когда Расул с Жаровым возглавили компанию. Хозяин дома ввел гостей в большую, но уютную комнату, обставленную в восточном стиле. Пол накрыт широким, ручной работы туркменским ковром, посередине которого стоял столик на коротких ножках. В комнате, кроме ковра, столика, подушек и небольшого шкафа, стоявшего в углу, ничего не было. Тусклый свет зажженных повсюду свечей создавал уют одновременно с некой загадочностью происходящего. У столика на груде атласных подушек возлежал пожилой мужчина с аккуратной бородкой, одетый в шикарный шелковый халат. Он пил чай. При виде Губочкиной улыбка на его лице исчезла. Он поставил пиалу с дымящимся ароматным напитком на столик, спросив вместо приветствия:
— Женщина? Кто она и почему здесь? Расул, я не понимаю.
Хозяин дома поклонился:
— Извините, господин, но наш русский друг объяснил, что появление в доме женщины является сюрпризом. Приятным сюрпризом, господин.
Цакаев смягчил тон:
— Да? Что ж. Если так, то ладно. К тому же русский не обязан соблюдать наши обычаи, но он должен гарантировать, что пришедшая с ним дама не представляет для нас никакой угрозы.
Жаров выступил вперед:
— Я гарантирую это, господин Цакаев.
Фараон потер переносицу:
— Хорошо! Пусть женщина присутствует во время праздничного застолья после того, как мы решим свои насущные дела. А пока, Расул, проводи ее в соседнюю комнату.
Расул повернулся к Губочкиной, перейдя на «ты»:
— Не обижайся, дорогая, таковы порядки и обычаи, женщина у нас не может находиться в обществе мужчин, особенно…
Валентина тряхнула головой:
— Я поняла это, мне и так оказана высокая честь просто находиться здесь. Если бы знала, осталась в гарнизоне. Говори, дорогой, куда идти?
Расул ухмыльнулся, указав на еле заметную на фоне стены низкую дверку:
— Туда, дорогая!
Валентине пришлось нагнуться, чтобы пройти в небольшое помещение. Чечен, следовавший за ней, проглотил слюну, увидев оголившие наполовину ягодицы женщины. Зайдя в комнату, устланную ковром с подушками, он воскликнул:
— До чего же ты аппетитна, красавица! Честное слово, я готов проглотить тебя! Такая женщина — и у Жарова. С ним ли тебе быть, дорогая?
Валентина кокетливо наклонила голову:
— А ты, горец, попробуй отбить меня! Я не против, при условии, что твоя щедрость окажется такой же не знающий границ, как и желание овладеть мной!
— О, женщины, вы само коварство! Но запомни, дорогая, ты сказала слово. У нас за слова принято отвечать. А насчет щедрости… Твой Жаров по сравнению со мной… Но… не будем об этом. Думаю, мы совсем скоро сможем поближе узнать друг друга. А пока отдохни здесь. Недолго. Завершим дела, я приду за тобой.
И бросив на Губочкину переполненный желанием похотливый взгляд, Расул удалился.
Валентина же обошла комнату. Боковых дверей не было, только та, через которую она зашла сюда. Окно оказалось узким, забранным крепкой решеткой. Вздохнув, Валентина присела на ковер. Подумала: а неплохо, если бы этот сильный и симпатичный абрек сумел перехватить ее у слабого Жарова. Отдавшись горцу, она могла бы и удовольствие получить, и быть защищенной, и получать подарки или деньги, гораздо ценнее и больше тех, что получала от Жарова, который и использовал-то Валентину ради того, чтобы окрутить Родимцеву. Если молодая дурочка клюнет на приманку оборотня, то у Жарова к Губочкиной пропадет всякий интерес. И тогда… Игорек, используя того же Мансура, вполне может попытаться вообще убрать ее, как ненужного и, в принципе, опасного свидетеля своих грязных дел. Так что надо постараться еще сильнее завести Расула в плане возможной сексуальной связи. Решив, как поступить при появлении Расула, Валентина подумала о том, что не мешает подслушать, о чем пойдет речь в главной комнате. Глядишь, и пригодится.
А в комнате разговор между мужчинами начался, как только Расул присел за столик рядом с Фараоном, напротив Жарова и Мансурова.
Цакаев спросил хозяина дома:
— Женщина не может слышать разговора?
— Нет, господин. Да и зачем ей это? Она, — Расул похотливо усмехнулся, — больше думает о том, как и когда ее трахнут. Бабец, признаю, классный. От нее пахнет самкой.
Фараон взглянул на Жарова:
— Зачем ты притащил свою блядь на нашу встречу? Или не понимал, что отсюда ей уже нет выхода?
Жаров ответил спокойно:
— Ну почему же не понимал? Как раз потому привез ее сюда.
— Что ты имеешь в виду?
Оборотень так же спокойно объяснил:
— Валентина сыграла ту роль, которая ей была отведена в моей игре. И дальнейшая связь с ней представляет для меня реальную опасность. Поэтому я решил избавиться от нее. Заодно сделать подарок вам, господин Цакаев. С этой минуты Валентина ваша рабыня, я отдаю ее вам, можете делать с ней все, что хотите. Главное, чтобы она больше никогда не вернулась в часть.
Расул не выдержал:
— Вот это сюрприз. Воистину сюрприз!
Фараон, не спуская с оборотня внимательных, суровых глаз, проговорил:
— Я еще раз убеждаюсь в твоей предусмотрительности и не по годам, наверное, природной мудрости. Ты принял правильное решение. От ненужных свидетелей надо избавляться. Вот только подарка твоего я принять не могу. Со мной молодая жена. Может, Расул согласится принять твой подарок?
Хозяин дома торопливо закивал головой:
— Конечно, босс, конечно! Спасибо!
Фараон грозно проговорил:
— Но на утехи с этой проституткой тебе, Расул, только одна ночь. С рассветом ты или твои люди должны вывезти ее труп в горы и бросить в ущелье. Ты понял меня?
— Да, господин, понял. К утру она умрет, не беспокойтесь. Я лично перережу ей горло.
— Вот и решено. А теперь перейдем к главному: Расул принеси баул!
Хозяин дома встал и вышел из комнаты. Вскоре внес тяжелую, битком набитую брезентовую сумку. Поставил ее на стол, расстегнул молнию. На резную крышку посыпались пачки стодолларовых купюр. Глаза Жарова и Мансурова загорелись алчным огнем.
