И все равно он волновался. Чувство, что его нашли и теперь преследуют, не давало покоя. Он пытался сообразить, что ему делать. На раздумья у него было минут пятнадцать. Где ему выходить, как он сможет отделаться от возможного «хвоста»? Все это представлялось неразрешимой задачей, но внезапно ему в голову пришла мысль, достаточно дерзкая, чтобы быть осуществимой. Он исходил из того, что полковники следят не только за ним. Им не менее важно сопроводить его к Байбе Лиепе и затем ждать момента, когда они смогут заполучить завещание майора.
Чтобы выполнить свой план, Валландер нарушил инструкции, полученные от Веры, и сошел у гостиницы «Латвия». Не оглядываясь, вошел в гостиницу, подошел прямо к стойке администратора и спросил, нет ли свободного номера на одну-две ночи. Он громко и четко говорил по-английски и, когда администратор ответила, что свободные номера есть, подал ей свой немецкий паспорт и записался под именем Готфрида Хегеля. Он сказал, что его багаж прибудет позже, и добавил достаточно громко, но не нарочито, что просит разбудить его около полуночи, поскольку ждет важного телефонного звонка и боится проспать. В лучшем случае таким образом он выиграет четыре часа. Поскольку багажа у него не было, он сам взял ключ и пошел к лифту. Номер оказался на четвертом этаже. Теперь действовать — немедленно и без колебаний. Он попытался вспомнить, в котором конце длинного коридора располагается черная лестница, и, выйдя из лифта на четвертом этаже, сразу же понял, куда ему идти. Он направился вниз по темной служебной лестнице, надеясь, что полковники еще не взяли под наблюдение всю гостиницу. Затем спустился в подвал и увидел дверь, ведущую на задворки гостиницы. Он испугался, что не сможет открыть ее без ключа, но ему повезло — ключ торчал в замке с внутренней стороны. Валландер вышел на темную улицу, какое-то мгновение постоял неподвижно и огляделся, но вокруг не было ни души и нигде не раздавались торопливые шаги. Он побежал вдоль домов, сворачивая в переулки, и остановился, только когда оказался по меньшей мере в трех кварталах от гостиницы. Он запыхался и спрятался в подъезд, чтобы перевести дух и посмотреть, не гонятся ли за ним. Он попытался представить себе, как в то же самое время Байба Лиепа где-то в другой части города пытается оторваться от злобных ищеек, посланных кем-то из полковников. И подумал, что она наверняка справится: ведь у нее был самый лучший учитель, майор Лиепа.
Около половины десятого он добрался до церкви Святой Гертруды. Огромные окна церкви были темны; он укрылся на заднем дворе. Откуда-то доносились отголоски чей-то ссоры — бесконечный поток взволнованных слов, перешедший в крик, безутешный плач и оглушительную тишину. Он стал притоптывать, чтобы не замерзнуть, и попытался вспомнить, какое сегодня число. По улице проносились машины, и в глубине души комиссар был готов к тому, что одна из этих машин притормозит и его схватят прямо за мусорными баками, между которыми он прятался.
Опять стало казаться, что его уже выследили и что попытка изобразить, будто он поселился в гостинице «Латвия», была напрасной. Может, он ошибался, полагая, что женщина с ярко накрашенными губами не выполняет задания полковников? Может, они уже ждут в темноте на кладбище, ждут момента, когда обнаружится завещание майора? Валландер гнал эти мысли. Потому что тогда у него остается единственный выход — бежать в шведскую миссию, но он знал, что не сможет этого сделать.
Часы на колокольне пробили десять. Он ушел с заднего двора, внимательно осмотрел улицу и поспешил к маленькой железной калитке. Несмотря на все его предосторожности, она тихонько скрипнула. Редкие фонари едва озаряли стену кладбища. Он стоял неподвижно и слушал. Все было тихо. Он осторожно пошел к боковому нефу, откуда в первый раз выходил из церкви вместе с Байбой Лиепой. Снова возникло чувство, что за ним следят, что сыщики где-то спереди, но поскольку он ничего не мог сделать, то дошел до церковной стены и принялся ждать.
Рядом с ним бесшумно возникла Байба Лиепа, как будто материализовавшись из темноты. Он вздрогнул. Она что-то прошептала, он не разобрал что. Затем быстро потащила к двери бокового нефа, и тогда Валландер понял, что она ждала его в церкви. Она открыла дверь большим ключом и направилась к алтарю. Под высокими церковными сводами лежала кромешная тьма, Байба вела его за руку, будто слепого, а он не мог понять, как она ориентируется в темноте. За ризницей находилось складское помещение без окон, на столе стояла керосиновая лампа. Здесь она и ждала его, на стуле лежала ее шуба, и, к его удивлению и умилению, рядом с лампой она поставила фотографию майора. На столе были термос, несколько яблок и кусок хлеба. Как будто она приглашала его на последнюю тайную вечерю, и он спросил себя, как быстро их найдут полковники. Интересно, какое отношение она имеет к церкви, верит ли она в Бога, в отличие от покойного мужа, ведь он знает о ней так же мало, как когда-то знал о майоре.
Когда они вошли в комнату за ризницей, она крепко обняла его. Ее руки железным обручем сомкнулись за его спиной. Он заметил, что она плачет и что она разгневана и опечалена.
— Они убили Инесе, — прошептала она. — Они убили всех. Я думала, тебя тоже убили. Когда Вера связалась со мной, я решила, что все кончено.
— Это было ужасно, — сказал Валландер. — Но теперь не будем вспоминать об этом.
Она с удивлением посмотрела на него и возразила:
— Мы всегда должны об этом помнить — иначе мы забудем, что мы люди.
— Я не имел в виду, что мы должны это забыть, — уточнил он. — Я только хочу сказать, что мы должны идти дальше. Печаль сковывает наши действия.
Она опустилась на стул. Он заметил, что она измотана усталостью и горем, и спросил себя, надолго ли ее хватит.
Ночь, которую они провели в церкви, стала переломным моментом в жизни Курта Валландера. До этого он редко размышлял над смыслом своей жизни. Возможно, в мрачные минуты, при виде убитых людей, задавленных насмерть детей или отчаявшихся самоубийц, он вздрагивал от осознания того, как бесконечно коротка жизнь перед лицом смерти. Так коротка жизнь и так бесконечно длинна смерть. Но он всегда умел выбрасывать подобные мысли из головы, на жизнь он смотрел преимущественно практически и сомневался, что обогатит свое существование, если станет его кроить по философским лекалам. Не огорчался комиссар и из-за эпохи, в которой ему выпало жить. Человек рождается, когда рождается, и умирает, когда умирает, дальше этих границ Валландер предпочитал не смотреть. Однако ночь, проведенная вместе с Байбой Лиепа в холодной церкви, заставила его заглянуть в самого себя глубже, чем раньше. Он понял, что мир мало похож на Швецию, и собственные проблемы показались ему незначительными по сравнению с той беспощадной борьбой, которой была отмечена жизнь Байбы Лиепы. Только в эту ночь он наконец вполне осознал: бойня, в которой убили Инесе, произошла на самом деле. И полковники существуют, и сержант Зидс выпустил четыре смертельные пули из реального оружия. Комиссар думал о том, какая же это изнурительная мука — находиться в постоянном страхе. «Эпоха страха, — думал он, — вот мое время, а я понял это только теперь, когда прожил почти полжизни».
Она сказала, что в церкви они в безопасности, насколько это теперь возможно. Местный священник был близким другом Карлиса Лиепы и без колебаний предоставил Байбе убежище, когда она попросила о помощи. Валландер рассказал о своем ощущении, что полковники уже выследили его и притаились где-то в темноте.
— А зачем им скрываться? — возразила Байба. — Люди такого сорта не привыкли таиться, когда намереваются схватить и наказать людей, угрожающих их существованию.
Валландер сознавал, что она, скорее всего, права. Вместе с тем он не сомневался, что полковников в первую очередь интересовало завещание, их пугали собранные майором доказательства, а не вдова и безобидный, по их мнению, шведский полицейский: ведь они, возможно, еще не догадались, что он объявил им тайную вендетту.
