— Если вас устраивает такая формулировка…
— Мистер Биддл, у меня создается впечатление, что это дело личное.
После долгого молчания он сказал:
— А даже если и так?
Я пожал плечами:
— Мне все равно, пока мне платят. Но начало у нас получается нехорошее. Вы говорите мне, что Канезаки вышел из-под контроля, что его деятельность может вызвать проблемы по обе стороны Тихого океана. Однако все выглядит так, как будто потенциальные проблемы гораздо сильнее локализованы.
Он посмотрел на меня:
— То, что я рассказал вам, нельзя назвать неправдой. Ну да, у меня есть также личные причины. Как вы думаете, что произойдет со мной, как с непосредственным руководителем Канезаки, если все откроется?
— Наверное, целый шторм из дерьма. Только я не понимаю, как самоубийство Канезаки может решить ваши проблемы. Разве отчетные материалы о его деятельности не сохранятся? Расписки в получении денег и все такое?
Его глаза превратились в щелки.
— Я позабочусь об этом.
— Конечно, вам лучше знать, чем мне. Я просто так говорю. Кстати, как вы считаете, где Канезаки брал деньги на ведение «Сумерек» даже после того, как шишки перекрыли кран? Полагаю, мы говорим о значительных суммах.
Он отвел глаза вправо. И его взгляд говорил: «Придумай что-нибудь».
— Я не знаю.
— Если вы будете продолжать лгать мне, — сказал я спокойно, — я начну рассматривать вас как угрозу.
Биддл долго смотрел на меня, потом медленно произнес:
— Ладно. Канезаки получал деньги от человека, которого зовут Фумио Танака. Он унаследовал хорошее состояние, и у него правые политические симпатии. Я не вижу, какое это имеет отношение к обсуждаемой работе.
Я молчал, как бы размышляя.
— Ну ладно, даже если Канезаки исчезнет, Танака все еще останется, не так ли? Тогда почему бы мне не вмешаться и в его деятельность тоже?
Биддл резко замотал головой.
— Нет, — сказал он. — В этом нет необходимости. Я обратился к вам за содействием по конкретному вопросу и хотел бы получить ответ только относительно него. Пожалуйста.
— Мне понадобится связь с вами.
— Так вы беретесь за работу?
Я посмотрел на него:
— Сначала хочу обдумать ваш рассказ. Если решу, что работать с вами безопасно, я сделаю это.
Он достал ручку «Монблан майстерштюк», открутил колпачок и нацарапал на салфетке номер.
— Можете найти меня по этому номеру.
— Да, еще одна вещь. — Я взял салфетку. — Парень, через которого вы пытались добраться до меня, Харриоси Фукузава. Он недавно погиб.
Он сглотнул.
— Я знаю. Канезаки говорил мне.
— Как вы думаете, что там произошло?
— Из того, что мне рассказал Канезаки, могу сделать вывод, что произошел несчастный случай.
Я кивнул:
— Дело в том, что Фукузава был моим другом. Он не был пьющим человеком. Но когда он упал с крыши, оказалось, что он был порядком набравшись. Странно, не правда ли.
— Если вы думаете, что мы можем иметь какое-нибудь отношение…
— Может быть, вы мне скажете, кто имеет?
Снова взгляд вправо.
— Не знаю.
— Ваши люди следили за Гарри. И я знаю, что его смерть не несчастный случай. Если вы не придумаете чего-нибудь получше того, что уже сказали, мне придется предположить, что это были вы.
— Да говорю же вам, я не знаю, кто это сделал. Даже если предположить, что это не несчастный случай.
— Для начала, как вы выяснили, где жил Гарри?
Биддл повторил рассказ Канезаки о письме Мидори.
— Имея на руках только это, вы должны были воспользоваться местным ресурсом, — предположил я.
Он взглянул на меня:
— Похоже, вам многое известно. Однако я не намерен ни подтверждать, ни отрицать специфику работы с местными ресурсами. Если вы заподозрили, что в деле мог быть замешан местный ресурс, я ничем не могу помочь. Как я уже сказал, я не знаю.
Из него больше ничего нельзя будет вытянуть, особенно в таком месте. Хотелось бы встретиться с ним еще разок, уже наедине.
Я встал.
— Буду на связи, — сказал я, уходя.
С Тацу мы договорились встретиться в парке Йоёги, после того, как я распрощаюсь с Биддлом. Я пошел туда, принимая обычные меры предосторожности. Он уже ждал, сидя на скамейке под одним из тысяч кленов парка, читал газету и выглядел как живущий неподалеку пенсионер, который каждый день проводит здесь, делая одно и то же.
— Как прошло? — спросил он.
Я коротко передал ему все, что мне сообщил Биддл.
— Я знаю о Танаке, — сказал он, когда я закончил. — В двадцатых годах его отец основал компанию по производству электроприборов, она пережила войну и стала впоследствии процветать. Танака продал ее после смерти отца и с тех пор живет на вырученные деньги, причем немалые. Говорят, у него невообразимое либидо, особенно для человека почти семидесяти лет. А еще говорят, что он сидит на кодеине и других наркотиках.
— Как насчет политических взглядов?
— Насколько мне известно, никаких.
— Тогда зачем ему финансировать программу Конторы, цель которой — помощь реформаторам?
— Мне хотелось бы, чтобы ты помог мне это выяснить.
— То есть?
Тацу посмотрел на меня:
— Сыграешь плохого полицейского. И мы сможем найти ниточку к Мураками.
— Ничего от того парня, которого вы схватили?
Он покачал головой:
— Проблема в том, что он гораздо сильнее боится своего босса, чем меня. Однако на меня всегда производило впечатление, как может меняться поведение человека после того, как он проведет сорок восемь, а то и семьдесят два часа без сна. Тогда можно кое-что узнать.
Он достал сотовый и набрал номер. Задал несколько вопросов. Выслушал. Дал инструкции. Потом сказал:
— So da. So da. So. Все правильно. Все правильно. Да.
Отключил телефон и повернулся ко мне:
— Один из моих людей едет сюда, чтобы забрать нас. Он отвезет нас в резиденцию Танаки, это в Сироканедаи.
Сироканедаи считается чуть ли не самым шикарным районом Токио. Не считая главной артерии — Мегуро-дори, которая проходит через него, узкие улочки с элегантными домами на одну семью и апартаментами выглядят удивительно мирными и ухоженными, как будто на деньги местного населения удалось выкупить весь шум и суету окружающего города и отправить их куда-то еще. От этого района исходит некий расслабляющий дух. Его женщины, которых называют сироганезками, выглядят естественно в своих мехах, когда прогуливают карликовых пуделей или шпицев между визитами в чайные дома, бутики и салоны. Его мужчины выглядят уверенно за рулем «бумеров» и «бенцев», которые отвозят их на высокопоставленную работу. Его дети, расслабленные и беззаботные, еще не знают, что их район — исключение, а не правило.
Человек Тацу забрал нас, где и договаривались, и через десять минут мы были в Сироканедаи.
Танака жил в слишком большом двухэтажном отдельно стоящем доме на Сироканедаи 4-тёмэ, по диагонали от посольства Шри-Ланки. Наиболее характерными признаками дома, кроме его размера, были автомобили, припаркованные у въезда: белый «Порше-911 ГТ» с массивным спойлером и ярко-красный «феррари-модена». Оба сияли — ни пятнышка, я даже подумал, действительно ли Танака ездит на них или просто выставил в качестве трофеев.
Недвижимость огорожена и находится на возвышении, что придает ей вид замка, свысока взирающего на более мелкие жилища вокруг. Тацу и я вышли из машины, миновали калитку, которая оказалась не заперта. Он нажал кнопку у двойной деревянной двери, изнутри донесся баритон перезвона колоколов.
Через секунду дверь открыла молодая женщина. Симпатичная, похоже, из Юго-Восточной Азии, возможно, филиппинка. Однако одета в классическую черно-белую униформу служанки, которую завершала соломенная шляпка поверх высокой прически. Наряд, какой мог бы заказать извращенец среднего класса в одном из так называемых клубов образов, где клиентов обслуживают девушки, одетые студентками, медсестрами или представительницами других профессий, униформа которых могла бы представлять собой фетиш. Я даже подумал, каким в действительности может быть у этой женщины полный диапазон обязанностей по дому.
— Чем могу помочь? — спросила она, посмотрев сначала на Тацу, потом на меня.
— Я глава департамента Кэисацутё Исикура Тацухико. — Тацу показал жетон. — Я хотел бы поговорить с Танакой-сан. Не могли бы вы пригласить его?
— Танака-сан ожидает вас? — спросила она.
— Не думаю, — ответил Тацу, — но уверен, что он будет счастлив увидеть меня.
— Одну минуту, пожалуйста. — Она закрыла дверь, и мы остались ждать.
Минуту спустя дверь снова открылась, на сей раз за ней стоял мужчина. Я сразу же узнал его: человек, на которого я обратил внимание в «Розе Дамаска», тот самый, с молодой внешностью, поддерживаемой химией и хирургией.
