— Я Танака, — сказал человек. — Чем могу быть полезен?
Тацу снова показал жетон.
— Я хотел бы задать вам несколько вопросов. В настоящий момент мой интерес к вам периферийный и неофициальный. Наличие вашего сотрудничества или его отсутствие определят, изменится ли мой интерес.
Выражение лица Танаки осталось невозмутимым, однако напрягшееся тело и угол наклона головы подсказали мне, что Тацу полностью завоевал его внимание. Несмотря на всех адвокатов, которые, я не сомневаюсь, состоят у него на службе, несмотря на обязательное окружение подхалимов и мелких сошек, этот человек боится настоящей беды, такой беды, которую он только что увидел, заглянув в глаза Тацу.
— Да, прошу вас, заходите, — сказал он.
Мы сняли обувь и проследовали за ним через круглую прихожую с полом, выложенным в шахматном порядке белыми и черными мраморными плитами. В глубине виднелась винтовая лестница, вдоль стен стояли копии статуй, похожих на греческие. Мы вошли в комнату, обшитую панелями красного дерева, все четыре стены которой, от пола до потолка, занимали книжные шкафы. Как и машины снаружи, книги выглядели так, как будто с них часто стирают пыль, но никогда не читают.
Мы с Тацу сели на темно-красный кожаный диван. Танака — напротив в такое же кресло. Он спросил, не может ли предложить нам что-нибудь поесть или выпить. Мы отказались.
— Я не расслышал, как зовут вашего коллегу. — Танака посмотрел на меня.
— Его присутствие здесь, как и мое, пока неофициальное, — сказал Тацу. — Надеюсь, у нас получится сохранить положение именно таким.
— Конечно, — ответил Танака, в своем нервном рвении не заметив, что Тацу проигнорировал вопрос. — Разумеется. Теперь, прошу вас, расскажите, что вас интересует.
— Кто-то пытается связать вас с участием в американской программе, которая финансирует определенных японских политиков, — сказал Тацу. — Хотя я думаю, что вы замешаны в этой программе, я не верю, что вы отвечаете за нее. Но мне нужно, чтобы вы убедили меня в этой вере.
Цвет буквально вытек из-под загара Танаки.
— Я думаю… лучше всего мне было бы проконсультироваться с моим юридическим советником.
Я посмотрел на него, представляя, как бы я его убивал.
— Это выглядит как отказ от сотрудничества, — сказал я.
Танака посмотрел сначала на меня, потом на Тацу.
— Деньги даже не мои. Они поступают не от меня.
— Хорошо. Дальше, — сказал Тацу.
Танака облизнул губы.
— Наш разговор останется неофициальным? — спросил он. — Если кое-кто узнает, мне придется очень плохо.
— До тех пор пока вы сотрудничаете с нами, — сказал Тацу, — вам нечего бояться.
Танака посмотрел в мою сторону, ища подтверждения. Я одарил его улыбкой, которая говорила, что я втайне надеюсь, что он не будет сотрудничать, и тогда я смогу над ним поработать.
Танака громко сглотнул.
— Хорошо. Шесть месяцев назад мне велели связаться с человеком, который работает на посольство США. Человеком по фамилии Биддл. Мне сказали, что Биддл представляет определенные силы, которые намерены обеспечить источник финансирования кампании политиков-реформистов.
— Кто сказал вам это сделать? — спросил Тацу.
Танака взглянул на Тацу, потом опустил взгляд.
— Тот же человек, который предоставляет деньги.
Тацу посмотрел на него:
— Пожалуйста, точнее.
— Ямаото, — прошептал Танака. Потом: — Пожалуйста, я ведь сотрудничаю. Разговор должен остаться неофициальным.
Тацу кивнул:
— Продолжайте.
— Я встретился с Биддлом и сказал ему, как меня и проинструктировали, что я верю, что Японии необходима радикальная политическая реформа, и что я хотел бы помочь, чем могу. С тех пор я передал Биддлу около ста миллионов иен для распределения среди политиков.
— Этих людей подставляют, — сказал Тацу. — Я хочу знать как.
Танака посмотрел на него:
— Я только выполнял инструкции. На самом деле я не участвую.
— Понимаю, — сказал Тацу. — Вы поступаете правильно. Продолжайте.
— Три месяца я передавал Биддлу наличные, не спрашивая ничего взамен. Потом сделал вид, что беспокоюсь, не обманывают ли меня. «Кому на самом деле идут эти деньги? — спросил я его. — Отвечайте, или я выхожу из игры!» Сначала Биддл отказывался. Потом сказал, что я должен знать этих людей и, вероятно, мог бы вычислить их, просто читая газеты. Потом назвал имена. Я притворился, что меня это устраивает, и отдал ему еще порцию денег.
Потом я снова разыграл параноика. Я сказал: «Вы блефуете. Докажите мне, что вы на самом деле отдаете мои деньги тем людям, которым они нужны, а не оставляете себе!» И снова он сначала начал спорить. Но в конце концов согласился сказать мне, где и когда состоится встреча. Потом еще одна.
Боже праведный, подумал я.
— О скольких таких встречах информировал вас Биддл?
— О четырех.
— И что вы сделали с информацией?
— Я передал ее… лицу, обеспечивающему финансирование, как меня и инструктировали.
Тацу кивнул.
— Дайте мне имена участников тех встреч и даты.
— Я не помню точных дат, — сказал Танака.
Я зловеще улыбнулся и начал вставать. Танаку передернуло. Тацу поднял руку, чтобы остановить меня.
— Постарайтесь быть как можно более точным.
Танака назвал четыре фамилии. Примерную дату каждой встречи. Я сел.
— Теперь назовите мне имена, которые вы узнали от Биддла.
Танака снова подчинился.
Тацу ничего не записывал, и я понял, что он знает, о ком идет речь.
— Очень хорошо, — сказал он, когда Танака закончил. — Вы вышли на высокий уровень сотрудничества, и не вижу никаких причин, чтобы кто-либо узнал о том, что этот разговор состоялся. Конечно, если мне понадобится дополнительная информация, я могу зайти к вам еще раз. С такими же мерами предосторожности.
Танака кивнул. Выглядел он не очень хорошо.
Служанка проводила нас до двери. Машина ждала на улице. Мы сели и отъехали. Я попросил высадить меня около железнодорожной станции Мегуро, неподалеку. Человек Тацу быстро довез нас до станции и остался ждать в машине, пока мы с Тацу стояли рядом, приводя в порядок мысли.
— Что думаешь? — спросил я.
— Он говорит правду.
— Скорее всего. Но кто состыковал его с Биддлом?
Тацу пожал плечами:
— Возможно, один из законспирированных источников ЦРУ, связанный с Ямаото. Если Биддл разрабатывал эти источники, пытаясь найти того, кто поддержит «Сумерки», информация могла и вернуться к Ямаото.
— А Ямаото увидел бы в этом возможность повернуть программу в нужное ему русло.
Он кивнул, потом спросил:
— Что, по-твоему, делал Ямаото те четыре раза, когда Канезаки встречался с источниками?
Я пожал плечами:
— Наблюдатели. Параболические микрофоны, телеобъективы, видео с высоким разрешением.
— Согласен. Теперь предположим, что у Ямаото есть аудио- и видеозаписи встреч. В чем для него ценность этих материалов?
Некоторое время я размышлял.
— Шантаж скорее всего. «Делай, что я скажу, или фотографии попадут в СМИ».
— Да, это любимый метод Ямаото. И он в высшей степени эффективен, когда на фото запечатлены похождения женатого мужчины, связь с молодым юношей или другое социально неприемлемое поведение. Но здесь?
Я снова задумался.
— Считаешь, видео- и аудиозапись встречи с Канезаки не говорит сама за себя?
Он пожал плечами:
— Аудио — может быть, если бы записанный разговор был достаточно инкриминирующим. А вот видео менее результативно: политик в публичном месте беседует с человеком, явно японцем.
— Потому что никто не знает, кто такой Канезаки. — Я начинал схватывать. Тацу смотрел на меня, видимо, ожидая, когда я сложу все вместе. — Им нужно сделать Канезаки общеизвестной фигурой, — продолжал я развивать мысль. — Напечатать портрет в газете. Какой-нибудь скандальной.
Тацу кивнул.
— А как это сделать?
— Черт возьми! — воскликнул я, наконец увидев всю картину. — Биддл разыгрывает карту Ямаото. Он делает из Канезаки козла отпущения, вешая на него всю ответственность за «Сумерки», так, чтобы, если дело станет достоянием общественности, тот навсегда остался «негодяем» и принял на себя весь огонь. Теперь же, если Канезаки становится фигурой публичной, человеком с плаката об афере ЦРУ, политики, сфотографированные вместе с ним, тоже идут на дно.
— Точно. Биддл уже не может спалить Канезаки, не спалив реформаторов, которых он предположительно должен защищать.
— Поэтому он хочет, чтобы Канезаки не стало. Тихое и милое самоубийство вместо скандала.
— Тем временем Биддл уничтожает расписки и все прочие свидетельства существования «Сумерек».
Секунду я думал.
— Чего-то все-таки не хватает.
