отчаянно цепляется за свою жизнь и который находится в полной его власти! Такого противоречия полковник перенести не мог, и одновременно с этим фактом приходилось считаться.
— Хорошо, — сказал наконец полковник. — Я разрешаю вам действовать так, как вы предлагаете. Сейчас вас отведут к курсантам, и вы немедленно приступите к формированию отряда. Отряд должен быть сформирован к завтрашнему утру. И перво-наперво вы объясните курсантам предстоящую им задачу.
Полковник позвал солдат, отдал им приказ, и Старикова увели. Его вели к задворкам лагеря, где находился полигон, на котором тренировались каратели.
Глава 29
Лысухин знал, что Старикова — увели, и назад он не вернулся. Не знать этого было невозможно: кто-то это видел, один заключенный шепнул об этом другому заключенному, а тот — третьему… В концлагере всегда полно слухов. И в конце концов эти слухи дошли и до Лысухина.
Конечно, капитан не мог знать, в чем тут дело. Но он мог предполагать. А что оно такое — предположение в концлагере? Это постоянная готовность к самому худшему. И потому Лысухин, узнав о Старикове, тотчас же настроил себя на самое худшее. Вполне могло статься, что Старикова в чем-то заподозрили. Или он совершил какой-то очевидный промах. Например, произнес какие-то опрометчивые слова или совершил какой-то необдуманный поступок. А кто-то это услышал или увидел и донес. Доносчиков в лагере хватает…
Что мог предпринять Лысухин в такой ситуации? В общем и целом — ничего. Оставалось лишь внутренне собраться и быть готовым к борьбе — которая, в чем бы она ни выражалась, наверняка была бы последней схваткой Лысухина с врагом. Потому что если заподозрили Старикова, то вслед за этим неминуемо заподозрят и его, Лысухина. Хотя бы потому, что они одновременно попали в лагерь, да притом столь необычным способом.
Конечно, положение Лысухина было намного надежнее, чем положение Старикова. Шесть диверсантских групп, которые Лысухин подготовил и которые были накануне отправлены в глубокий советский тыл — это совсем не то, что отряд карателей в окрестных лесах. Каратели — они на виду, а вот диверсанты — поди их поищи. Нырнули они в советские тылы — и что с ними сталось дальше, никому не ведомо. Если они не дураки, то тотчас же сдадутся советским властям, как тому учил их Лысухин. А если по глупости или по неверию не сдадутся, то, скорее всего, их уничтожат… В любом случае, узнать что-нибудь об их судьбе — дело практически безнадежное. Так что с Лысухина взятки гладки. Хотя, конечно же, и ему надо быть начеку. «Ну-ну, — подумал Лысухин. — Поглядим…»
И каково же было его удивление, когда он практически нос к носу столкнулся со Стариковым на полигоне! Стариков Лысухина тоже заметил и даже сделал ему потаенный знак рукой: дескать, со мной все в порядке, а все подробности потом.
Курсанты-каратели также увидели Старикова и также удивились. Удивление промелькнуло на лице даже у Дервиша. Стариков встретился с Дервишем глазами. «Кажется, со мной все в порядке!» — мог почитать Дервиш в глазах Старикова.
Стариков оглядел курсантов-карателей и дал команду строиться. Когда курсанты выстроились в две шеренги, перед строем неожиданно возникли майор Литке и полковник Вайскопф собственной персоной. И если появление майора было для Старикова ожидаемым, то появление полковника — это было своего рода сюрпризом. Впрочем, у Старикова не дрогнул ни единый мускул. Он был готов к дальнейшей борьбе и ко всяческим неожиданностям.
— Только что мне дан приказ сформировать боевой отряд, — сказал Стариков курсантам. — Пойдем в лес сражаться с врагами Германии. Пока не с партизанами, а с самыми настоящими разбойниками. Вы их знаете. Еще два дня назад они тренировались с вами на этом полигоне и жили с вами в одних бараках. Затем они получили приказ уничтожить партизанский отряд. Но приказ они не выполнили и обратно в лагерь также не вернулись. Сейчас они где-то в окрестных лесах. Они враги Германии, потому что, повторяю, не выполнили приказ. Значит, они и наши враги. И нам предстоит их уничтожить. Германия в лице господина полковника, — здесь Стариков указал в сторону полковника Вайскопфа, — оказывает нам большое доверие. Мы это доверие должны оправдать. И мы его оправдаем!
Речь, произнесенная Стариковым, была стандартная — таких речей в том или ином виде курсанты наслушались немало. Но вместе с тем в этой речи присутствовал и другой смысл. Для большей части курсантов этот самый смысл был вполне очевидным. Они знали или, по крайней мере, догадывались, о чем на самом деле ведется речь. Очень скоро они окажутся за пределами лагеря, да еще и с оружием в руках. А это свобода, это возможность вновь вступить в сражение с врагом. Другая же часть курсантов ни о чем не догадывалась — она ничего не знала о Старикове и принимала его за обычного инструктора, вступившего в сотрудничество с фашистами. И что на самом деле думала сейчас эта часть, никому не было известно. Кроме, конечно, самих курсантов.
Полковник Вайскопф, судя по всему, остался вполне довольным речью Старикова. Он отдал какие-то распоряжения майору Литке, повернулся и ушел. Литке же — остался. Формирование отряда и его снаряжение проходило под его присмотром. Стариков этого ожидал и потому старался не обращать на Литке внимания. Литке также не вмешивался в действия Старикова, он просто стоял и наблюдал.
* * *
Лысухин стоял поодаль и также слышал речь Старикова. Уж кто-кто, а он прекрасно понимал ее истинную суть. Оставалось лишь задать Старикову один-единственный вопрос… И им удалось перекинуться несколькими словами. Конечно, это было рискованно, но другого выхода не оставалось.
— Ты тоже с ними? — шепнул Лысухин Старикову.
— Скорее всего, — ответил Стариков. — Если только Вайскопф не передумает…
— Понятно, — сказал Лысухин и отошел от Старикова.
Действительно, все было понятно. Если Стариков вместе с отрядом карателей покинет лагерь, то обратно он уже не вернется, потому что обратно не вернется и отряд. «Вот и чудно! — подумал Лысухин. — Значит, Петро окажется на свободе!»
О самом себе Лысухин не думал — да и о чем тут было думать? И без того было все понятно — он останется в лагере и будет продолжать свою войну. Один, без Старикова.
