за свою свободу… Были и раненые.
— Перевяжите друг другу раны, — сказал Стариков, обращаясь к бойцам. — Обыщите убитых немцев, у них должны быть бинты.
— А с этими — что будем делать? — Кто-то из бойцов указал на четырех плененных немецких солдат и майора Литке.
— С этими? — механически переспросил Стариков.
Майор Литке знал русский язык и потому без труда понял, что речь идет о нем. Точнее сказать, о его жизни. Морщась от боли, он поднялся. В его неживых глазах полыхала ненависть, смешанная со страхом. Он пытался что-то сказать Старикову, но что он мог сказать? Это была ситуация, в которой все было ясно без слов.
Стариков вопросительно посмотрел на Дервиша. Нет, ему не было жаль плененных фашистов, но тем не менее сейчас он испытывал растерянность. Может, потому что ему никогда еще не доводилось убивать безоружных врагов. У Дервиша, похоже, было на этот счет другое мнение. Не меняя выражения лица, он поднял отобранный в бою автомат и выпустил из него несколько длинных очередей. А затем произнес несколько никому не понятных слов на своем родном языке. И все…
— Похоронить бы хлопцев. — Кто-то из бойцов тронул Старикова за плечо. — Не оставлять же их вот так, неприбранными. Грех это… Да и вообще…
— Да, похоронить… — Стариков потряс головой, пытаясь окончательно прийти в себя. — Похоронить… Нет, не будем мы их сейчас хоронить. Долгое это дело — хоронить восемнадцать душ. А нам надо уходить. А то вдруг на шум сбегутся еще немцы. Не справимся… Заберем убитых с собой, отойдем подальше в лес, там и похороним.
Но уйти в лес им не удалось. Откуда-то издалека послышался шум, треск сучьев, топот ног, а затем и чье-то хриплое, тяжелое дыхание. Кто-то приближался к месту недавней схватки.
— К бою! — скомандовал Стариков. — Бегом с поляны! Всем укрыться за деревьями! Стрелять только по команде!
Бойцы бросились к укрытиям. Стариков бежал вместе с ними и подспудно ожидал выстрелов в спину. Но отчего-то никто не стрелял.
Укрывшись за толстенным сосновым стволом, Стариков напряженно всматривался в противоположный край поляны. Там также росли деревья, и за ними кто-то прятался. Тех, кто прятался, было много — Стариков замечал это опытным взглядом разведчика. Но кто они? Немцы? Партизаны? Или, может, тот самый отряд, ушедший из лагеря двумя днями раньше? Выстрелов с той стороны не было, и Стариков, соответственно, также не давал команды стрелять.
— Как ты думаешь, кто они? — спросил Стариков у Дервиша.
Тот в ответ лишь передернул плечами. Он и сам не знал, кто таится за деревьями на противоположном краю поляны.
В молчаливом ожидании невесть чего прошло, по предположениям Старикова, никак не меньше двадцати минут.
— Эй! — вдруг раздался из того места, где укрывались неизвестные, голос. — Эй, братва! Вам привет от иволги!
Это был пароль. А коль так, то там, за деревьями на другом краю поляны, были свои. Может, партизаны, может, такие же недавние пленные — это было не важно. Главное, что свои.
— Иволги в здешних местах не водятся! — сложив руки рупором, прокричал Стариков.
На другом конце поляны зашевелились кусты, и из них появилась мужская фигура. Вглядевшись, Стариков узнал этого человека. Это был Колхоз. Выдохнув, Стариков шагнул ему навстречу.
— Ба, так это — ты! — удивленно произнес Колхоз. — А мы-то гадаем — кто это устроил такую отчаянную пальбу посреди бела дня? Прибежали, пригляделись — а мертвых фрицев на поляне не счесть! Мы и смекнули… Ну, здорово, иволга! Многих привел с собой?
— Многих, — ответил Стариков. — И положил на этой поляне тоже многих…
— Ну, это уж как водится, — вздохнул Колхоз. — Без этого войны не бывает.
Они подошли друг к другу ближе и обнялись. Из-за деревьев с разных краев поляны стали выходить люди. Они также подходили друг к другу, обнимались, хлопали друг друга по плечам, что-то говорили, протягивали курево…
Колхоз оглядел поле боя и лежащих на нем мертвых фашистов.
— Ба, да это же майор Литке собственной персоной! — указал он на одно из тел. — Приятное зрелище, что и говорить. За чем шел, то и нашел.
К Старикову и Колхозу подошел Дервиш и молча встал в стороне.
— Это Дервиш, — представил его Стариков. — Командир отряда, как и ты.
Колхоз и Дервиш молча обнялись.
— А мы-то шли убивать вас, — усмехнулся Стариков. — Как разбойников, которые еще хуже, чем партизаны. Таков приказ полковника Вайскопфа.
— Хороший приказ, — улыбнулся Колхоз. — Главное по существу. Мы и есть благородные разбойники. Ну, кто же мы еще?
— Партизан-то разыскали? — спросил Стариков.
— Разыскали, — ответил Колхоз. — Ты-то, как я понимаю, обратно в лагерь не вернешься?
— Какой там лагерь! — махнул рукой Стариков. — Мне в другую сторону, за линию фронта. Я майор Красной Армии. Из Смерша.
— Понятное дело, — кивнул Колхоз. — А что, дружок-то твой все еще в лагере?
— В лагере, — кивнул Стариков.
— Нелегко ему там придется, — вздохнул Колхоз. — Хочешь того или не хочешь, а полковник Вайскопф будет его подозревать.
— Ничего, — после короткого молчания сказал Стариков. — Он выкрутится, вот увидишь! Быть того не может, чтобы не выкрутился! Это такой парень, что… — Стариков не договорил.
— Понятное дело, — кивнул Колхоз. — Абы кого на такое дело не послали бы.
— Ты на всякий случай запомни его имя, — неожиданно для самого себя произнес Стариков. — Мало ли что… Зовут его Евдоким Лысухин. Капитан Смерша.
— Запомню, — ответил Колхоз. — Обязательно запомню…
Глава 31
В ту же ночь между Лысухиным и Грачом состоялся разговор, который начал Грач.
— Пошептаться бы надо, Лысый! — негромко сказал он. — Сомнения у меня…
Сомнения были и у Лысухина. И скорее всего, они были на ту же самую тему, что и у Грача. Они уединились в углу барака.
— Вот что я думаю, — сказал Грач. — Прихлопнут тебя немцы. Коль и второй отряд карателей не вернулся в лагерь — быть того не может, чтобы не прихлопнули! Обязательно тебя привяжут к этому делу. Заподозрят тебя…
