— А Лизонька стала совсем большой, — тихо начала она, — такая красавица, что отбоя нет от парней. Даже не знаю, как буду справляться, — она хотела улыбнуться, но не получилось: было слишком печально.
— Пошла вся в тебя, — продолжила она после небольшой паузы, — такая же своенравная и характерная. Заканчивает экономический факультет, представляешь, сама поступила в Московский государственный университет. Хотела тебе сказать раньше, но никак не могла найти тебя.
Она опять запнулась.
— Хотя кого я обманываю. Толя, прости меня. Ведь я тебя даже не искала, всегда была уверена, что ты как из стали, проживешь долго. Боже! — Она с трудом сдерживала подступающие слезы. — Как я ошибалась. Ошибалась во всем и всегда. Знаешь, столько лет прошло, как будто целая вечность.
В лицо дунул легкий теплый ветерок, чуть задержался в волосах, словно кто-то аккуратно провел по ним ладонью.
— Знаешь, я скучала по тебе. Сейчас можно признаться, даже не столько тебе, сколько самой себе, что очень сильно скучала. Почему-то так случается, что ценить мы начинаем тогда, когда уже ничего не вернешь. Сейчас я понимаю, что именно ты — Смирнитский Анатолий, беззаботный парнишка-курсант училища, которого я встретила давным-давно — всегда был смыслом жизни. И теперь, осознав это, я не представляю, как смогу жить без тебя.
— Мама? — К женщине подошла молодая девушка, одетая в строгое черное платье. — Мама, ты плачешь?
— Лиза… — Она никак не ожидала, что дочь придет за ней. — Зачем ты пришла? Мы же договорились, что ты будешь ждать в машине.
— Да, — смутилась Лиза, — но ты долго не возвращалась, а потом я увидела, как ты гладишь рукой эту могилу. Кто он?
Она прикусила нижнюю губу от досады. Посмотрела сначала на могилу, где на камне было выгравировано просто: «Смирнитский Анатолий Иванович» и годы жизни, потом на дочь, потом снова перевела взгляд на могилу.
— Это, Лиза, самый замечательный человек.
— Мама? — недоуменно спросила она.
— Это твой папа, Лиза.
* * *
Осознать это было непросто. Особенно когда перед тобой, словно живые, стоят люди, которых ты знал, а кого-то и любил. Смирнитский посмотрел с тоской на растворяющуюся вдали Марину.
— Она уходит? — спросил Смирнитский.
Игорь кивнул:
— Просто потому, что она еще живет, Иваныч.
Смирнитский горько хмыкнул, а по щеке скатилась скупая мужская слеза.
— Как это было? — спросил он.
Кириллов выдержал небольшую паузу, словно собирался с мыслями. Оказывается, даже умерев, ты не утрачиваешь чувств, боли и эмоций. И это тоже было непросто принять.
— Восемь часов боли, полковник. Борьба со смертью на грани.
— Скажешь, что у меня судьба такая? — оборвал Игоря Смирнитский. — Что я свое прожил?
Игорь пожал плечами:
— Оглянись.
А вокруг все собиралось и органично сплеталось воедино: где зима и лето соседствовали друг с другом, где на фоне облетающей с деревьев листвы парили хлопья тополиного пуха и пахло надвигающейся грозой, когда на безупречно голубом небе светило яркое солнце. Это место особенное уже потому, что, такое знакомое, казалось совершенно неизвестным. Не чужим, просто незнакомым, но по ощущениям таким родным и успокаивающим.
— Смотри, — Игорь показал в направлении, где ровный ряд тополей уходил за горизонт, сливаясь с небом, и Смирнитский обернулся, — видишь?
Он видел, но не понимал, как такое может быть.
— Но как? — Голос чуть осип.
Смирнитский рассмотрел небольшой отряд, всех этих людей он знал поименно во времена службы на 12-й пограничной заставе, где произошел бой. Отряд, словно мираж, растворился в мареве от нагретого на солнце асфальта, но полковник запомнил каждую черту, каждую, даже самую мелкую деталь. Вон во главе Мишка Майборода, сержант, что прикрывал отход, а дальше — остальные члены заставы.
— Я думаю, что это место, где в одно мгновение пролетает вся жизнь. Особенное место, что-то вроде зала ожидания в аэропорту.
— Да? — нахмурился Смирнитский. — Значит, получается, что именно сейчас я ухожу?
Игорь кивнул.
— Но скажи, почему мы?
Кириллов тяжело вздохнул.
— Ответа на этот вопрос никто и никогда не получит. Самое разумное объяснение — так получилось. Но я думаю, что наши жизни — это плата за гармонию Вселенной. Звучит бредово в стиле Паоло Коэльо, но что-то в этом роде.
Игорь прервал свои рассуждения, обернувшись в сторону медленно подымающегося над горизонтом желтого диска солнца.
— Иваныч, — сказал он, улыбаясь, — нам пора.
Два силуэта неспешно стали удаляться в сторону света, где небо сливается с землей, вскоре к ним присоединился третий…
30 км от Москвы, коттеджный поселок «Русская Слобода», дом Дитриха Миллера
— Мартин, — обратился Дитрих Миллер, президент московского филиала немецкой финансовой корпорации «Дойч финанс», специализировавшейся на сделках с недвижимостью, к помощнику, — сопроводите молодую даму в гостевую и предоставьте заботливым рукам фройляйн Шредер.
Мартин учтиво склонил голову.
— Лизочка, — Дитрих повернулся к девушке, — прости меня, я оставлю тебя на некоторое время.
И растянул губы в той самой обольстительной улыбке, которая всякий раз заставляла Лизу краснеть и неуверенно мяться. Вот и сейчас ее щеки предательски заалели, а по коже пробежали мурашки возбуждения.
— Конечно, Дитрих, — улыбнулась она в ответ.
— Уверяю тебя, — добродушно произнес он напоследок, сопроводив ее до двери, — тебе не придется скучать.
Она, смутившись, вышла.
Аккуратно повесив светлый драповый пиджак в шкаф и сменив ботинки на тапочки, он направился в рабочий кабинет. Повернул кодовый замок, который издал короткий писк, и дверь, щелкнув, открылась.
Минуту спустя появился помощник Дитриха Мартин.
— Дружище, — хлопнул Дитрих того по плечу — закрытую конференцию через «Скайп», конечно же с заокеанскими друзьями. Есть повод тряхнуть стариной и немного «поработать».
И не без удовольствия Дитрих Миллер слегка оттянул подтяжки и отпустил их. Старая привычка со времен службы в Штази, доставшаяся в наследство после многолетней и плотной работы с советскими разведчиками в Берлине.
На мониторе рабочего компьютера поочередно появились три лица: все разные, но объединенные общей чертой — печатью времени, которое не щадит никого.
— Выведи их на большой экран, пожалуйста, — попросил Мартина Дитрих.
Секундой позже, щелкнув, вспыхнула широкоформатная плазма, висевшая в другом конце кабинета, напротив стола Дитриха, и на директора посмотрели три пары живых и горящих глаз.
— Доброго времени суток, господа, — поприветствовал всех Дитрих.
Говард Штерн, бывший эксперт-аналитик Штази, а ныне глава финансового директората «Дойч финанс», чье худое лицо было бледно, просто учтиво кивнул. Розовощекий полнолицый книгоиздатель Энгель Утер, в прошлом оперативник Штази, своим «здравствуй» перебил тихий голос пухлого Дитера Принца — бывшего начальника оперативного отдела Штази.
— Когда ты научишься манерам? — недовольно буркнул Принц, обратившись к Утеру.
— Дитер! — воскликнул Утер. — Когда ты перестанешь ныть? От тебя в Штази-то спасу не было.
— Девочки! — иронично прикрикнул Штерн. — Пожалуйста, не ссорьтесь!
Дитрих, прикрыв ладонью рот, хихикнул.
— Господа, — обратился он к бывшим коллегам, — оставьте эмоции. «Константин» просит нас помочь им. Мне нужная любая информация, которую удастся получить в отношении ЦРУ и Араба, — отдал последние указания Дитрих, после чего трое бывших сотрудников Штази исчезли с монитора. Дитрих повернулся к Мартину: — Дружище, у тебя сохранились отношения с симпатичной фройляйн, что работала у нас в управлении, а в последние годы в центральном архиве?
— С Ирмой Йохансен? — уточнил Мартин.
— Да-да! Сексуальной немкой шведского происхождения. — Глаза Дитриха озорно засверкали.
Мартин улыбнулся.
— Как и прежде, она дает мне… — помощник специально выдержал паузу, намекая на двойственность фразы, — любую информацию.
— Прекрасно, — почти пропел Дитрих, — запроси у нее все материалы, которые остались по акции воздействия «Резервация».
— Думаешь, что у нее остались какие-нибудь данные? — с сомнением спросил Мартин.
— Не могу знать, дружище, не могу знать. Но! — Он заговорщицки посмотрел на друга. — У русских есть одна поговорка на этот счет, они говорят: «Бывших чекистов не бывает». Так что стоит проведать Ирму.
* * *
Данные от коллег по Штази, подключивших старые связи по прежней службе в разведке, нескончаемым потоком поступали в ноутбук Дитриха Миллера и тут же дублировались на центральном сервере, где их последующей обработкой уже занимался Мартин: расставлял в хронологическом порядке, рассортировывал источники по степени надежности.
