Ознакомительная версия.
На столе я увидел записку: «Ты спишь еще дольше, чем я. Мне позвонила старая знакомая и успокоила насчет отца. Он – нашелся. Мы скоро будем, и вы познакомитесь. Еще – я хочу сделать тебе подарок. Люблю. Аня».
Записку я прочел несколько раз, пытаясь убедить себя в том, что слова, начертанные твердым ученическим почерком, – все объясняют, расставляют по местам, и тревога моя тщетна, и все жутковатые сны сбываются наоборот… Но ничего не получалось. Беспокойство нарастало и становилось почти паническим… Я тряхнул головой. И снова вспомнилась старуха и ее визгливый голос: «Я заберу у тебя то, что ты уже считаешь своим…»
По комнате я заметался, как по клетке. Слегка задел сложенные стопкой листы, они – рассыпались по полу… И я – замер.
С пола, прямо на меня, смотрел Алеф. Лицо его было жестким и рельефным; на вытянутой ладони он держал стеклянную пирамидку, и блики ее граней отражались в его зрачках и делали взгляд пустым и бессмысленным… Рисунок был совсем свежий.
Аня где-то видела его, и он запомнился ей настолько, что она его нарисовала?..
За спиной Алефа, подобно черной тени плаща, плавали нетопыри со страшными псиными и свиными рылами, а слева застыла химера – с задумчивым и злым лицом и сложенными костистыми крыльями…
По спине у меня пробежал холодок – столь пугающим было это изображение… И если мир красивой юной девушки порою таков…
«Что ты стряпаешь, старуха?» – «Зеркало. Заглянуть не хочешь?» – «Нет». – «Умный».
«Личина» – это маска, за которой люди скрывают свое лицо на карнавале. А «личность» – это маска, за которой люди скрывают пустоту своей души».
«Я изображала вовсе не людей. Я пыталась написать зависть и жадность. В виде людей. А как это еще можно изобразить?..»
«Это… наваждение снова вернулось. И мечешься, и не можешь уснуть, пока не выпишешь все, что… Словно это твой долг или повинность. И рисунки получаются – как сны, но сны кошмарные… И я их жгла. Потому что… я их боюсь».
«…Я маялась, но созданные мною миры и люди были или странно красивы, или странно пугающи… И я – отступилась. Потому что жизнь там, на другой стороне земли, спокойна, самоуверенна и монотонна…»
«Мы ведь сейчас с обратной стороны амальгамы…»
«Ты не боишься порой своих снов?» – «Снов не боятся только те, кто уверен, что окружающей реальностью исчерпывается весь этот мир».
Но откуда она знает Алефа?
Жажда что-то предпринять, найти Аню, защитить заставляла меня куда-то нестись, но – какой смысл нестись в бесконечность? Я присел, прихватил губами сигарету, закурил, жадно затянувшись… Что-то брезжило в моем сознании, но я никак не мог ни понять этого, ни ухватить…
Стал рассматривать другие листы. На них были диковинные существа, похожие на людей, и люди, похожие на диковинных персонажей… И был одинокий музыкант на площади, и листья вихрились у его ног ветреными водоворотами, и сам он казался ломким и хрупким, как жесткий яблоневый прутик, уже успевший вырасти, но так и научившийся прогибаться под толщей – снега… тоски… равнодушия… И он творил музыку, как люди творят печаль, и жил в ней всегда…
…Я тебя вольной волею
Обещал купать допьяна,
Да дорогою волглою
Заблудился в ночи…
Мне вспомнилась эта песня, и как мы пели ее в душной и чужой южной ночи, и Аскер сидел рядом, внимательно слушая… Слушая, но не подпевая… Слушая… Слова!
Да! Аскер был начисто лишен музыкального слуха, настолько, что не отличал мелодию «Подмосковных вечеров» от песен всех советских композиторов, вместе взятых! Он был не просто немузыкален – он был полный и абсолютный слуховой дальтоник, и мир звукавых гармоний был для него тем же, чем для слепого – мир Куинджи, Рериха или Ван Гога! Он был для него черным – нет! – серым квадратом Малевича!
«А с чего ты решил, что я – старуха?.. Я – красива… И – юна… И – беспечна… и вольна… и вечна…»
А дальше… Вспомнилось вдруг общеизвестное, – люди на девяносто пять процентов воспринимают мир зрением, на все остальные органы чувств приходится всего пять…
И оттого – Аскер выстрелил в телевизор? Словно оттуда на него надвигалось нечто, что угрожало его жизни и почти поглотило ее… Обладая исключительной волей, он сумел сконцентрироваться и – выстрелить… Чтобы… показать нам, откуда исходит угроза?
Изображение? Цвет? Слова?.. А что, если человеку показать его самого, но так, как он не ожидал… И он видит себя эдаким монстром и – устрашается настолько, что… Для него словно конструируют отражение в зеркале, но такое, что все его детские и забытые страхи оживают и – уничтожают, уничижают, стирают, нивелируют все, заботливо выстроенное воспитанием и образованием, и человек видит себя дрожащей, уязвимой и беззащитной тварью… А нетопыри уже хлопают перепончатыми крыльями, и скалят рыла, и касаются цепкими коготками сердца… И хочется убежать в темноту и покой, в то, что кажется в этот момент темнотой и покоем… В смерть.
«Что ты стряпаешь, старуха?» – «Зеркало. Заглянуть не хочешь?.. Мы ведь сейчас с обратной стороны амальгамы… Не знаю, как ты забрел в эти места, странник… Наверное, оставил что-то в прошлом… И вспомнить не можешь, и забыть не в силах…»
«Ты знаешь, отчего умерли все те, что… У них исчезли надежды. Чаяния. И они – отчаялись. Ты ведь знаешь, как это бывает…» Да. Я знаю.
Отчаяние наступает тогда, когда жажда победы становится нестерпимой.
Думать. Я заварил крепчайшего чая и прихлебывал, не чувствуя горечи. Вернее, горечь была, но – другая…
Посмотрел на часы: около десяти. Считать, что сорок минут я спал? Или прилег только затем, чтобы увидеть старуху, что считала себя юной? Или девушку, превратившуюся в старуху? Что творила в котле зеркальную амальгаму? Или – оборотную сторону мира сего?..
Записка… «Мне позвонила старая знакомая насчет отца. Он – нашелся». Или – не терялся? И все – хорошо? И мне нужно просто сесть в такси, потом в самолет, вернуться в Москву и – выспаться… И – видеть сны… И – размышлять о жизни и бессмертии… И грезить подвигом… И забыть этот смытый волнами город…
Я набрал номер Ани. Длинные гудки. Семь… Двенадцать… Девятнадцать… Никого.
Тревога… «Я же вижу… Тебе тревожно и муторно… Настолько, что ты не можешь сдвинуться с места! Ты оставил что-то в прошлом… И вспомнить не можешь, и забыть – не в силах. Как все».
Как все… Как все… Как все… «Люди знают только то, что могут себе представить. И оттого не ведают, что творят. Стряпают свою жизнь из ошметков, обрывков, обмылков… И тоскуют, и скучают, и пережидают ее – нудно, а терпят…» – «А что стряпаешь ты, старуха?» – «Зеркало».
Зеркало для героя… Зеркало для каждого… В котором он не узнает себя… Или – узнает о себе такое, что делает его пребывание в этим мире несовместимым с жизнью…
Аня?! Не может быть! Или – может? Во всем происходящем и происшедшем в городе – какая-то неподвластная разуму дисгармония… Или – гармония, но другая… И – где она видела Алефа?
Дэвид Дэниэлс работал в управлении технической разведки Великобритании… Четырнадцать лет назад вышел в отставку, приехал сюда и удочерил Аню… Если сложить Анину способность представлять людей чудовищами и возможности Дэниэлса как специалиста-технолога… Недавно… он разбогател почти сказочно… Африканское наследство – или…
Алеф прибыл, чтобы приобрести методику умерщвления людей… Невиданную ранее…
Почему все сошлось на этом городе?
Миранда Радзиховская… Работала в специализированном отделении с детьми. С теми самыми. «Шиза ее – талантом обернулась… Разбогатела… Да и у ведьм, у них как? Ходит эдакая хромоногая с клюкой, а как на шабаш – такой красавицей обернется, что не то что сенатор – особа духовного звания и то – не устоит…» Миранда – мертва. Как и сенатор, что приезжал с ней на встречу.
Дальше… Похищение детей было организовано, но не проведено… Хотели похитить всех? Или – избранных? Или – кого-то одного? Аню? Эжена? Германа?
Эжен… Человек, что чувствует музыкальную гармонию Вселенной и может ее выразить… Словно Орфей… Недавно ученые подтвердили согласованность музыкального характера между всеми элементами мироздания… И все естественные звуки – всего их семь – подчиняются законам гармонии: в них есть обертоны, консонансы и диссонансы, пропорциональные интервалы и деление на полутоны, различие мажора и минора… И это организованное, стремящееся к гармонии звучание пронизывает всю Вселенную: свою звуковую окраску имеют и пульсирующие звезды, и магнитные бури, и молекулы ДНК и РНК, лежащие в основе живой материи… И звуки воздействуют на человека так же, как он – на Вселенную? И прежде, чем мы сотворили музыку, она сотворила нас? И тот, что не может принять эту гармонию, – перестает существовать?..
Эжен пропал. Его ищут все. А Аня?
Чай закончился. Пора.
Я вышел из домика, пощурился на солнце, огляделся… Немудрено, что вчера вечером я не заметил никакого «настоящего полковника», приставленного, по словам Мориса, для охраны Ани. Вернее, Анеты. Но и сейчас я никого не заметил. Пропал? Заблудился? Как Эжен? Как Аня? Как Аскер? Как я сам? Как все в этом городе?.. Нет. Поодаль стоит автомобиль. В нем кто-то спит, откинувшись на сиденье. «Полковнику никто не пишет…» И не звонит. И сменить забыли. «Трубадур, увлеченный своей принцессой…»
Ознакомительная версия.
