Часа через полтора появился Подберезский.
– Ну? – спросил Комбат, взглянув на своего друга.
– Что «ну», командир?
– Что видел? Рассказывай.
– Часовых видел, видел, как они сменяются. Нашел одно хорошее место, где можно подобраться к колючке, а оттуда до складов рукой подать.
– И где это место? – Комбат снял с карты синьки.
– Вот, смотри, – быстро, легко ориентируясь в карте, показал Подберезский…
* * *
Рублеву и Подберезскому повезло. Стемнело быстро, с востока надвинулись тяжелые темные тучи, начал накрапывать дождь и не пришлось дожидаться ночи. Они подобрались к колючке, разрезали ее и проникли на территорию. Два люка, указанных на плане, оказались заваренными, причем, один из них был заварен недавно, может, несколько дней назад.
Ржавчина даже не успела появиться на металлическом шве.
В конце концов Борис Рублев и его приятель нашли то, что искали.
– А ты уверен, – спросил Подберезский, – что через этот люк мы сможем попасть в склады?
– Должны, – ответил шепотом Комбат.
Метрах в ста от них ходил часовой. – Давай сдвигать горловину.
Провозившись минут двадцать, с невероятными усилиями Комбат с Подберезским сумели-таки снять горловину вмазанную раствором в кирпичную кладку, сняли ее вместе с заваренной крышкой люка. Комбат нашел камешек и бросил вниз. Послышался глухой звук падения на что-то твердое.
– Странно, воды нет, – прошептал Комбат и жестом показал Подберезскому, что будет спускаться первым.
Шахта оказалась довольно-таки глубокой, метров двенадцать. Уже внизу Комбат зажег фонарь и взглянул на Андрея.
– Как ты?
– В норме, Комбат. Двигаем вперед?
– Пошли.
И они тихо, стараясь не шуметь, двинулись по узкому бетонному коридору. Минут через пятнадцать они оказались у смазанной солидолом решетки.
– Ты следи, Андрюша, а я попробую с ней разобраться – сперва по-хорошему.
– Вымажемся сейчас, как гады.
– Это не страшно, помыться можно. Главное нам попасть в сам склад.
И они вдвоем принялись ломать решетку, орудуя ломиком. Прутья решетки были довольно толстые, но Комбату удалось-таки выгнуть один. Образовалась солидная щель сантиметров под тридцать.
– Давай попробуем ломануть второй.
Второй прут долго не поддавался, но противостоять Комбату и Подберезскому не мог даже металл. Железо заскрежетало, и прут сломался в том месте, где был приварен к толстому стальному уголку.
– Ну вот, порядок. Давай упремся вдвоем и поднимем его вверх.
И это им удалось сделать. Теперь уже можно было без особого труда пробираться дальше.
– Интересно, сколько же еще таких решеток придется нам ломать?
– Думаю, больше не будет, – проворчал Комбат, вытирая мокрое от пота лицо.
И они побрели дальше.
– Чувствую, приближаемся.
– Выключи фонарь, командир, – сказал Подберезский, прижимаясь к бетонной стене и прислушиваясь.
Они стояли так около минуты.
Затем Комбат прошептал:
– Кажется, все тихо, пошли дальше.
И они уже в кромешной тьме стали двигаться на ощупь.
– А чего мы боимся, собственно, командир, – сказал Подберезский, – на этих же складах никого нет. Зажигай поярче фонарь.
– Погоди, доберемся до конца этого тоннеля, тогда и зажжем. Лучше посвети на план, сейчас узнаем долго ли нам еще идти.
– Мы же уже у цели. Свети теперь вперед.
Подберезский направил фонарь вперед, и они увидели, что тоннель кончается.
– Давай, двигаемся быстрее!
Через минуту они уже находились в одном из помещений склада. Здесь хранились снаряды.
Когда они обошли его, Подберезский спросил:
– Командир, а ты помнишь сколько таких помещений?
– Много.
– И ты хочешь их все осмотреть?
– Попробуем.
И они начали осмотр – искали то, сами не зная что. На складах царил образцовый порядок. Все смазано, пронумеровано, каждый отдельный отсек тоже был пронумерован.
– Господи, сколько здесь всего, командир! – запыхавшись, бормотал Андрей.
– Да, если все это рванет…
– Лучше про это не думай. И не дай, конечно, бог, оно сейчас рванет!
По всему было видно, нога человека в этих складах не ступала давно. Время от времени комбат поглядывал на свои часы и на плане вычеркивал одно помещение за другим. Повсюду на складах царила гулкая, звенящая тишина.
– Нету здесь ничего! – сказал Подберезский, когда они остановились, чтобы перевести дух.
– Сам вижу, что ничего подозрительного нет и все боеприпасы лежат на месте. Если бы что-нибудь ходовое хранилось, то здесь появлялись бы люди.
– Давай, Комбат, подбираться поближе к воротам. Может, там что-нибудь отыщется?
– Ну что ж, давай. Только осмотрим еще два соседних склада.
Длинные тени двух мужчин метались по стенам, по черным, огромным авиационным бомбам, которые казались безжизненными, мертвыми, и были похожи на туши огромных мертвых рыб с тупыми рылами. Осмотрев два дальних склада, Комбат и Подберезский выбрались к тоннелю. Они бродили в арсенале больше четырех часов.
– Может, на улице уже рассвело? – наклонившись к Комбату, прошептал Андрей.
– Какого черта светло, Андрюша? Немного, конечно, светлее, чем здесь, но еще ночь, и у нас есть время.
– Тогда пошли, командир, подберемся к воротам. Может, они хранят «это» у самых ворот?
– Может и так. Вывозить проще.
– Вот и я думаю.
И они, светя фонарем под ноги, направились ко входу. Комбат вдруг замер, выключил фонарь.
– Что такое, командир? – настороженно переждав минуту, спросил Подберезский.
– Вроде там кто-то ходит… Или мне послышалось?
– Да нет, вроде, по-прежнему тихо, – сказал Андрей.
– Но все равно, фонарь включать не будем. В щель могут увидеть свет и тогда тут такое начнется… Тревогу поднимут, шум будет…
– Курить хочется зверски, – сказал Подберезский.
– А мне что, по-твоему, не хочется? Я бы тоже покурил. Но лучше о сигаретах и не думать.
– Да, я тебя понимаю, командир.
Матвей Гаврилович Супонев, естественно, огорчился, узнав, что подполковник Борщев и один из его охранников мертвы. Но тем не менее, философски рассудил: «Нет человека, нет проблем».
И эта мысль его немного успокоила.
Но ненадолго. Ведь он прекрасно понимал, что сейчас этим делом займутся работники следственных органов, прокуратуры. А так, как погибший подполковник военный, то естественно, подключится и военная прокуратура.
«Ну, да бог с ней, – подумал Матвей Гаврилович, – там у меня все схвачено».
Не долго думая, он прямо из машины, которая мчалась за город, позвонил в Министерство обороны и немного извиняющимся голосом сообщил пренеприятное известие, попросил этому делу не придавать огласки, списать все на пьянство подполковника Борщева и, самое главное, не посылать никаких проверок на полигон под Смоленском – на место службы подполковника.
А судьба охранника Матвея Гавриловича волновала не больше, чем дождь, неожиданно начавшийся после обеда. Кого-кого, а вот охранников у него хватало.
Гапон подумал: "И денег у меня предостаточно. Найму столько, сколько мне нужно будет. Хотя пока на мою жизнь никто и не покушается, слишком уж я хорошо устроился.
Возникают иногда проблемы и довольно неприятные. Но, тем не менее, я их успешно решаю. А самое главное, во всех этих делах не быть жадным, не тянуть одеяло на себя.
Давать всем возможность откусить от сладкого пирога по сытному куску и тогда волки будут сыты и овцы останутся целы".
А вот что беспокоило Матвея Гавриловича по-настоящему, так это полигон. Он чувствовал, что кому-то полигон не дает покоя. Может быть, это люди из ГРУ, может из ФСБ, а может быть, полигоном заинтересовались люди, приближенные к министру внутренних дел.
Да-да, именно этот министр и был самым несговорчивым и самым опасным в рискованной игре. Матвеи Гаврилович через своих знакомых уже несколько раз делал попытки договориться с министром МВД, предлагая тому всевозможные выгоды – и материальные, и политические. Но тот на подозрительные контакты не шел, резко обрывал разговоры с друзьями Гапона, сверкая стеклами очков.
«Какая же ты сука! – думал время от времени Супонев, видя лицо министра на экране телевизора или на страницах газет и журналов. – Неужели к тебе нет подхода? Неужели я не правильно ищу его? Наверняка подходы есть. Ведь смог же я договориться с людьми, не менее значительными, чем ты, и они с радостью приняли помощь Матвея Гавриловича Супонева, согласились сотрудничать, согласились во всем помогать. И вот теперь они занимаются тем, чтобы все шло тихо и спокойно, чтобы спирт с полигона вывозился на заводы, а там из него делалась водка».
Приехав в свой загородный дом, Матвей Гаврилович разделся и сразу же направился в кабинет. Он быстро набрал номер полковника Иваницкого. И когда тот ответил, Матвей Гаврилович резко заговорил, причем так, словно бы не хотел дать возможность своему невидимому оппоненту вставить слово:
